Анна Цомакион - Сервантес. Его жизнь и литературная деятельность

• Название: Сервантес. Его жизнь и литературная деятельность
• Автор: Анна Цомакион
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Полные радужных надежд, заранее предвкушая один – всемирную славу, другой – привольное житье на доходном острове, отправляются в путь длинный, тощий, сухой, как тростник, рыцарь верхом на столь же тощем Росинанте и его кругленький, большеголовый, бородатый оруженосец на своем выхоленном и откормленном любимце-осле, – две фигуры, точно вынырнувшие, как говорит Шаль, из глубины Средних веков. Представляя комичный контраст по своему наружному виду, рыцарь и оруженосец настолько же диаметрально противоположны и по нравственному складу. Между тем как Дон Кихот соединяет в себе все типичные черты странствующего рыцарства, как положительные, так и отрицательные, – это странное сплетение чувства чести, рыцарской верности, готовности стать на защиту страждущих и угнетенных с непомерным тщеславием и сумасбродным стремлением к небывалым подвигам, цель которых приобрести славу и заставить возможно больше говорить о себе, – Санчо Панса олицетворяет собою наивную непосредственность некультурного человека, руководящегося в своих действиях громадным запасом старинных пословиц и поговорок, преподносящих ему в готовом виде всю житейскую мудрость, – человека, живущего в полной гармонии с действительностью и теми незамысловатыми интересами, которые определяет ему его узенький кругозор, и почти не знающего других побуждений, кроме чисто шкурных. В то время как орлиный взор Дон Кихота постоянно витает в облаках, – большая, тяжелая голова Санчо Пансы по большей части опущена к земле, зорко высматривая, нельзя ли чем-нибудь поживиться.

Желая воскресить золотой век рыцарства, Дон Кихот всецело живет в прошедшем, и Сервантес рисует нам на протяжении всего своего романа, каким образом разбиваются его воздушные замки о действительность, для которой он вместе со всеми своими стремлениями не более чем анахронизм. В погоне за воображаемыми подвигами, всюду ища приключений, которые разгоряченное воображение рыцаря создает на каждом шагу, принимая ветряные мельницы за великанов, шинок – за дворец, стадо овец – за целое войско, они то и дело наталкиваются на неприятности, терпят неудачу за неудачей. Всюду их бьют не на шутку, всюду над ними издеваются, справедливо принимая их за безумцев. Наконец друзья рыцаря, сильно обеспокоенные его сумасбродством, решаются с помощью хитрости снова водворить его у семейного очага. Они отыскивают его где-то в горах, в пустынном месте, и после долгих попыток одурачить рыцаря и заставить его таким образом добровольно вернуться домой наконец теряют терпение, крепко связывают его во время сна, сажают в клетку, которую взваливают на телегу, запряженную волами, и пускаются в обратный путь. За ними, понуря голову, следует на своем осле и Санчо Панса, потерявший надежду получить в награду остров. В таком виде, помятые и телом, и душой, въезжают наши искатели приключений в родную деревню к великому удивлению своих земляков и к не менее великой радости своих домашних. Этим комическим въездом заканчивает Сервантес первую часть «Дон Кихота», обещая вторую часть «этой большой и истинной истории».

Впечатление, произведенное романом, было поразительно. «Пародия, – говорит Шаль, – оказалась такой веселой, такой приятной для всех, что общий взрыв хохота встретил три фигуры, нарисованные Сервантесом… Во Фландрии поспешили перепечатать книгу, во Франции перевели ее; вся Европа стала ее читать. Это был один из тех великих успехов, популярных и всемирных, которые разрушают все преграды; словом – это была революция».

Во второй части «Дон Кихота» Сервантес говорит, что книга его разошлась уже в количестве 30 тысяч экземпляров, и прибавляет, что она разойдется еще в количестве в тысячу раз большем. Каждый из нас знает, что автор «Дон Кихота» не ошибся. Рассказывают, что Филипп III, стоя однажды на балконе своего дворца, увидел на берегу Мансанареса студента, который с удивлением читал какую-то книгу, постоянно прерывая чтение неудержимым смехом; король сказал тотчас же: «Этот человек или дурак, или читает „Дон Кихота“».

Тикнор в своей «Истории испанской литературы» рассказывает, что во время своего путешествия по Испании он не встретил ни одного человека, который не был бы знаком с «Дон Кихотом». Он же приводит следующий любопытный рассказ.

«Когда один отряд французских войск вступил в Тобосо, – совершенно верно, по его словам, описанный Сервантесом, – они так были увлечены воспоминанием о Дулъсинее и Дон Кихоте, пробужденным этим местом, что сразу вошли в хорошие отношения с его жителями, и Сервантес сделался причиною взаимного доброжелательства, которое не только удержало жителей от бегства, как они делали в подобных случаях, но и побудило солдат обращаться с ними и с их домами с необычайным уважением».

