Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность

• Название: Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность
• Автор: Матвей Песковский
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Но, помимо обширного школьного дела, к которому стал причастен Ушинский, были и другие обстоятельства, способствовавшие страстному, бесповоротному увлечению его педагогической деятельностью. Мы говорим о “бесповоротности”, потому что устройство Ушинского в Гатчинский институт совпало с тем периодом, когда он усиленно думал о возврате на ученую дорогу и на деятельность в Гатчине готов был смотреть как на переходную. Это тем более было возможно, что, по характеру четырехлетней своей журнальной деятельности, он не только не разошелся с чистою наукою, но систематически упрочивался в ней; да, кроме того, и политический горизонт России уже значительно расчистился для продолжения им научной деятельности, без всяких сделок со своею совестью.

ГЛАВА IV. НАЧАЛО ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ К. Д. УШИНСКОГО

Крутой перелом в русском обществе и возбуждение внимания к педагогическим вопросам. – Увлечение Ушинского педагогической деятельностью. – Первые русские педагогические журналы и воздействие Ушинского на русское общество через печать. – Первый опыт составления книги для начального обучения русскому языку

Время выступления Ушинского на педагогическом поприще было началом крутого перелома в русском обществе. Под влиянием унижения и оскорбления неудачами Крымской войны общество с каким-то исступлением занималось беспощадным самообличением, самобичеванием. Но эта добровольная казнь общества, – притом вполне заслуженная предшествовавшей умственной и нравственной летаргией, – не имела ничего общего с малодушием, отчаянием. Общество, огульно, сплошь порицая то, чему оно автоматически прежде поклонялось, рвалось вперед – искало лучшего, стремилось к лучшему, сознавая в себе энергию и силы, чтобы добиться этого лучшего.

В этот момент высокого общественного возбуждения впервые раздался призыв Н. И. Пирогова к делу воспитания и обучения (“Вопросы жизни”, в № 9 “Морского сборника” за 1856 г.). С лихорадочною страстностью набросилось общество на совершенно неведомые ему раньше вопросы учебно-воспитательного свойства, ставшие теперь излюбленными в высшем кругу, в ученых обществах и клубах, в семьях и школах, до приходских училищ включительно. Началась, можно сказать, хаотическая критика всего дела воспитания и обучения во всем его прошлом. Правительство также явно склонялось к полной и коренной реформе в учебно-воспитательном деле и искало людей, способных помочь ему в этом отношении.

Словом, все сознавали, что подрастающие поколения необходимо учить и воспитывать иначе, чем прежде, – все желали этого, все стремились к этому. Но дело, однако, оставалось без движения, потому что недоставало работника, не было на виду исполнителя, могущего выступить в роли новатора, педагога-практика и писателя-теоретика, способного пером расчищать перед собою путь в реформаторской педагогической деятельности. Очередь была за Ушинским, который в это время в гатчинской тиши упорно, систематически готовился к великой и благотворной роли русского педагога-реформатора.

Еще летом 1855 года, т. е. на первых же порах после устройства Ушинского в Гатчинский институт, редактор “Библиотеки для чтения” Старчевский, отобрав несколько номеров английского журнала “Athenaeum”, в которых были помещены статьи об образовании и воспитании в Америке, послал их Ушинскому в Гатчину, с просьбою как можно скорее перевести для журнала. Статьи эти произвели чрезвычайно сильное впечатление на Ушинского. “Зачем прислали вы мне статьи об американском воспитании? – говорил Ушинский Старчевскому, явившись к нему в каком-то необыкновенном экстазе. – Вращаясь постоянно в училищном кругозоре, ознакомившись поближе с детьми, которых надо развить, учить и воспитывать, я, по прочтении “Athenaeum” а, не мог спать несколько ночей! Статьи произвели страшный переворот в моей голове, в моих понятиях, убеждениях. Они подняли в моем уме целый рой вопросов по воспитанию и образованию; навели меня на многие, совершенно новые, мысли, которые, без этих статей, пожалуй, никогда не пришли бы мне в голову. Я не знаю, что я сделаю, что со мною будет, но я решился посвятить себя с этого дня исключительно педагогическим вопросам”.

