Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

• Название: Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)
• Автор: Мэри Фитт
• Жанр: Детектив

---

Решение-то я принял, однако при мысли о том, что Эвелин наверняка встретит меня упорным молчанием и почти наверняка рассердится, сердце мое зачастило, а к щекам прилила кровь. Я вспомнил, какое это непредсказуемое и непостижимое создание: посмотришь - сама доброта, кротость и отзывчивость, но иногда... что ж, глупо было перед собой притворяться... да, иногда она была холодна и равнодушна, как каменная стена. Но лишь сейчас, в эти горькие минуты я осознал, что Эвелин всегда вызывала во мне не только желание защитить ее, такую трогательную, хрупкую и беззащитную, но и страх, смешанный с недоумением. А теперь еще я по ее милости оказался в идиотском положении: сама принимала мои ухаживанья и даже согласилась признать нашу тайную помолвку. И вдруг нате вам: совершенно случайно я узнаю, что мне дали отставку, причем без всякого предупреждения. Если я потребую объяснения, меня наверняка обвинят в назойливости. Если же промолчу, она потихоньку упорхнет, ну а я останусь в дураках.

Я бродил по дому, по коридорам, по лестницам и лестничным площадкам, вверх-вниз, туда-сюда, от нечего делать слонялся по необжитым частям дома. Эти заброшенные спальни были покрыты толстым слоем пыли, на потолках и стенах темнели разводы от сырости, а края ковров были источены прожорливой молью. Боже мой, каким же роскошным был когда-то этот домина! Чувствовалось, что прежде тут жили на широкую ногу! Наверняка всюду сновали десятки слуг и веселились когорты гостей! Теперь лишь пятая часть дома использовалось, а все остальные помещения были в плачевном состоянии. Испытывал ли я сожаление? Трудно сказать. Конечно, было жаль, что такой добротный замечательный дом доведен до полного упадка. Но сокрушаться о том, что Джим и Урсула не могут позволить себе нанять полсотни слуг, чтобы с еще большим комфортом наслаждаться бездельем и ублажать своих друзей, таких же бездельников? Нет, их мне точно не было жаль. Господи, и что тогда на меня нашло? Почему я вбил себе в голову, что буду счастлив среди всей этой ветхой загубленной роскоши, если вдруг стану ее владельцем?

Ускорив шаг, я поспешил убраться из этих руин, вернуться в обитаемую зону. Никого не было видно, все разбрелись по своим комнатам, кто отдыхать, кто обдумывать все эти бесконечные напасти. Странное дело, где бы я ни находился, в какую бы дверь ни заглядывал, мне почему-то казалось, что я сейчас увижу Пармура. Увижу, как он сидит в кресле, сложив на груди кисти с длинными крепкими пальцами, дремлет или улыбается своим мыслям, вытянув вперед и скрестив коротковатые мощные ноги с маленькими ступнями. Или как он стоит опершись спиной о камин, а сзади на каминной полке - неизменный стаканчик с виски. Да, это и в самом деле было странно. Пока этот человек был жив, я едва его замечал, а теперь я, сам толком того не осознавая, всюду его искал и скучат по нем.

Скучал, слишком мягко сказано. Его образ буквально меня преследовал: то вспоминалось, как он понимающе мне подмигивает, то лукавая улыбка, то как он звучным своим баритоном обстоятельно рассказывает мне о своем падении. И о своем отчаянии. Рассказывает с усталой усмешкой, сквозь которую, однако, пробивалась щемящая боль. А потом перед моим мысленным взглядом возникла неподвижная темная фигура на той скамье у пруда, заросшего лилиями, и мысок начищенного ботинка, в котором мягко отражался серебристый лунный свет. При всем своем неодолимом безволии и безалаберности доктор умудрился не огрубеть душой, остаться добрым малым. В принципе, я запросто мог представить, как однажды, не выдержав бесконечных терзаний из-за своих неудач, Пармур схватил пистолет и застрелился. Но представить себе, чтобы такой человек мог прокрасться к черному выходу, а потом окольными путями пробраться к кустам и залечь там, выжидая, когда на дорожке появится другой неудачник, во многом схожий с ним самим, простодушный меланхолик Хьюго? Чтобы Хилари Пармур мог выстрелить ему в спину ради благополучия Урсулы Алстон, а значит, в какой-то степени, и своего собственного? Ради этого белого слона {По легенде, один из королей Сиама, желая разорить неугодного подданного, подарил ему священного белого слона, на содержание которого уходило много денег}, именуемого Алстон-холл?

