Валентин Яковенко - Огюст Конт. Его жизнь и философская деятельность

• Название: Огюст Конт. Его жизнь и философская деятельность
• Автор: Валентин Яковенко
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Когда мать узнала о болезни Конта, она немедленно приехала в Париж и стала хлопотать, чтобы сын был признан невменяемым и чтобы над ним была учреждена опека. Она рассчитывала отстранить от него таким образом жену, с которой Конт не был обвенчан церковным браком, и увезти его в родительский дом, уповая больше на молитву, чем на медицину. Однако г-жа Конт расстроила ее происки. Хотя она не была обвенчана с Контом, но брак их значился в городских книгах и потому ее нельзя было устранить из семейного совета, который решал вопрос об опеке над больным. Конт остался у Эскироля, а несколько месяцев спустя жена взяла его к себе в дом. Период буйного помешательства еще не кончился. Конт и здесь бушевал, бросал нож в жену, однажды убежал из дома и бросился в Сену; но мало-помалу стал успокаиваться и поправляться. В конце лета 1827 года он мог предпринять уже маленькое путешествие к своим родителям в Монпелъе, но все еще находился в угнетенном и растерянном состоянии. В 1828 году Конт уже начал работать и написал статью «Examen du traite de Broussais sur l'Irritation de la folie», в которой воспользовался своим печальным личным опытом. Во время болезни он пользовался материальной поддержкой со стороны отца и некоторых друзей.

В начале января 1829 года Конт в состоянии уже был возобновить свои лекции. Читал он их опять на дому перед ограниченной и избранной аудиторией. Правда, Гумбольдта на этот раз не было – зато присутствовали Бруссе, Эскироль; даже Араго, которого впоследствии Конт считал своим злейшим врагом, хотел прийти. Краткое изложение основных мыслей своей философии Конт прочел затем в одном из общественных залов Парижа и в 1830 году приступил к печатанию своего капитальнейшего произведения. Однако в материальном отношении вся эта поистине гигантская работа дала жалкие гроши, собранные со слушателей лекций. Конту по-прежнему предстояло трудиться бескорыстно в области мысли и зарабатывать себе на существование уроками по математике. Знакомства с некоторыми учеными и профессорами, посещавшими его лекции, теперь пригодились. В 1832 году он получил место репетитора в Политехнической школе по теоретической механике и высшему анализу с жалованьем в две тысячи франков; в 1837 году – там же место экзаменатора с жалованьем в три тысячи франков; наконец, в частных учебных заведениях он зарабатывал еще около трех тысяч франков в среднем, так что весь его ежегодный доход колебался между семью – десятью тысячами франков. Эти троякого рода занятия, рассказывает Конт в одном письме, не дали ему в течение шести лет даже двадцати дней отдыха подряд; он работал, как простой рабочий, с тою лишь разницей, что получал больше, но зато и обязательные расходы его были больше. Однако это был верх материального благополучия, какого только достиг наш неудачливый в житейских делах философ. А сколько неудач ему пришлось претерпеть!

В 1831 году он выставил свою кандидатуру на вакантное место – кафедру высшего анализа и теоретической механики в Политехнической школе; но на его заявление не обратили внимания, а в следующем году он получил, как мы сказали выше, лишь место репетитора при этой кафедре. В 1832 году Конт обратился к Гизо, в то время министру народного просвещения, с предложением учредить при Collège de France кафедру всеобщей истории и философии физических и математических наук. В докладной записке, представленной им по этому поводу, он обстоятельно доказывал необходимость, своевременность и возможность учреждения такой кафедры; в лекторы же он, естественно, предлагал самого себя.

«Человеку тридцати пяти лет, – писал он в частном письме к тому же Гизо, – следует позаботиться, наконец, о прочном и соответствующем его способностям положении. Те же самые обстоятельства, которые могли быть полезными для человека, заставляя его хорошенько продумать свои убеждения и привести их в систему, становятся вредными, если они длятся слишком долго и мешают выполнению задуманного плана. Для такого ума, как мой, – Вы его знаете, милостивый государь, – существует, осмелюсь я сказать, лучшее в интересах общества употребление, чем ежедневное преподавание пяти или шести уроков по математике. Я не. забыл, как в наших философских беседах… Вы высказывали не раз, что считаете меня способным поработать на пользу нашего высшего образования… Я не прибегаю ни к чьему посредничеству и сам обращаюсь к Вам. Речь идет об единственном представившемся случае поручить мне подходящее дело, не нарушая ничьего интереса, и основать учреждение высокой научной важности…»

Разговоров, происходивших между Контом и Гизо, конечно, никто не стенографировал; но вот что записал в своих «Мемуарах» по этому поводу министр:

«Я принял Конта, и мы беседовали некоторое время… Он сбивчиво и непонятно излагал мне свои взгляды на человека, общество, цивилизацию, религию, философию, историю. Это был человек простой, честный, глубоко убежденный, глубоко преданный своим идеям, наружно скромный, хотя в глубине души ужасно гордый и искренне считавший себя призванным открыть для человеческого духа и человеческого общества новую эру… Я не пытался даже оспаривать его: его искренность, его преданность и ослепление внушили мне то печальное почтение, которое выражается молчанием… Если бы я решил создать подобную кафедру, я, конечно, ни минуты не сомневаясь, пригласил бы на нее Конта…»

Мы видим, как жестоко заблуждался молодой философ, слишком сосредоточенный в самом себе и мало обращавший внимания на окружающее. Впрочем, может быть, Конт имел основания возлагать надежды на министра Гизо: он знал его раньше, когда тот был еще простым смертным и писал ему, что он «принимает почти все его принципы», когда он высказывал сожаление, что не мог присутствовать на его лекциях, и так далее. А в «Мемуарах» Гизо уже пишет, что он вовсе не знал Конта и никогда не слышал о нем… Так или иначе, мечта Конта создать и занять кафедру по истории и философии положительных наук не осуществилась. Много лет спустя, в 1846 году, он снова возобновил свою попытку, но ее постигла такая же неудача. В 1848 году, после революции, с подобным же проектом выступил Литтре, ученик Конта; но и он не имел успеха. Таким образом, Конту не удалось найти в официальных сферах места, соответствующего его стремлениям. И, быть может, это обстоятельство имело немаловажное значение в его дальнейшей судьбе. Но возвратимся к его неудачам.

В 1835 году Конт снова заявил желание занять одну кафедру, ставшую вакантной в Политехнической школе, но Академия наук, через которую должно было проходить назначение, отклонила его предложение. В 1836 году он исполнял некоторое время, за смертью расположенного к нему математика Новье, обязанности профессора; но на кафедру все-таки не попал, хотя лекции его заслужили одобрение и со стороны инспектора Политехникума, и студентов. Последние устроили даже маленькую демонстрацию для поддержания Конта. В 1840 году снова освободилась кафедра по высшему анализу и теоретической механике. Конт, не имевший обыкновения отступать ни перед какими затруднениями, снова заявляет свои права, и снова ему отказывают. Тщетными были также его попытки проникнуть в Академию политехнических и социальных наук. Одним словом, ученые всякого рода, начиная с математиков и кончая историками, встречали в высшей степени недружелюбно этого непатентованного философа, обладавшего громадным умом и обширнейшими познаниями. Переписка Конта, его многочисленные предисловия, обращения и воззвания к публике переполнены жалобами на несправедливость и педантизм ученой корпорации. Словно богатырь сказочных времен, сражается наш философ с этой современной стоглавой гидрой, с этой педантократией, как он называет ее, воспользовавшись словом Милля. Будем, однако, беспристрастны. Как ни велики заслуги Конта в философском и социальном отношении, но ведь он домогался, главным образом, кафедры по высшей математике. И ненавистные ему геометры, пожалуй, вправе были спросить его: «Где же ваши ученые работы, дающие вам право на профессуру подобного рода?» Его «Курс положительной философии», который стал выходить отдельными томами с 1830 года, уже по одной своей оригинальности не мог проложить ему дорогу в среду академиков. Как репетитор и экзаменатор Конт безупречно исполнял свое дело. Он экзаменовал юношей, желавших поступить в Политехническую школу. Экзамены проводились не в Париже, а в разных провинциальных городах, куда он и должен был ездить в определенное время. На первых порах его приемы экзаменования, неожиданные и замысловатые вопросы, искусно обнаруживавшие действительные познания кандидатов, и вместе с тем его полное беспристрастие и справедливость вызвали всеобщее одобрение как среди преподавателей, так и среди молодежи. Но все эти вопросы скоро также превратились в рутину своего рода. Кандидаты заранее знали, что спросят у них и какие ответы следует давать. Конту указывали на это; но он продолжал неизменно держаться своей системы. Таким образом, едва ли одно только недружелюбие и педантизм ученой корпорации были причиной тому, что положение Конта в Политехнической школе начало колебаться.