Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность

• Название: Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность
• Автор: Р. Сементковский
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Заключение

Мы старались вкратце охарактеризовать жизнь и деятельность Кантемира, отметить то, что представляется нам наиболее существенным, наиболее драгоценным и поучительным в трудах первого нашего классического писателя. Мы имеем полное право гордиться им. Кантемир как человек был личностью безусловно светлой. Трудно назвать других деятелей или писателей, которые в нравственном отношении могли бы быть поставлены выше него. Личная польза играла ничтожную роль во всей его жизни и деятельности. Он жил почти исключительно для пользы своего отечества; если к кому-нибудь можно применить древнее латинское изречение «Saluti publicae vixit totus»,[3] то именно к нему. Мы видели, как он даже в ранней молодости считал себя вправе заботиться о собственных интересах лишь настолько, насколько они совпадали с общественным благом. Кантемир всегда умел прощать своих личных врагов и пользовался данным ему природою талантом только во вред тем, кто забывал об общей пользе. Он был любящим сыном, примерным братом, хорошим человеком в полном значении этого слова. Интересы духа решительно преобладали в нем. Пламенная любовь к литературе и науке воодушевляли его в такое время, когда подавляющее большинство сограждан считали науку роскошью, а литературу – простой забавою. На словах Кантемир сам оправдывался перед своими согражданами в чрезмерном пристрастии к литературе, но на самом деле он жил исключительно для нее, признавал ее одним из самых могущественнейших орудий просвещения. Не менее глубока была и любовь его к отечеству. Для этой любви он также умел жертвовать своими личными интересами. По условию, заключенному между его отцом и Петром Великим, владетельные права над Молдавией должны были опять перейти к роду Кантемиров, как только эта страна будет отвоевана Россией у Турции. Следовательно, права князя на молдавский престол были бесспорны, и тем не менее он с жаром действовал в пользу мирных отношений с Турцией, когда этого требовали государственные интересы России, забывая и в этом случае о личных своих интересах: он был русским гражданином гораздо более, чем претендентом на молдавский престол. Верх его честолюбия заключался в том, чтобы стать президентом русской академии наук и на этом тогда единственном видном учебно-административном поприще содействовать успехам просвещения в России. Когда ему предложена была честь быть воспитателем малолетнего Ивана VI, он не уклонился от такой трудной обязанности – «гробницы своей свободы», как он сам выразился, – но почувствовал значительное облегчение, когда этот план расстроился… Словом, его ничем нельзя было соблазнить, никакие почести его не прельщали: уяснив себе свое прямое назначение служить отечеству словом, он ни на шаг не отступал от этого призвания, предпочитая такие служебные занятия, которые, как он думал, наиболее с ним мирились.