Нет! Возможно, Пармур был бездельником и мотом, хотя это еще вопрос, справедливо ли так называть человека, жившего на правах гостя, пусть даже и долго, в доме женщины, возомнившей, что она в него влюблена. Но если я хоть немного разбираюсь в людях, он был бездельником совершенно безобидным. Его бедой было отсутствие силы воли, но подлости, жестокости и алчности в его натуре не было. А в том, что он тут торчал, или, точнее говоря, постоянно откладывал свой отъезд, виновата Урсула. Но как только она к нему охладела, если она действительно охладела, разве он не покинул этот дом? Увы, выбрав для этого свой собственный страшный путь... И все-таки... я снова будто наяву увидел Пармура, на этот раз рядом с патефоном, с улыбкой взиравшего на нас, танцующих. И все-таки неужели он решился на такое только из-за холодности Урсулы? Что-то мне не очень в это верилось.

Наконец подползло время обеда. Однако ни Эвелин, ни Марсель так и не появились. Урсула пришла, и я даже подумал, что можно обойтись без унизительных сцен, оставить Эвелин в покое, лучше бы все узнать от Урсулы. Посидим с ней на террасе, как в тот вечер, когда мы вместе курили. Однако Урсула сразу же после еды убежала к себе и больше не появлялась. Я заметил, что глаза у нее красные - заплаканные. Может быть, и ей теперь всюду мерещился старина Пармур? Скорее даже нехотя я тоже отправился наверх искать Эвелин, откладывать дальше было уже просто некуда.

Совсем тихонечко постучавшись в дверь, я прижался к ней ухом. Никакого ответа. Я постучался снова, чуть громче. Затем я осмелился приоткрыть дверь, подумав, вдруг Эвелин спит, и я своим стуком могу нечаянно ее разбудить. Я увидел пустую, аккуратно заправленную кровать. На стеганом покрывале были разложены вещи: жакеты, юбки, чулки, шелковое белье, а на полу рядом с кроватью стоял раскрытый чемодан, наполовину заполненный. Я захлопнул дверь, как будто наткнулся на змеиное гнездо, и меня только что укусила гадюка. Значит, это правда! Она собралась уезжать, ни слова не сказав мне, хотя я готов был пожертвовать ради нее своей карьерой! За кого же они меня тут принимают? Как они вообще смеют так со мной обращаться?

Чуть не лопнув от злости, я развернулся и рысью помчался назад, к апартаментам Марселя, расположенным напротив моей спальни. На этот раз я стучался без всякого стеснения и, выждав секунды две, не больше, сам нахально распахнул дверь. Я нисколько не удивился, увидев Марселя стоящим у камина и взирающим на Эвелин, которая сидела в кресле и не сводила глаз с его пригожего лица. Оба уставились на меня с таким видом, будто в комнату ворвался незнакомец.

- Прошу прощения за беспокойство,- злобно выпалил я,- но, полагаю, я имею право получить объяснение.

Эвелин посмотрела на меня округлившимися глазами, потемневшими от ужаса. Она страшно побледнела, но я не испытывал ни малейшей жалости.

- Объяснение чего?- переспросил Марсель, свирепо оскалившись.- Ты как всегда в своем репертуаре: врываешься без спроса и требуешь отчета.

- Я не с тобой говорю,- отрезал я,- я обращаюсь к Эвелин.- Я перевел взгляд на Эвелин.- Это правда, что ты скоро уезжаешь из этого дома?

Эвелин продолжала молча на меня смотреть. Этот тревожный, почти умоляющий взгляд еще день назад тронул бы меня до слез, но теперь... Я только сейчас заметил, насколько странно и нелепо выгладит это страдальческое выражение, будто грубо намалеванные морщины на детском личике. Она решила, что здешняя жизнь слишком сложна, это было ясно, и она нашла, как ей казалось, самый легкий способ избавиться от тягот. И еще мне было ясно, что она сделала окончательный выбор, и отговаривать ее бесполезно. Я тоже неотрывно смотрел в эти синие очи, вероятно смотрел слишком сурово, так как она отвела взгляд и снова обернулась к Марселю. Я подумал, что ей удалось подцепить наконец желанную добычу. И надеялся, что Эвелин хорошо попортит своему спасителю нервы, он с ней еще хлебнет горя. Теперь я не мог понять, чем она меня так приворожила и почему так внезапно исчезла вся моя влюбленность, почему я не испытываю ничего, кроме благодарности за непредвиденное избавление? Подумать только, я едва не взвалил на плечи эту обузу! На всю жизнь! Поистине неисповедимы пути наших ошибок и заблуждений...

Марсель сделал шажок вперед, готовый броситься на ее защиту, и начал что-то говорить, но я его оборвал:

- Все нормально, старик. Я просто так зашел, по-свойски,- сказал я ему уже почти добродушно.- Очень уж расстроился, что Эвелин скоро уедет. Ну и на здоровье, раз ей так удобнее. Просто я подумал, могла бы мне сказать, по старой дружбе.- Я невольно заметил, что говорю о ней в третьем лице, как будто Эвелин действительно ребенок или не совсем нормальная особа, не способная трезво оценивать свои поступки.