Вслед за изданием первой части «Дон Кихота» биографические сведения о Сервантесе снова прерываются. Мы знаем только, что он продолжает вести в Вальядолиде свою жизнь пролетария. Книга, обогатившая книгопродавцев, не принесла своему автору даже малого дохода; он должен был продать ее за бесценок. В то время как она печаталась, бедность и страдания, напротив, удвоились в доме Сервантеса. Он имел несчастье снова попасть в тюрьму, и на этот раз за ним последовали его жена и дочь.

Вот каким образом это случилось. Однажды вечером, 27 июня 1605 года, в то время как в Вальядолиде еще продолжались празднества, устраиваемые по случаю крестин Филиппа IV, Сервантес, не принимавший участия в увеселениях толпы, мирно сидел у себя дома за работой. Работал также и сосед его, ученый Эстебан де Гарибэ, живший в соседнем доме. Внезапно оба они услыхали крик умирающего на улице. В то время закон и обычай запрещали частным лицам поднимать мертвых на улице. Не подумав об этом, Гарибэ и Сервантес выбежали из своих домов и в конце моста, перекинутого через Эгеву, нашли лежащего на земле смертельно раненного на дуэли дворянина. Оба старика подняли умирающего и принесли в дом Сервантеса, где тщетно старались возвратить его к жизни. На следующий день судебные власти распорядились об аресте Сервантеса и живших в его доме женщин; все они были отведены в тюрьму. Колесо Фортуны, очевидно, остановилось.

Глава V 1606-1613

Переезд в Мадрид. – Отношение к Сервантесу остальных литераторов. – Критика современной драмы. – Лопе де Вега. – Хвалебный сонет Сервантеса. – Разноречие между Сервантесом и Лопе де Вега. – Нападки противников. – «Разговор собак». – Усиление религиозности и вступление в духовное братство. – Издание «Новелл». – «Путешествие на Парнас». – Театр Сервантеса. – Причины его неуспеха.

Каким образом случилось, что Сервантес вскоре был выпущен из тюрьмы, – об этом нет никаких сведений; но известно, что уже в 1606 году он переехал в Мадрид вслед за двором Филиппа III. Необычайный успех «Дон Кихота» заставил его теперь обратить более серьезное внимание на литературу, нежели прежде. У него явилось желание войти в круг литераторов, как и он, последовавших за двором в Мадрид. С этой целью Сервантес познакомился с Лопе де Вега, Эспинелем, обоими Архенсола, Кеведо и другими. Судя по мемуарам того времени, Сервантес, казалось, пользовался теперь большим почетом в литературном мире. Писатели чествовали его талант, его записывали в члены модных в то время религиозных братств, венчали на поэтических турнирах, раскрывали перед ним двери академий… Сервантес платил любезностью за любезность. Он старался завязать дружеские отношения с некоторыми из своих товарищей по профессии, хвалил в их произведениях то, что считал достойным похвалы, писал хвалебные стихи в честь Мендозы, Лопе де Вега и других. Но, несмотря на все расточаемые внешние знаки уважения, в отношениях к Сервантесу его сотоварищей не было и тени искренности. Они не доверяли его любезности, не верили в его доброжелательство, смотрели на него с предубеждением, как на человека, не разделявшего их взглядов, и многие из них питали к нему вражду. Им досадно было сознавать, что своим блестящим успехом он обязан исключительно самому себе; их коробила независимость его литературных и политических воззрений, самостоятельный образ действий в течение всей его жизни. Они поняли, что этот старик всегда будет держаться в стороне от всяких партий, что мысль его свободна и независима и никогда не подчинится ни ходячему заблуждению, ни всеобщему увлечению, ни моде; что он всегда будет стоять выше всего, что может составить силу сплотившихся посредственностей. Мало того, почти каждый из них таил в душе частичку личной злобы против Сервантеса. Оно и понятно: в первой части своего романа автор «Дон Кихота» не только восставал против рыцарских романов, но и громил также все те роды литературных произведений, в которых видел ложь и искусственность. Рядом с критикой средневековой литературы в роман вставлено множество несомненных намеков на современную. Это было равносильно открытому объявлению войны отрицательным сторонам испанской литературы того времени; немудрено, что Сервантес вооружил против себя всех, кто прочел свой приговор на страницах его новой книги. Но так как сатира автора направлена была не столько против отдельных писателей, сколько вообще против новых модных течений в литературе, то обиженными оказались все, и великие, и малые, начиная от такого корифея, как Лопе де Вега, и кончая самыми бесталанными и малоизвестными. Оглушенные шумным эффектом, сопровождавшим появление в свет «Дон Кихота», они не решались в первое время вступить с ним в открытый бой. Но сдерживаемое вначале раздражение с тем большею силою прорвалось наружу впоследствии и перешло в нескрываемую вражду. Сервантес оставался до самой смерти жертвою этой вражды и мишенью для мелочных, придирок со стороны литературных котерий.[7]