Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

• Название: Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)
• Автор: Мэри Фитт
• Жанр: Детектив

---

- Это доктор Пармур, наш давний друг,- представила Урсула.

Пармур радушно пожал мне руку и, улыбнувшись, бархатистым баритоном произнес:

- Много о вас наслышан,- честное слово, это было откровенным преувеличением, однако он еще раз стиснул мою ладонь, словно хотел сказать: "держись, парень". Он снова улыбнулся, еще радушней, сверкнув множеством золотых пломб. Слегка ошалев от такого добросердечия, я потерял дар речи, а когда собрался назвать свое истинное имя, Урсула уже мягко развернула меня лицом к высокому белокурому малому, Это был совсем еще юнец, и в данный момент здорово чем-то недовольный. Он стоял прислонившись спиной к стене и засунув руки в карманы и с нескрываемым отвращением меня рассматривал. Поэтому я нисколько не удивился, когда Урсула сказала:

- Это мой брат Джим.

- Привет,- небрежно обронил Джим, не сочтя нужным даже вынуть руки из карманов; но голос и у него был приятным, так уж распорядилась природа; высокий тенор как нельзя лучше гармонировал с его белокурыми волосами и с едва пробившимися светлыми усиками, которыми он вероятно дико гордился. Потом я увидел миниатюрную темноволосую девушку, она смотрела на меня пытливо и вдумчиво. Я догадался, что сейчас меня познакомят с ней, но тут сзади раздался властный женский голос. Стайка гостей, сгрудившихся у эркера, вдруг выстроилась клином и двинулась в нашу сторону, под предводительством могучей седовласой дамы с пылающими щеками. Ее зеленые глаза искрились гневом, пухлые белые ручки, сцепленные над сильно утянутым, но все-таки приметно выступающим животом нервозно двигались, что выдавало крайнее ее недовольство моим неслыханно дерзким вторжением. Движения этих рук были скорее неспешными, но не менее яростными, чем помахивания кончика кошачьего хвоста. Я имею в виду разъяренную кошку.

- Рада тебя видеть, Хьюго,- сказала она уксусным голосом, нервно крутя пальцами.- Надеюсь, ты быстро освоишься и привыкнешь к нашим традициям.- Она поправила кружевные манжеты.- Думаю, это будет не так уж сложно, хотя, конечно, поначалу потребует некоторых усилий - с нашей стороны.- Она говорила с апломбом школьной директрисы, которой привезли непоседливого первоклашку.

- Это наша тетя Сюзан,- пояснила Урсула, наклонившись к самому моему уху, в ее молодом свежем голосе я уловил еле заметный смешок, и, обернувшись, понимающе улыбнулся. Теперь во что бы то ни стало нужно было выбрать момент для саморазоблачения, мне хотелось проделать это как можно деликатней, иначе меня сразу выгонят из этого сказочного королевства, и я снова попаду в мой собственный унылый мирок. Однако, внимая шепоту Урсулы, я все оттягивал развязку, стремясь продлить эти сладостные мгновения любой ценой.

За плечом тети Сюзан внезапно возникло длинное и худое мужское лицо, казавшееся неестественно белым рядом с округлым красным лицом самой тетушки. У бледнолицего джентльмена были седые вислые усы и мягкий, довольно меланхоличный голос:

- Сюзан, ты требуешь от бедного мальчика слишком многого. Помилуй, откуда ему знать, с чем едят эти наши английские традиции.- Он долго смотрел на меня удрученным взглядом, потом открыл рот, словно собрался что-то сказать, но так ничего и не произнес. Я уже после приметил, что он вообще никогда ни к кому не обращался прямо, только если вынуждали обстоятельства: скажем, он оставался один на один со своим собеседником. Во всех иных случаях он высказывал свое мнение исключительно тете Сюзан, даже если оно предназначалось кому-то еще.

- Дядя Биддолф,- прошептала Урсула. Боковым зрением я увидел, что со стороны алькова ко мне приближается кто-то еще. И тут на меня накатило безысходное отчаянье. Все эти дорогие кресла, столики, картины, безделушки, все эти незнакомые лица закружились в быстром хороводе, замельтешили в глазах, взмыли вверх сжимающейся спиралью... О господи, сейчас вся эта разномастная мешанина рухнет, разобьется на мелкие кусочки!

Наваждение длилось недолго, но мне показалось, что я побывал в другом пространстве, в зачарованном мире, где с тобой может приключиться все что угодно, где ты можешь пропасть безвозвратно, и никто никогда больше о тебе не услышит...

Я чувствовал себя совершенно разбитым, я был измотан этой грозой, которая и не собиралась униматься: гром продолжал греметь, правда уже не над моей головой. Однако я все-таки пересилил себя: повернувшись к Урсуле и ко всем остальным, стоявшим у камина, я произнес, вежливо, но твердо:

- Прошу прощения за причиненное беспокойство, но я действительно вынужден кое-что объяснить. Я совсем не тот человек, за кого вы меня приняли. Моя фамилия Сиборн, я Джейк Сиборн. Я забрел к вам, потому что у меня сломалась машина, заглох мотор, неподалеку от ваших ворот, и еще эта ужасная гроза...