Таков был Кантемир как человек. Всем этим в значительной степени определяется и его личность как политика, дипломата и писателя. Сын высокообразованных родителей, он как гражданин должен был прежде всего остановиться на вопросе: что, собственно, порождает те ненормальные общественные явления, которые так глубоко его печалили, и ответить на этот вопрос согласно глубокому убеждению, усвоенному себе, так сказать, с молоком матери, что корень всех зол – в невежестве, в недостатке просвещения. И не видел ли он, что именно к устранению этого источника общественных и политических неурядиц, косности, застоя направлены были и усилия государственного деятеля, пленившего его ум геройскими начинаниями, исполинской энергией, самоотвержением, мощью? Этим государственным деятелем был Петр Великий. Если Россия стала могущественной державой, если она старалась сравниться с другими государствами своими гражданскими учреждениями и степенью культуры и стряхнула с себя вековые предрассудки, вековой застой, то она в значительной степени была обязана этим Петру, одному Петру, как могло казаться Кантемиру. Таким образом, в этом монархе сливались и любовь к отечеству, и любовь к просвещению, т. е. то, чем дышал и жил сам Кантемир. Так сильно было впечатление, произведенное Петром на юного Антиоха, что вера в спасительность могущественной государственной власти, стоящей выше народа и ответственной только перед Богом, разумом, просвещением, пережила в нем все те печальные события, которыми так полна наша история после смерти великого преобразователя. Небывалое злоупотребление государственной властью, эксплуатация ее для сугубо личных целей, в которой так сильно провинились и Меншиков, и Долгорукие, и Голицын, не говоря уже о Бироне, и которая так тяжело отразилась и на личных интересах нашего сатирика, не могли подавить в нем этой веры, с которой он остался до последнего своего вздоха. Его скромную спальню в парижском посольском доме украшали только портрет Анны Иоанновны и фигуры двух русских мужичков. В другой комнате была сосредоточена его библиотека. В этой обстановке выразился весь Кантемир. Он хотел служить русскому народу; службу эту он понимал в смысле распространения просвещения, т. е. того, чего главным образом недоставало России, и надежнейшим орудием для достижения этой цели он признавал независимую государственную власть, хранящую «уставы Петровы». Власть эта могла находиться в руках неумелых, но она должна была существовать, потому что она одна, по мнению Кантемира, могла принести в России победу просвещения над невежеством, культуры над варварством. С этой точки зрения становится понятным и тот факт, что Кантемир как политический деятель восстал против попытки Голицына как представителя боярства окончательно сосредоточить в своих руках государственное влияние; с этой точки зрения поистине трогательно его самоотверженное служение принципу с забвением личных выгод и интересов. В его время русской интеллигенции еще не существовало; в его время больше чем когда-нибудь предоставление государственной власти тому или другому общественному классу, светскому или духовному, означало принесение в жертву общей пользы – пользе одного сословия.

Разве в пору, когда власть находилась в руках Голицына, успехи просвещения и благо народа были более обеспечены? Разве он не злоупотреблял государственным влиянием для личных своих целей? А Голицын был чуть ли не самым видным и просвещенным представителем боярства, которое домогалось исключительного государственного влияния. Лучший исследователь той эпохи, в которой Кантемиру пришлось сыграть самостоятельную политическую роль, Корсаков следующими словами характеризует смысл переворота, совершенного при вступлении Анны Иоанновны на престол:

«Движение, возбужденное замыслами верховников и шляхетства, ограничивалось их кругом. Слегка задевая духовенство, оно не проникало в средние и низшие слои русского народа. Эти слои, не посвященные в тайны политики, не могли быть заинтересованы вопросами о подробностях государственного устройства. Весь государственный строй земли русской выражался у них в исконном представлении о самодержавном государе. Они ничего не знали о замыслах верховников и шляхетства, а вследствие этого и были безучастны в событиях, совершившихся в Москве в начале 1730 г.».

А нужно заметить, что Корсаков относится не без симпатии к Голицыну. Но если современный защитник этого деятеля произносит над движением 1730 года такой приговор, то что же должен был думать о нем Кантемир, непосредственно видевший все происходившее и отлично понимавший скрытые причины переворота, затеянного для удовлетворения сословных интересов? При Голицыне, т. е. в те дни, когда все государственное влияние сосредоточивалось в его руках, не было принято никаких мер для облегчения финансовых и других тягот, лежавших на народе, и в то же время приступлено было к постепенной отмене реформ, осуществленных Петром Великим. Таким образом, Кантемир видел, к чему приводят стремления старой боярской партии, носившей при нем название «шляхетской», а вместе с тем начинавшей во многом напоминать собою сословие, причинившее столько вреда соседнему государству. Итак, интеллигенции не было, даже, например, такой, какая народилась в восемнадцатом столетии во Франции и которая так сильно способствовала великому перевороту конца века. Народ коснел в полном невежестве, а шляхетство или дворяне, возмущенные теми повинностями, которые наложены были на них Петром Великим, подорвавшим родовое значение дворянства, стремились назад, к тем временам, когда царская власть была еще недостаточно сильна, чтобы противодействовать их социальному и политическому влиянию, а вместе с тем естественно преграждали путь быстрым культурным успехам и уравнению всех сословий в правах. При таких обстоятельствах Кантемир не видел другого исхода, как возможно большее упрочение поколебленной государственной власти в ожидании того времени, когда она окажется в руках более умелых.