Следующее обстоятельство сыграло в этом отношении еще более серьезную роль. Задолго до появления в Гатчинском институте там был инспектором некто Е. О. Гугель. О нем давно уже все забыли, а если и вспоминали, то не иначе как о “чудаке-мечтателе, человеке не в своем уме”, оставившем в наследие институту библиотеку, состоявшую из двух довольно больших шкафов, к которым никто не решался прикоснуться, словно они были зачумленные. Шкафы эти, почерневшие, запыленные, лет 20 стояли запечатанными.

Ушинский попросил отворить их и нашел там замечательно “полное собрание педагогических книг”. Вот что писал он об этой своей находке, сыгравшей в его жизни большую роль.

“Это было в первый раз, что я видел собрание педагогических книг в русском учебном заведении. Этим двум шкафам я обязан в жизни очень, очень многим, и – Боже мой! – от скольких бы грубых ошибок был избавлен я, если бы познакомился с этими двумя шкафами прежде, чем вступил на педагогическое поприще! Человек, заведший эту библиотеку, был необыкновенный у нас человек. Это едва ли не первый наш педагог, который взглянул серьезно на дело воспитания и увлекся им. Но горько же и поплатился он за это увлечение. Покровительствуемый счастливыми обстоятельствами, он мог несколько лет проводить свои идеи в исполнение; но вдруг обстоятельства изменились, – и бедняк-мечтатель окончил свою жизнь в сумасшедшем доме, бредя детьми, школой, педагогическими идеями. Недаром же после него закрыли и запечатали его опасное наследство. Разбирая эти книги, исписанные по краям одною и тою же мертвою рукою, я думал: лучше было бы, если бы он жил в настоящее время, когда уже научились лучше ценить педагогов и педагогические идеи”.

Но труды несчастного Гугеля не пропали бесследно. Через 20 с лишком лет они нашли талантливого продолжателя в лице К. Д. Ушинского. Заняв место инспектора института, он получил возможность в более широких размерах применять на деле те педагогические принципы, которые занимали его в теории. Деятельность Ушинского в роли администратора-педагога обширного учебного заведения отличается большою энергиею и разумностью. Время инспекторства Ушинского в Гатчинском институте – одна из самых блестящих эпох в истории этого учебного заведения, ярко отмеченная большою упорядоченностью всего учебно-воспитательного дела и успешностью его.

Как ни производительна была деятельность Ушинского по институту, как ни сильно занимала она его, тем не менее, не могла насытить всей его энергии, обнять всей шири педагогических его воззрений и стремлений. Ему тесно было в стенах института. Именно в это время, под напором общественного интереса к делу воспитания и обучения, разом возникли, в 1857 году, два педагогических журнала: “Русский педагогический вестник” Н. А. Вышнеградского и “Журнал для воспитания” А. А. Чумикова. В следующем, 1858, году прибавился еще один дельный педагогический журнал – “Учитель” Паульсона. В одном из этих журналов (“Воспитании” Чумикова) Ушинский начал принимать деятельное участие.

36 лет прошло уже со времени появления в свете одной из первых педагогических статей Ушинского – “О пользе педагогической литературы” (“Воспитание”, 1857 г., т. I), a между тем она настолько сохранила свою свежесть, значение и силу, словно в ней говорится о текущих наших школьных злобах дня.

“Сравните число истинно развитых людей с числом лиц, получивших систематическое воспитание, загляните в училища и сравните число начинающих курс с числом тех, которые оканчивают его, – и вы увидите, как много еще остается сделать воспитанию!” Так, между прочим, определил Ушинский в указанной статье задачу воспитания. Осуществление этой задачи он ставит в непосредственную зависимость от педагогической литературы.

“Педагогическая литература, – говорит он, – одна только может обновить воспитательную деятельность, придать ей тот смысл и ту занимательность, без которых она скоро делается машинальным препровождением времени, назначенного на уроки. Она одна только может возбудить в обществе внимание к делу воспитания и дать в нем воспитателям то место, которое они должны занимать по важности возлагаемых на них обязанностей. Педагогическая литература устанавливает в обществе, с одной стороны, правильные требования в отношении воспитания, с другой – открывает средства для удовлетворения этих требований”.

Та литература, о которой говорит Ушинский, не имеет ничего общего с “технической” педагогическою литературою, которая не может одухотворить дела воспитания, поднять его на степень искусства, придать ему творческую направленность. Без этого же условия педагогическое дело оказывается одним из самых безотрадных видов ремесленничества, не чуждого даже известной доли вреда для подрастающих поколений, общества и государства. Это прекрасно выражено Ушинским в следующих строках: