Николай Внуков - Тот, кто называл себя О.Генри

• Название: Тот, кто называл себя О.Генри
• Автор: Николай Внуков
• Издательство: Ленинградское отделение издательства «Детская литература»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

---

… В те часы, когда удавалось остаться наедине с самим собой, он перебирал в памяти прошлое. Его мучил стыд. Он пришел к убеждению, что вел себя в жизни как слабый человек. Как щепка в потоке воды.

Кто-то однажды сказал, что песок — это игра детей, а жизнь — игра взрослых. Да, может быть, это и похоже на игру. Но она увлекательна только для тех, кто наблюдает со стороны, и невероятно сложна и страшна для тех, кто попадает в самую свалку. И самое страшное то, что большинство людей на самом деле не такие, какими они кажутся. Это игра в жуткий маскарад, где каждый носит благообразную маску.

Раньше он принимал все без сомнений. Он делал ставки и выигрывал или проигрывал — как повезет. Он скользил по жизни, подгоняемый ветерками удач и неудач. Он играл в жизнь, как в покер, ожидая, когда на руках окажется каре тузов и когда можно будет сделать беспроигрышный ход. Может быть, от этого все казалось ему несерьезным, ненастоящим. Азарт игры мешал рассмотреть за действиями людей иные цели, кроме, разве, одного — стремления каждого прожить как можно лучше, вкладывая в это как можно меньше труда. Ну что ж, он не видел в этом ничего плохого. Так жили все в их стране. Так учили жить и его: больший коэффициент при наименьшей затрате сил. Даже в газетах писали, что этот метод — одна из основ, на которых процветает нация.

Теперь он увидел другое. В действиях тех, кто его окружал, была какая-то странная закономерность. Правда, он не Мог уловить, в чем она заключалась.

Почему президент банка, управляющий, ревизор, судьи и присяжные, каждый из которых в отдельности были людьми в сущности неплохими, отзывчивыми, способными все понять, как только начинали действовать сообща, сразу же превращались в детали какой-то немыслимой, страшной машины, которая сминала людей, попавших в ее нутро, и сбрасывала их со счета, как сбросила его в этот застенок?

Казалось, все играли напрямик. И он тоже играл напрямик, открывая карту за картой. Но выходило, что это только видимость игры напрямик. Выходило, что нужно было непрерывно притворяться, что дважды два — пять, хотя наверняка знаешь, что четыре. Выходило, что нужно было склеить себе маску и носить ее повседневно, как шлем с опущенным забралом. Сумеет ли он передернуть карты, или время уже упущено?

Он разбирал прошлое по частям, отбрасывая труху и осколки условностей. И всегда неотброшенными оставались две вещи — любовь и дружба. Любовь и дружба были самыми стойкими элементами жизни. Они никогда не изменялись ни под какими воздействиями, если, конечно, были настоящими, а не маской.

Любовь и дружба. Нужно быть очень честным человеком, чтобы до конца пронести их по жизни. Нужно быть осторожным, чтобы они не превратились в привычку.

Самым близким человеком была для него сейчас мать Атол, миссис Роч, женщина с тысячью предрассудков и предубеждений, но по натуре мягкая и добрая. Он написал ей письмо. Он рассказал все, что его мучило. Даже о минутах отчаянья.

«Я никогда не думал, что жизнь человека такая дешевая вещь. Здесь на людей смотрят, как на животных. Рабочий день здесь тринадцать часов, и кто не выполнит задания, того бьют. И как бьют! С тонким знанием дела. А вынести работу может разве только Геркулес, для простого человека это верная смерть… Чахотка здесь — обычная вещь, все равно, что насморк у вас, на воле.

Я пробовал примириться с тюрьмой, но нет, не могу. Что привязывает меня к жизни? Я способен вынести какие угодно страдания на воле, но эту жизнь я больше не желаю влачить. Чем скорее я ее кончу, тем лучше будет и для меня и для всех остальных».

Он послал письмо, минуя тюремную цензуру, через доктора Уилларда, который жил в городе. Он писал без надежды на ответ. Он не знал, как отнесется миссис Роч к нему, каторжнику, теперь. Она была южанкой до последнего своего ногтя и могла разорвать конверт, даже не распечатав его.

Но ответ пришел. Он читал его, остывая после очередной экскурсии с Уиллардом в подвал пыток.

«Я твердо убеждена, что все это судебное дело — ошибка, — писала миссис Роч. — И ваши рассуждения о жизни тоже ошибочны. Мы — люди, и в наших бедных сердцах живут сильные страсти и большие слабости. Такими уж создал нас господь бог. Но прошу вас, Билли, не забывать, что, кроме меня, которая вас уважает и вам верит, у вас есть еще Маргарэт, которая вас любит и для которой вы — единственный человек на свете. Помните об этом каждую минуту, Билли, и да хранит вас бог…»

Человек притерпевается ко всему. Через месяц он уже не бледнел и не отворачивался при виде искореженных в конском станке, изорванных железными прутьями тел. Он перестал ощущать запах крови. Нервозность и самоуничижение Уилларда обратились в порядок вещей.

