Николай Лесков - Письма Н. Лескова (Сборник)

• Название: Письма Н. Лескова (Сборник)
• Автор: Николай Лесков
• Жанр: Публицистика

---

Александре Адамовне мой низкий поклон. До свидания.

Н. Лесков.

А. И. Фаресову

7 июля 1893 г., Меррекюль

Вам обижаться и не в чем, любезный Анатолий Иванович! Очерки этого рода – очень трудно делать. Если бы Вы мне ранее прочитали Вашу работу, я, быть может, указал бы Вам ошибку в приеме и то, что знаю в этом роде за образцовое (Тэн, Карлейль, из наших Грановский: «Четыре характеристики»), но ведь и так цель достигнута: внимание общества привлечено. По моему мнению, надо было писать воспоминания и только подкреплять их местами из писем (как сделано у М. Ковалевского) или же написать воспоминания с подстрочными ссылками на письма; а письма напечатать ниже, отдельно. Теперь часто так делают, и это, мне кажется, не худо; а когда хронология путается и заднее колесо забегает за переднее, – это нехорошо. Впрочем, редакция «В<естника> Е<вропы>» ценила материал и своевременность его появления, и потому тут «не всякое лыко в строку», а лишь бы в свое время лапоть был. Вам досадовать на себя нет причины. Повторяю Вам: написать очерк характерного лица – дело очень трудное и «мастеровитое». Этого «тяп» да «ляп» не сделаешь; а вы делали дело наскоро и сделали его добросовестно. Чтобы по поводу Энг<ельгардта> нельзя было дать картины «его времени», с этим я не согласен, и много примеров могут доказать Вам противное; а Вы именно и позабыли, что есть превосходный способ «доказательств от противного»… «Это тебе, сударь, вина!» Изменять в дальнейшем ничего нельзя, потому что тогда обнаружится еще более беспорядок плана во всем сочинении. Оставьте как есть и будьте покойны, что польза в этом труде есть, а недостатки его заметят немногие.

Что касается г-жи Гуревич, – мне всегда хочется говорить о ней с уважением: она умная, очень много и вполне основательно училась и предана не пустякам, а благородному делу, с которым трудно оборачиваться. Если она и не удержит своего издания, – все-таки она достойна почтения. Девушек с таким настроением не много на свете. Ф<лексе>р возбудил против себя многих, и в июльской книжке «Недели» есть горячая и умная статья о нем Меньшикова («Критический декаданс»), которая должна быть очень горька и Ф-ру и издательнице журнала. Стало быть, они за свои ошибки получают и уязвления и урон. Но все-таки их ошибки хотя и имеют вредные стороны, но они бескорыстны и не вызывают того негодования, какое рвется из сердца при виде подличания, растворяемого в радости, что это поощряется врагами литературы и нравится пошлым людям в обществе. Это надо различать.

Преданный Вам

Н. Лесков.

Л. Н. Толстому

28 июля 1893 г., Меррекюль.

Высокочтимый Лев Николаевич!

