Федор Достоевский - Чужая жена и муж под кроватью

• Название: Чужая жена и муж под кроватью
• Автор: Федор Достоевский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21238-5

Современники Федора Михайловича Достоевского неоднозначно относились к его творчеству: одни ценили за умение передать реалистичную картину жизни любых персонажей – от уличного нищего до «его превосходительства», другие осуждали его произведения за вычурность и манерность, – но тем не менее все признавали его исключительный талант, как признают его и сейчас.

---

– Ну, так не болтайте же, а лежите себе смирно, пластом! Пожалуй, ночуйте здесь, а завтра как-нибудь вылезете; вас никто не заметит; уж коли один вылез, так, верно, не подумают, что еще остался другой. Еще бы сидела целая дюжина! Впрочем, вы и один стоите дюжины. Подвигайтесь, или я выйду!

– Вы язвите меня, молодой человек… А что если я закашляюсь? Нужно все предвидеть!

– Тсс!..

– Что это? Как будто наверху я опять слышу возню, – проговорил старичок, который тем временем, кажется, успел задремать.

– Наверху?

– Слышите, молодой человек, наверху!

– Ну, слышу!

– Боже мой! Молодой человек, я выйду.

– А я так не выйду! Мне все равно! Уж если расстроилось, так все равно! А знаете ли, что я подозреваю? Я подозреваю, что вы-то и есть какой-нибудь обманутый муж – вот что!..

– Боже, какой цинизм!.. Неужели вы это подозреваете? Но почему же именно муж… я не женат.

– Как не женат? Дудки!

– Я, может быть, сам любовник!

– Хорош любовник!

– Милостивый государь, милостивый государь! Ну, хорошо, я все вам расскажу. Вонмите моему отчаянью. Это не я, я не женат. Я тоже холостой, как и вы. Это друг мой, товарищ детства… а я любовник… Говорит мне: «Я несчастный человек, я, говорит, пью чашу, я подозреваю жену свою». – «Но, говорю я ему благоразумно, за что же ты ее подозреваешь?..» Но вы не слушаете меня. Слушайте, слушайте! «Ревность смешна, говорю, ревность порок!..» – «Нет, говорит, я несчастный человек! Я, того… чашу, то есть я подозреваю». – «Ты, говорю, мой друг, ты товарищ моего нежного детства. Мы вместе срывали цветы удовольствия, тонули на пуховиках наслаждения». Боже, я не знаю, что говорю. Вы все смеетесь, молодой человек. Вы сделаете меня сумасшедшим.

– Да вы и теперь сумасшедший!..

– Так, так, я и предчувствовал, что вы это скажете… когда говорил про сумасшедшего. Смейтесь, смейтесь, молодой человек! Так же и я процветал в свое время, так же и я соблазнял. Ах! У меня сделается воспаление в мозгу!

– Что это, душенька, как будто у нас кто-то чихает? – пропел старичок. – Это ты, душка, чихнула?

– О, боже мой! – проговорила супруга.

– Тсс! – раздалось под кроватью.

– Это наверху, верно, стучат, – заметила жена, испугавшись, потому что под кроватью действительно становилось шумно.

– Да, наверху! – проговорил муж. – Наверху! Говорил я тебе, что я франтика – кхи, кхи! Франтика с усиками – кхи, кхи! Ох, бог мой, – спина!.. Франтика сейчас встретил с усиками!

– С усиками! Боже мой, это, верно, вы, – прошептал Иван Андреевич.

– Создатель мой, какой человек! Да ведь я здесь, здесь вместе с вами лежу! Как же бы он меня встретил? Да не хватайте меня за лицо!

– Боже, со мной сейчас будет обморок.

В это время наверху действительно послышался шум.

– Что бы там было? – прошептал молодой человек.

– Милостивый государь! Я в страхе, я в ужасе. Помогите мне.

– Тсс!

– Действительно, душка, шум; целый гвалт подымают. Да еще над твоей спальней. Не послать ли спросить.

– Ну, вот! Чего ты не выдумаешь!

– Ну, я не буду; право, ты такая сегодня сердитая!..

– О, боже мой! Вы бы шли спать.

– Лиза! Ты меня вовсе не любишь.

– Ах, люблю! Ради бога, я так устала.

– Ну, ну! Я уйду.

– Ах, нет, нет! Не уходите, – закричала жена. – Или нет, идите, идите!

– Да что это ты в самом деле! То уходите, то не уходите! Кхи, кхи! А и вправду спать… кхи, кхи! У Панафидиных девочки… Кхи, кхи! Девочки… кхи! Куклу я у девочки видел нюренбергскую, кхи, кхи…

– Ну, вот куклы теперь!

– Кхи, кхи! Хорошая кукла, кхи, кхи!

– Он прощается, – проговорил молодой человек, – он идет, и мы тотчас уходим. Слышите? Радуйтесь же!

– О, дай-то бог! Дай-то бог!

– Это вам урок…

– Молодой человек! За что же урок? Я это чувствую… Но вы еще молоды; вы не можете давать мне урока.

– А все-таки дам. Слушайте.

– Боже! Я хочу чихнуть!..

– Тсс! Если вы только осмелитесь.

– Но что же мне делать? Здесь так пахнет мышами; не могу же я; достаньте мне из моего кармана платок, ради бога; я не могу шевельнуться… О, боже, боже! За что я так наказан?

– Вот вам платок! За что вы наказаны, я вам сейчас скажу. Вы ревнивы. Основываясь бог знает на чем, вы бегаете как угорелый, врываетесь в чужое жилище, производите беспорядки…

– Молодой человек! Я не производил беспорядков.