Он видел, как человеком разбивали сооружение, сколоченное из досок и слегка похожее на кресло. Человеку подгибали колени к подбородку, приподнимали его и с силой опускали задом на доски. Это называлось «посадить на стул».

Он узнал, что означают слова «освежите этого парня». Для «освежения» надзиратели использовали брезентовый пожарный рукав с узким наконечником и струю воды, прямую как палка, направляли в лицо своей жертвы. Голова крепко привязана к вбитому в землю столбу, и струя, режущая как сталь, заставляет человека открыть рот. Вода врывается в глотку, наполняет человека до краев, растягивает и разрывает желудок. Ни одному каторжнику не удалось еще выдержать двух таких пыток.

Он мог легко покончить с собой. Под руками были морфий, сулема и мышьяк. Но под руками, кроме страшных склянок были письма миссис Роч, и всего в ста пятидесяти милях от Колумбуса, в Питтсбурге, жила голубоглазая девочка, которой он задолжал будущее.

Он пишет в Питтсбург:

«Самоубийства у нас такая же заурядная вещь, как у вас пикники. Почти каждую ночь нас с доктором вызывают в какую-нибудь камеру, где очередной бедняга пытался свести последние счеты с жизнью. Вчера сошел с ума бывший боксер. Потребовалось восемь человек, чтобы связать его».

В постскриптуме он просит:

«Ради бога ни словом, ни намеком не дайте понять Маргарэт, где я и кто я сейчас. Ее отец не каторжник, он журналист, репортер крупной нью-йоркской газеты, уехавший в долгую заграничную командировку. Он из Южной Америки переезжает в Европу, потом в Индию, а оттуда в Китай. Годика через четыре он вернется домой и привезет маленькой Марджи много замечательных вещиц и чудесных рассказов о далеких странах».

В письмо он вкладывает записку, написанную печатными буквами:

«Алло, Маргарэт!

Помнишь ли ты меня? Я Мурзилка и меня зовут Алдибиронтифорникофокос. Если ты увидишь на небе звезду и успеешь повторить мое имя семнадцать раз, прежде чем она закатится, ты найдешь колечко с алмазом в первом же следке коровы, которая будет шагать по снегу после метели среди пунцовых роз на помидорных кустах.

Ну, прощай. Мне пора в дорогу. Я езжу верхом на кузнечике…»

… Вечерняя выдача лекарств — списки больных — подвал пыток — опухшее лицо Уилларда — стоны избитых — грохот тачки, на которой негр Джо, санитар, возит трупы в морг, — свеча на конторке — обход камер особого режима — чертов круг, в котором человек — крохотная частица какого-то бесконечного процесса: «на ужин!» — «ко сну!» — «на прогулку!» — «номер 30664!» — «номер 27221!»

Только не дать закрутить, засосать себя, только остаться тем, кто ты есть…

ГЛАВА об энди таккере, степном принце, о вечернем экспрессе из Санта-Фэ и о тихом ранчо на берегу ручья

— Посмотрите-ка, Бадди, какая персона пожаловала в наш пансион!

Доктор Уиллард бросил на конторку Билла вчерашний номер «Последних новостей». Доктор пришел из города, только что принял свою дозу «Эспирита де ла Винья», как он именовал скверный, воняющий сивухой спирт, выдаваемый для нужд тюремной аптеки, и был настроен весьма благодушно. К красной черте он подходил обычно во второй половине дня.

Билл разгладил газету ладонями и пробежал глазами заголовки.

Ага, вот оно. Отдел полицейского репортажа.

«Знаменитый грабитель поездов Эльджи Дженнингс, по прозвищу Западный, человек, чьи руки обагрены кровью десятков невинных жертв, предводитель шайки, совершившей налет на экспресс МКТ и ограбление пассажирского состава у Скалистого острова в штате Техас, наконец-то в руках властей и присужден к пожизненному заключению в каторжную тюрьму Огайо».

— А! — воскликнул Билл. — Значит, они все-таки попались.

— Что? — переспросил Уиллард. — Вы его знаете?

— Я говорю, что у полицейского репортера неважный стиль. О таком событии нужно писать в другом тоне.

— Я работаю здесь шесть лет, но еще ни разу не видел предводителя железнодорожных налетчиков. Завтра мы с ним познакомимся, — сказал Уиллард.

«Вот и Эль пришел к своему концу, — подумал Билл. — Это пожизненная каторга».