Николай Гарин-Михайловский - Детство Тёмы (сборник)

• Название: Детство Тёмы (сборник)
• Автор: Николай Гарин-Михайловский
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15448-7

В книгу избранных произведений известного русского писателя Н.Г.Гарина-Михайловского вошли первые две повести автобиографической тетралогии «Детство Темы» и «Гимназисты», а также рассказы и очерки разных лет.

Содержание:

Детство Темы

Гимназисты

Рассказы и очерки

Под вечер

На ходу

Бабушка Степанида

Дикий человек

Переправа через Волгу у Казани

Немальцев

Вальнек-Вальновский

Исповедь отца

Жизнь и смерть

Два мгновения

Дела. Наброски карандашом

Когда-то

Клотильда

---

– Ничего особенного, – резюмировал свои впечатления Корнев, останавливаясь перед изображением мадонны. Это было изображение прекрасной женщины с золотистыми волосами и глазами почти круглыми, необыкновенно выразительными: что-то было доброе, ласковое, своеобразное в этих глазах, во всем лице и позе.

– Вот Марья Николаевна! – воскликнул Корнев.

– Правда, похожа? – спросила Зина.

– Поразительно.

– Это портрет прабабушки… Она умерла молодой… Прадедушка где-то в Италии заказал этот портрет.

– Замечательная работа!

– Говорят, замечательная.

– А вот и мы все, – обратила внимание Корнева Наташа на другую картину, где был изображен Христос, благословляющий детей. В числе детей были все дети Аглаиды Васильевны. Наташа, маленькая, стояла лицом к зрителю, вбок к Христу, и смотрела в упор своими большими черными глазами.

Корнев чрезвычайно долго всматривался.

– У вас всегда были большие черные глаза, – произнес он.

– Вы очень наблюдательны, – прошлась на его счет Зина.

Над картиной было кругом написано: «Если не будете как дети – не войдете в царство небесное».

– В каком смысле? – спросил Корнев Аглаиду Васильевну.

– В самом прямом.

– Отличительная черта детей, – проговорил Корнев, принимаясь за ногти и косясь на Аглаиду Васильевну, – их прямолинейная логика.

– Чистая, – вставила Аглаида Васильевна.

– Конечно.

К обеду пришел Карташев.

– Ну, что отец Даниил?

– Ничего.

– Вот от него всегда такие сведения, – заметила Зина.

– Ну, пойди сама, – огрызнулся Карташев.

– Конечно, пойду.

– Он сам придет после обеда, – сказал Карташев.

– Постарел? – спросила Аглаида Васильевна.

– Нет, все такой же.

– А я все-таки на вашем месте сделалась бы актером, – заговорила Маня, садясь против Корнева.

– Ну, вот ты так и сделай, – усмехнулась Зина, – кстати, у тебя голос, кажется, будет, – поступай в оперу.

– Если будет, то и поступлю.

– Только если первоклассный, – прибавила Аглаида Васильевна.

– Первоклассным у всех быть не может, – вмешался Корнев.

– В таком случае незачем и поступать.

– А я все-таки поступлю.

– Даже если мама против?

– А если мне хочется?

– Очень грустно в таком случае.

Корнев скорчил Мане гримасу. Маня заглянула ему в лицо, как бы ища ответа.

– Я бы подождала, пока все умрут.

– Ну, тогда делайте, что хотите, только на могилу ко мне не ходить…

– А я приду, – сказала Маня, лукаво и в то же время просительно глядя на мать, так что Аглаида Васильевна ласково усмехнулась.

– Дурочка ты…

– Гм! Гм! – заерзал Корнев.

Маня весело смотрела на него.

– Вот никогда не думала, чтобы вы были такой веселый, – сказала Зина.

– Мне теперь кажется, что я всегда такой.

– Вы всегда вот какой…

Зина исподлобья посмотрела, грызя ногти.

– Нет, это уж Наташа пусть представит, – сказала Аглаида Васильевна, – она замечательно вас копирует.

– Вот как… много чести!.. не знал… Пожалуйста…

– Я не умею.

– Ну… пожалуйста… умоляю… на коленях прошу.

Корнев закончил отчаянной рожей.

– Кар! – передразнил он Маню.

– У вас хороший «подражательный талант», – кивнула ему Наташа.

– Вы похожи, говорите, на вашу маму? – спросила Маня и, подняв головку, лукаво ждала ответа.

– И это в тринадцать лет! – воскликнул Корнев. – О, благодарю тебя, создатель, что к ее времени я уж буду стариком.

– К ее времени вы начнете только жить, – улыбнулась Аглаида Васильевна.

– А теперь, позвольте узнать, что мы делаем?

– А теперь вы только скользите по поверхности жизни.

– Как водяные пауки, – вставила Зина.

– Понимаю, – ответил Корнев и, повернувшись к Мане, сказал: – Во всяком случае, вы замечательно оригинальная… И что-то мне напоминаете… я никак не могу выразить… Вы видали картины Рубенса, Рембрандта… Я одинаково не видал ни одной картины ни того, ни другого, но это все равно… А вот это «кар» я уж окончательно не знаю, чему приписать.

– Вороне же, – напомнила Зина.

– Да ведь оказалось, что ворона так же похожа на Марью Николаевну, как я на мать… Так, если не ошибаюсь? Я скорее бы сравнил вот… есть такой инструмент… я его тоже никогда не видал… Я, кажется, начинаю совсем уж чушь нести…

Степан поднес Корневу блюдо с пирожным.

– Благодарю покорно… Дай бог вам и вашим деткам много лет здравствовать.

Корнев вскочил и раскланялся перед Степаном.

– И вам, сударь, дай бог… милостивую хозяйку, так чтоб, как наши барышни, красавица была, да деток кучу.

– Мой друг, это… это… благодарю… Позвольте мне с вами облобызаться?!

Корнев вытер салфеткою рот и торжественно расцеловался со Степаном.

Степан принял это за чистую монету и, довольный, удовлетворенный, понес блюдо дальше. Лицо Степана было так серьезно и торжественно, что было неловко и смеяться. Все наклонили головы, чтоб спрятать свои улыбки.

– А ведь наступят когда-нибудь такие отношения, – заговорил Карташев.

– В раю такой Степан, может быть, выше нас с тобой, мой друг, займет место, – убежденно произнесла Аглаида Васильевна.

– На этом основании нельзя ли ему предложить маленький уголок за этим столом? – сказал Корнев.

– Здесь нельзя, – твердо ответила Аглаида Васильевна.

– Маленькая как будто непрямолинейность… Я вспомнил надпись в капелле.

– Вы, конечно, знаете, откуда эта надпись? Ну, там же: «Рабы, повинуйтеся господам своим».

– Рабов уже нет, теперешний раб имеет в кармане деньги и завтра сам будет иметь рабов.

– И будет…

– Чему же в таком случае повиноваться? – огрызнулся Карташев. – Капиталу?

– И рад… Выберите лучше другую тему…

– Отчего же? и эта интересна, – настаивал сын.

Из-за стола встали.

– Интересная, но не для меня.

Карташев продолжал упорствовать.

– Тёма, а если я не хочу? – уже сухо спросила Аглаида Васильевна.

Карташев насмешливо поклонился.

– Позвольте, я его выведу, – предложил Корнев, заминая надвигающуюся размолвку. – Зинаида Николаевна, сыграйте нам марш.

И под звуки марша Корнев увел упиравшегося Карташева.

– Ну, иди… – ласково не то понуждал, не то уговаривал он приятеля.

Пройдя несколько комнат, Корнев воскликнул: «О господи! я лопну, так наелся», – и с размаху упал в кресло.

Вошел Сережа и, стоя у двери, смотрел на брата и Корнева.

– Что вы, молодой человек, конфузитесь все? – спросил Корнев, подходя и встряхивая Сережу за его худенькие руки.

– Я не конфужусь.

– Вы вот берите пример с этого нахала… Право.

Корнев показал на Карташева. Карташев, снова повеселевший, проговорил: «Бери пример!» – подпрыгнул и упал на диван.

– Вот так? – спросил Корнев, падая на другой диван.

Он поднялся, посмотрел на Карташева и, весело рассмеявшись, опять откинулся на спину и заболтал ногами.

– Очень мило! – произнесла Маня, заглядывая и скрываясь.

– Mille pardons…[14]

– Я буду спать… – сказал Карташев.

– Неужели будешь? – живо спросил Корнев.

Карташев не ответил.

– А я чем хуже?

Корнев повернулся на бок и закрыл глаза. Через несколько минут оба уже спали.

– Спят, – осторожно заглянула Маня. За ней заглянули Наташа и Сережа…

– Спят, – прошептала Наташа, входя на цыпочках на террасу.

– Надо ставни закрыть, – сказала Аглаида Васильевна. – Сережа, позови Степана… Очень симпатичный Корнев и деликатный, не смотря на кажущуюся резкость.

– Он деликатный, – согласилась Зина, – это в городе, в компании Рыльского, Долбы…

– Он всегда был деликатный, – горячо вступилась Наташа. – Он замечательно отзывчивый, остроумный…

Зина улыбнулась и закрылась книгой.

– Пожалуйста, не думай… я вовсе в него не влюблена.

– Я вовсе ничего не думала…

– Дети, – остановила Аглаида Васильевна, – пожалуйста, без этих ужасных мещанских слов: «влюблена». Кто в ваши годы бывает влюблен?

– Конечно, – согласилась Наташа, – симпатичный человек, и я очень рада, что он гостит… Степан, осторожно закрой у папиной комнаты ставни – они в голубой… Не стучи.

Степан для меньшего шума пошел на цыпочках. Маня, перегнувшись, весело его наблюдала.

– Некрасивый Корнев, – проговорила она, – вот Рыльский красивый.

Корнев проснулся первый и не сразу сообразил, где он. В щели пробивались уже низкие лучи солнца и густой золотистой пылью играли полосами по дивану и стенам; виднелся кусочек голубого неба и весело манил к себе. Корнев с удовольствием потянулся, оглядывая в полумраке уже знакомую обстановку голубой диванной.

– Ты… черт… спишь?

Карташев открыл глаза.

– Не сплю, дьявол.

– Мне кажется, что я здесь уж сто лет безвыездно живу. Тебе не кажется? Квасу бы.

– Крикни.

Корнев помолчал и вдруг заорал:

– Дьяволы, квасу!

– Слушаю-с, – ответил за дверью Степан.