– Молчать!

– Молодой человек, вы не можете читать мне про нравственность: я нравственнее вас.

– Молчать!

– О, боже мой! Боже мой!

– Производите беспорядки, пугаете молодую даму, робкую женщину, которая не знает, куда деваться от страха, и, может быть, будет больна; беспокоите почтенного старца, удрученного геморроем, которому прежде всего нужен покой, – а все отчего? Оттого, что вам вообразился какой-то вздор, с которым вы бегаете по всем закоулкам! Понимаете ли, понимаете ли, в каком вы скверном теперь положении? Чувствуете ли вы это?

– Милостивый государь, хорошо! Я чувствую, но вы не имеете права…

– Молчать! Какое тут право? Понимаете ли вы, что это может кончиться трагически? Понимаете ли, что старик, который любит жену, может с ума сойти, когда увидит, как вы будете вылезать из-под кровати? Но нет, вы неспособны сделать трагедии! Когда вы вылезете, я думаю, всяк, кто посмотрит на вас, захохочет. Я бы желал вас видеть при свечках; должно быть, вы очень смешны.

– А вы-то? Вы тоже смешны в таком случае! Я тоже хочу посмотреть на вас.

– Где вам!

– На вас, верно, клеймо безнравственности, молодой человек!

– А! Вы про нравственность! А почем вы знаете, зачем я здесь? Я здесь ошибкой; я ошибся этажом. И черт знает, почему меня впустили! Верно, она в самом деле ждала кого-нибудь (не вас, разумеется). Я спрятался под кровать, когда услышал вашу глупую походку, когда увидел, что испугалась дама. К тому же было темно. Да и что я вам за оправдание? Вы, сударь, смешной, ревнивый старик. Ведь я отчего не выхожу? Вы, может быть, думаете, что я боюсь выйти? Нет, сударь, я бы уж давно вышел, да только из сострадания к вам здесь сижу. Ну, на кого вы без меня здесь останетесь? Ведь вы будете как пень стоять перед ними, ведь вы не найдетесь…

– Нет, отчего же: как пень? Отчего же как этот предмет? Разве вы не могли с чем другим сравнить, молодой человек? Отчего же не найдусь? Нет, я найдусь.

– О, боже мой, как лает эта собачонка!

– Тсс! Ах, и в самом деле… Это оттого, что вы все болтаете. Видите, вы разбудили собачонку. Теперь нам беда.

Действительно, собачка хозяйки, которая все время спала на подушке в углу, вдруг проснулась, обнюхала чужих и с лаем бросилась под кровать.

– О, боже мой! Какая глупая собачонка! – прошептал Иван Андреевич. – Она нас всех выдаст. Она все выведет на чистую воду. Вот еще наказание!

– Ну да: вы так трусите, что это может случиться.

– Ами, Ами, сюда! – закричала хозяйка, – ici, ici.[7]

Но собачка не слушалась и лезла прямо на Ивана Андреевича,

– Что это, душечка, Амишка все лает? – проговорил старичок. Там, верно, мыши, или кот васька сидит. То-то я слышу, что все чихает, все чихает… А ведь у васьки-то сегодня насморк.

– Лежите смирно! – прошептал молодой человек, – не ворочайтесь! Она, может быть, так и отстанет.

– Милостивый государь, милостивый государь! Пустите мои руки! Зачем вы их держите?

– Тсс! Молчать!

– Но помилуйте, молодой человек: она меня за нос кусает! Вы хотите, чтоб я лишился носа.

Последовала борьба, и Иван Андреевич высвободил свои руки. Собачка заливалась от лая; вдруг она перестала лаять и завизжала.

– Ай! – закричала дама.

– Изверг! Что вы делаете? – прошептал молодой человек. – Вы губите нас обоих! Зачем вы схватили ее? Боже мой, он ее душит! Не душите, пустите ее! Изверг! Но вы не знаете после этого сердца женщины! Она нас выдаст обоих, если вы задушите собачку.

Но Иван Андреевич уже ничего не слыхал. Ему удалось поймать собачку, и в припадке самохранения он сдавил ей горло. Собачонка взвизгнула и испустила дух.

– Мы пропали! – прошептал молодой человек.

– Амишка! Амишка! – закричала дама. – Боже мой, что они делают с моим Амишкой? Амишка! Амишка! ici! О изверги! Варвары! Боже, мне дурно!

– Что такое? Что такое? – закричал старичок, вскочив с кресел. – Что с тобой, душа моя? Амишка здесь! Амишка, Амишка, Амишка! – кричал старичок, щелкая пальцами, причмокивая и вызывая Амишку из-под кровати. – Амишка! ici! ici! Не может быть, чтобы васька там съел его. Нужно высечь ваську, мой друг; его, плута, уже целый месяц не секли. Как ты думаешь? Я посоветуюсь завтра с Прасковьей Захарьевной. Но, боже мой, друг мой, что с тобой? Ты побледнела, ох! Ох! Люди! Люди!

И старичок забегал по комнате.

– Злодеи! Изверги! – кричала дама, покатившись на кушетку.

– Кто? Кто? Кто такой? – кричал старик.

– Там есть люди, чужие!.. Там, под кроватью! О, боже мой! Амишка! Амишка! Что они с тобой сделали?

– Ах, боже мой, господи! Какие люди! Амишка… Нет, люди, люди, сюда! Кто там? Кто там? – закричал старик, схватив свечку и нагнувшись под кровать, – кто такой? Люди, люди!..