Тут же повисла гнетущая тишина, такая бывает в ту секунду, которая отделяет вспышку молнии от сопровождающих ее раскатов грома. А потом до меня донесся возмущенный, яростный возглас тети Сюзан:

- Однако вот оно что! Он совсем даже не Хьюго!

Мне было очень неловко и очень стыдно, поэтому я предпочел обращаться к брату Урсулы, на нее саму я даже не смел смотреть. Однако этот юнец всем своим видом демонстрировал унизительное пренебрежение: дескать, кем бы я ни был, я наверняка подлец и ничтожество, что в ближайшие минуты непременно подтвердят все присутствующие. Спасение пришло совершенно неожиданно.

- Вы сказали, ваша фамилия Сиборн?- произнес за моей спиной приятный мужской голос.

Я обернулся, страшно изумившись, поскольку в этом голосе прозвучало искреннее участие и сочувствие, таким голосом тебе предлагают утром чашку чаю, вырвав из пут ночного кошмара. Обладатель этого голоса был настоящим великаном, намного выше всех остальных; по возрасту он годился мне в отцы и, однако, держался очень просто, без всякого чванства. На белой манишке чернел шнурок от монокля, и с первого взгляда было ясно, что этот человек носит только безупречно сшитую одежду.

- У вас есть брат по имени Оскар?- осведомился он.

- Да, есть,- робко отозвался я.

- Сиборн довольно редкая фамилия,- сказал высокий господин, протягивая мне руку.- Оскар говорил мне о вас. С вашим братом мы познакомились, когда он был студентом медицинского факультета, вы ведь теперь тоже там учитесь?

Я в порыве благодарности крепко стиснул его руку. К этому моменту все присутствующие подтянулись поближе и сгрудились вокруг, как волчья стая вокруг костра, точнее говоря, вокруг меня, Урсулы и моего высокого спасителя. Но теперь я чувствовал себя гораздо увереннее: я больше не был Хьюго, который, видимо, крепко их подвел, я снова превратился в Джейка Сиборна, студента медицинского факультета, вымокшего до нитки и растрепанного, но имеющего собственных родичей и собственное прошлое.

- А моя фамилия Лотон,- представился незнакомец, и поскольку я продолжал ошеломленно на него таращиться (ибо я прекрасно знал эту фамилию!), Урсула великодушно прошептала: "сэр Фредерик Лотон".

Да, это был он, наш кумир, гениальный врачеватель, образец для подражания, непревзойденный хирург, искусство которого было, по словам моего брата, поистине недостижимым идеалом. Я воспрянул духом. Теперь они не посмеют меня оскорбить! Спросив про брата, сэр Фредерик спас меня от унижения, и я не удержался, я метнул торжествующий взгляд в сторону Урсулы. Она, конечно, не отпустила бы так быстро мою красную мокрую лапищу, если бы знала, кто я такой и какие у меня блистательные, выдающиеся друзья... От счастья я успел забыть, что Урсуле нет никакого дела до того, кто я и чем занимаюсь. Она была уверена, что я - Хьюго.

В общем, я убедился в том, что Урсула даже на меня не смотрит. Она старательно изучала бледно-розовую розу на ковре, обводя ее прихотливый контур кончиком желтой атласной туфельки. Сэр Фредерик предложил мне отправиться в библиотеку, и я услышал, как Урсула с досадой произнесла:

- Но куда же подевался Хьюго?

Когда сэр Фредерик захлопнул дверь, я знал, что все в гостиной снова разбились на группки и что она снова наполнилась молчаливым враждебным ожиданием, ожиданием Хьюго.

Глава 2

Мне сэр Фредерик плеснул немножко розового джина, а себе, гораздо больше, виски с содовой, затем он подошел к глубокому кожаному креслу и вольготно уселся, скрестив длинные нога. Он ободряюще мне улыбнулся, ибо я взирал на него с благоговением, которое безуспешно пытался скрыть. Библиотека была основательной, не то что компактные современные кабинеты, обставленные по стенам узкими стеллажами. Нет, это была просторная комната с высоким потолком, с огромными, доходящими почти до полу окнами, и тем не менее на всем тут был налет аскетизма, свойственного обиталищу ученых мужей. Книжные полки упирались в потолок, украшенный лепниной; чтобы дотянуться до кожаных фолиантов, расставленных на верхних полках, нужно было залезть на высокую стремянку. Правда, я сразу определил, что к этим фолиантам давным-давно никто не прикасался. Между рядами книг кое-где серели мраморные бюсты бородатых мыслителей античности, вид у гениев был неухоженный. Я узнал Еврипида, точно такой же имелся и в нашей университетской библиотеке. У нашего факультетского старца вид был скорее удрученный, и на его груди красовалась табличка с надписью: "соблюдайте тишину". Мне всегда казалось, что у Еврипида налицо основные симптомы чахотки, однако здешний его мраморный близнец заставлял предположить, что великий грек страдал гастритом.