Сердечно благодарю Вас за присланное Вами мне письмецо. Строки Ваши мне всегда очень дороги и многополезны, но я стыжусь их у Вас вымогать, потому что Вы «должны всем», а не одному кому-либо. Но когда Вы пишете ко мне, – Вы делаете меня радостным. Новое сочинение Ваше мы читали в большой и интересной компании, но с «инцидентами» постороннего свойства, которые мешали если не серьезности, то пристальности чтения. Основательно я его читал до 8-й главы давно – еще до болезни, которую перенес прошлою зимою; а потом теперь сам про себя прочел рано по утрам, когда мои гости спали, и, наконец, с усиленным вниманием читали его в третий раз, когда гости схлынули к у меня остался один Хирьяков, да явился обретенный Лидиею Ив<ановной> молодой поп Григорий Спнридоныч, отрекомендованный ею с той лестной стороны, что он есть «сын (ее) Спиридона Ивановича, до брака с Мимочкой». Я рассудил так, как судит брат наш «Николавра», Черниговский и Нежинский, то есть что «ежели сочинение написано и назначено для чтения, то его надо не скрывать под спудом, а ставить на. свещнике и читать людям». И в согласии с сим добрым братом нашим я решился преступить запрету нашего «благочинного из Россоши» и принял сына Спиридона Ивановича к чтению. Поп оказался отличным чтецом и прекрасно прочитал все ваше сочинение вслух в три дня, вперемежку с Хирьяковым, а я уже только слушал и думал о том, что слушаю. Замечаний важных или даже интересных по оригинальности я не слыхал ни от кого. Самое веское, что доводилось слышать в этом роде, исходило от очень умного Меньшикова, которого Вы знаете и, – как я слыхал от Льва Львовича, – которого Вы признаете за человека, одаренного большими критическими способностями (что так и есть); но Меньшиков взял Ваш адрес и хотел писать Вам. Стало быть, мне передавать Вам его мнения не нужно. О первом же его впечатлении лучше всего можно судить по его письму ко мне, которое я послал Татьяне Львовне. Замечания попа (академиста, молодого, очень неглупого и не утратившего стыд) – очень почтительны, но мало интересны. Все они напоминают недавний спор наших ученых медиков, при котором эти никак не могли отличать полезности одного оперативного инструмента от его «портативности». Самое справедливое в этих замечаниях есть «повторяемость» и «усиления»; но, по-моему, это «неважно». Хотя жаль, что это есть в самом деле, так как по этим местам, конечно, и начнется гусевское обстреливание из Казани. Меня это не заботит: я знаю и говорю, что «Л. Н. наш – туляк, и он торгует с запросцем, – чтобы было из чего бедным уступить и чтобы за уступкою тоже еще хозяину сходно было». В написанном читаем «прификс» для тех, «иже хощут быти совершенны»; а в практическом применении ко всем возможна и уступка, для отстающих по слабости, – и уступка есть, притом выраженная с такою ясностию, что никакому слабосилию не огорчительно. Так я понимаю и так говорю и нахожу, что это сочинение Ваше мудро и прекрасно сделано. Надо жить так, как у Вас сказано, а всякий понеси из этого сколько можешь. А если писать иначе, по-ихнему, то трактат пойдет уже не о «полезности», а о портативности и о лриспособительности. Это вовсе другое. Я же могу Вам сообщить от себя только одно фактическое замечание о так называем<ых> «духоборцах», о которых доносил Муравьев, что они не хотят брать в руки оружия. Покойный генер<ал> Ростислав Фадеев рассказывал мне, что эти люди сами себе будто нашли занятие и были «профосами» и по их примеру и другие тоже просились «дерьмо закапывать». И я видел раз у редактора «Историч<еского> вестника» копию с какой-то бумаги, где этот факт подтверждался, и я им воспользовался и ввел его в рассказе «Дурачок» (XI том, который я просил типографию послать Вам). Более я не могу ничего сказать Вам по поводу Вашего сочинения, которое, по моему мнению, должно принести людям большую пользу если только у них есть уши, чтобы ими слушать, а не хлопать. Все то, что Вы думаете и выражаете в этом сочинении, – мне сродно по вере и по разумению, и я рад, что Вы это сочинение написали и что оно теперь пошло в люди. Сын Спиридона Ив<ановича> ездил на сих днях в Петербург и по возвращении был у меня (еще при Хирьякове) и сказывал, что он уже говорил в П<етербурге> с некиим «синодалом» о том, что прочитал, и что «на него нападали: зачем он это читал!» Но будто бы Янышев тоже сказал, что они «только полицией умеют ограждаться и что сие ненадежно». Лидия Ив<ановна> уехала, не дочитав рукописи далее 9-й главы, так как тут подъехала Л. Як. Г<уревич>, в большом раздражении на Меньшикова за статью, и сестре нашей Лиде надо было ее успокаивать и меня, больного, защищать, а потом увозить Л. Я. в Петербург и там ее еще допокаивать. А затем Лид<ия> Ив<ановна> хотела предпринять пешее (босиком) паломничество в Колпино, «к божией матери»; а меня просила дать ей список с Вашей рукописи, который я себе сделаю. Я ей отвечал, что копию ей дам, но не понимаю, зачем она мучает себя, читая это сочинение; зачем хромать на оба колена: или Т<олстого> надо осудить и проклясть вместе с клянущими его, или «инфаму». Она мне вчера прислала превосходное письмо – кроткое, но писанное, очевидно, в каком-то борении. О паломничестве босиком в Колпино не упоминает ни словом, но пишет: «не отговаривайте меня читать это сочинение: мне нельзя этого бояться, и уж, конечно, не из литературного любопытства я хочу прочесть это. Я надеюсь, что Вы мне дадите Ваш экземпляр. Поручаю Вас Христу, который во всяком случае дал человечеству все, что возможно было дать ему, и дает ему еще своих толкователей. А все мы все-таки страшно далеки от него, и подойти к нему можно только любовью и чистотой сердца. И того и другого я только и прошу у бога – для себя. А для Вас, например, прошу и того и другого». Тут и все: и милая доброта, и приязнь, и шпилечка по моему адресу. А главное, здесь чувствуется какое-то «дыхание бурно» в собственной ее удивительной, чистой, смелой и роскошной душе. Как я рад, что Вы и все Ваши семейные ее полюбили. Простите, что я Вам наболтал много слов с малым толком.

Преданный Вам

Н. Лесков.

К писаниям я охоту не теряю, но все болею; а писать хотелось бы смешное, чтобы представить современную пошлость и самодовольство. О том, о чем Вы пишете, и писать не могу и не должен.