Михаил Энгельгардт - Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность

• Название: Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность
• Автор: Михаил Энгельгардт
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

В это печальное, смутное время Коперник проявил весьма энергичную деятельность. Он ездил для переговоров к Альбрехту; правда, ничего не добился, но это уже не от него зависело. Он находился в Фрауенбурге во время нападения на него рыцарей; затем вернулся в Алленштейн, главную крепость Эрмеланда, которой тоже грозило нападение. Действительно, была попытка осады, но астроном не ударил в грязь лицом и отсиделся. Какие заботы одолевали его в это время, видно из писем архидиакона Скультети, товарища и друга Коперника, тоже отсиживавшегося от врагов в Эльбинге. В этих письмах идет речь об укреплении замка, о присылке бомбард (небольших пушек), доставке пороха и тому подобном. Кроме того, Скультети советует Копернику выбрать надежного начальника гарнизона и не допускать к этой должности поляка, даже вообще не пускать поляков в замок: без сомнения, потому, что они могли передать крепость Сигизмунду, а капитулу вовсе не хотелось выпускать из рук свою главную твердыню.

Война Сигизмунда с Альбрехтом тянулась 15 месяцев и кончилась перемирием на четыре года. Начались переговоры о мире. В них принимал участие и Коперник. Капитул поручил ему составить жалобу против ордена, не исполнявшего условий перемирия. Жалоба эта, равно как и другие спорные вопросы, разбиралась на сейме в Грауденце; решено было удовлетворить капитул, но, как это часто случается, решение осталось на бумаге. Орден по-прежнему занимал эрмеландские города, изводил население контрибуциями, поборами, постоями; смотрел сквозь пальцы на грабежи своих солдат. В среде капитула происходили раздоры: каноники, бежавшие за границу при вступлении Альбрехта в Эрмеланд, вернулись домой и потребовали свою часть доходов за время войны; их коллеги, остававшиеся дома и претерпевшие невзгоды смутного времени, не хотели делиться с беглецами. В довершение неурядицы умер епископ Фабиан; поверенный польского короля захватил замок Гейльсберг, овладел епископскими доходами и стал приводить население к присяге Сигизмунду.

В самый разгар этой неурядицы Коперник получил от капитула важное и ответственное назначение: по смерти Фабиана он был избран правителем епархии и оставался в этой должности до назначения нового епископа. Этот выбор показывает, каким уважением пользовался он в среде капитула.

С начала войны мы встречаем Коперника на самых трудных и ответственных местах. Он ездит к гроссмейстеру для переговоров, остается в Фрауенбурге, когда все его коллеги рассыпались по более надежным крепостям, защищает главную крепость Эрмеланда, становится во главе епархии в критическую минуту – между смертью одного и назначением другого епископа. При этом, однако, он никогда не выступает на первый план, а все время остается в тени, ограничиваясь ролью «той незаметной шестерни, от которой в конце концов зависит ход машины». В летописях и исторических актах, относящихся к той эпохе, на первом плане фигурируют имена Гизе, Фабиана, Скультети и других, о Копернике же упоминается как-то вскользь, и только позднейшие исследования в архивах показали, какую важную роль играл он в делах своей епархии.

Мы уже видели в нем эту черту скромности и равнодушия к внешним отличиям. Как в Италии он, при всех своих знаниях, талантах и любви к науке, еле собрался получить диплом; так и здесь за все свои труды и заботы он не получил даже прелатуры, а остался простым каноником.

Мало-помалу дела стали улаживаться. Сигизмунд издал эдикт о возвращении капитулу его имуществ. Польские войска оставили Эрмеланд. Несколько позже удалились и рыцари.

Закончилась эта история довольно неожиданно. Дела Тевтонского ордена вскоре ухудшились. Германия, его главная опора и надежда, не могла оказать ему помощи вследствие внутренних смут и войн с соседними государствами. Гроссмейстер тщетно искал поддержки против Сигизмунда; обращался к германским владетелям, проектировал даже поход в Турцию и, наконец, вздумал посоветоваться с Лютером, учение которого уже пустило свои корни в Пруссии и владениях ордена. Лютер посоветовал ему уничтожить орденский устав и превратить свои владения в светское государство. Совет был принят, и по Краковскому договору 1524 года Альбрехт Бранденбургский сложил с себя звание гроссмейстера и принял бывшую орденскую землю в качестве герцогства в лен от польского короля.

После Краковского договора военные действия прекратились, и для Эрмеландской епархии наступил период сравнительного покоя.

Общественная служба Коперника не ограничивалась епархиальными делами. На сейме в Грауденце он представил доклад по более общему вопросу, имевшему важное значение для всей Пруссии: по вопросу о монетной реформе.

Коперник начинает свой доклад общими рассуждениями о монете, о чеканке, о номинальной и реальной стоимости; затем разбирает причины ухудшения монеты. Величайшее зло причиняют стране «правители, которые, стараясь извлечь пользу из права чеканки, заменяют находящуюся в обращении монету худшей, сохраняя, однако, ту же номинальную стоимость. Они вредят не только подданным, но и самим себе, получая лишь временный и кажущийся барыш… Они похожи на скрягу-земледельца, который засевает поле плохими семенами, потому что жалеет хороших».

Далее следует исторический очерк ухудшения монеты в Пруссии. Уже в середине XV века серебряная монета состояла на 3/4 из меди; в начале XVI века содержание серебра дошло до 1/5. Отсюда неурядица в коммерческих делах, почти полное прекращение внешней торговли и обнищание страны. Для устранения этого бедствия необходимо ввести монету одного образца, общего для всей Пруссии, и установить законом, чтобы из фунта серебра чеканилось не более двадцати марок.

Записка Коперника обсуждалась на сейме в 1522 году, но дальнейших последствий не имела. Города желали сохранить за собой право чеканить монету, дворянство и духовенство признавали необходимость реформы, но не соглашались с польскими послами, желавшими ввести в Пруссии монету польского образца. Так дело и кончилось ничем.

Позднее, на Краковском сейме, снова возник вопрос о реформе монетной системы, и Коперник представил новую записку об этом предмете, которая развивает те же положения, что и первая, только с большими подробностями и в более резких выражениях. Коперник считает ухудшение монеты таким же бедствием, как бесплодие почвы, сильная смертность или междоусобия, и приписывает ему разорение своего «бедного, дорогого отечества – Пруссии».

На этот раз труды его не пропали даром, так как Сигизмунд ввел в Пруссии монету одного образца с Польшей.

Хлопоты о монетной реформе представляют, кажется, единственный случай, когда Коперник добровольно, по собственной инициативе, вмешался в общественные дела.

Заметим, что вопрос о монете интересовал многих ученых XVI и XVII веков; им занимались, между прочим, Ньютон и Локк.

Между тем как Коперник возился с епархиальными делами, собирал подати и оброки и воевал с Тевтонским орденом, в духовной жизни Европы совершался великий перелом, «Дух отрицанья, дух сомненья» проникал из верхних слоев общества в нижние, из дворцов в лачуги, из кабинетов на улицы, из тяжеловесных фолиантов в популярные листки и брошюры.

Гуманисты, вроде Урцея или более знаменитых Эразма и Рейхлина, были кабинетные ученые, отнюдь не желавшие разжигать страсти и возбуждать бурю в массе народа. Но, подвергая критике существовавшие учреждения, ратуя за свободу исследования, расшатывая владычество церкви, подчинившей своему авторитету все сферы духовной жизни, они, сами того не сознавая, подготавливали общий великий переворот, не оставивший камня на камне от здания средневековой Европы.

В начале XVI века кончился спор Рейхлина с доминиканцами, наделавший много шума и решенный в пользу Рейхлина. Появились и произвели страшную сенсацию «Письма темных людей» – едкая сатира на схоластиков и церковников. Наконец поднялось восстание уже не против злоупотреблений духовенства, а против самой католической церкви. На арену выступил великий боец Лютер; возбужденное им движение быстро распространилось в Германии, проникло в Пруссию и нашло здесь подходящую почву в городском населении. В Торне папский легат попробовал было публично сжечь изображение Лютера, но еле унес ноги от раздраженных горожан. Такие же сцены происходили в Эльбинге, Данциге – всюду городское население с увлечением откликалось на призыв Лютера.

Само католическое духовенство – в лице своих лучших представителей – относилось к реформации весьма снисходительно, пока не убедилось, что тут дело идет не о литературных диспутах, не об исправлении тех или других недостатков католической церкви, а о самом ее существовании.

В среде Эрмеландского капитула реформационное движение тоже не возбудило сначала ни особых опасений, ни особого негодования. Епископ Фабиан на вопрос, почему он не преследует еретиков, отвечал: «Лютер – ученый человек и выражает свои мнения письменно; пусть сразится с ним тот, у кого хватит смелости». Епископ Дантиск, возвращаясь в Эрмеланд из Испании, заехал в Виттенберг потолковать с Лютером и отзывался о нем в очень лестных выражениях: vir acutus, doctus, facundus (муж остроумный, ученый, красноречивый). Приятель Коперника, Тидеманн Гизе, переписывался с Меланхтоном, которого очень уважал.