Сергей Базунов - Рихард Вагнер. Его жизнь и музыкальная деятельность

• Название: Рихард Вагнер. Его жизнь и музыкальная деятельность
• Автор: Сергей Базунов
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Такой проект, разумеется, немедленно провалился, либеральное министерство не удостоило его даже обсуждения, а Вагнер, оскорбленный неудачей, еще больше ударился в революцию. Дальнейшее же поведение его отличается уже совершенно ребяческим характером. Он – капельмейстер королевского театра – вошел в сношения с разными тайными и полутайными кружками и там проповедовал, что готовящаяся революция должна иметь в виду не столько политические цели, а главным образом – цели художественные: ни более, ни менее! Революционные слушатели нашего оратора, разумеется, пожимали плечами, а с другой стороны, начальство революционного деятеля поспешило вразумить его, что правительственный чиновник не удобен в роли демагога. Затем биографы полагают, что несмотря на весь сумбур идей, какой тогда бродил в голове нашего автора, на революционный зуд, им овладевший, он все-таки не пошел бы далее. Но в это время в Саксонию приехал известный Бакунин и быстро подчинил своему влиянию многих стойких людей и в том числе Вагнера. Говорят, что это влияние было огромно. По крайней мере, Вагнер вскоре дошел до такой экзальтации, что написал королю письмо, в котором советовал его величеству самому провозгласить республику и сделаться первым гражданином нового свободного государства. Смешнее всего то, что, отсылая такое невероятное письмо, чудак рассчитывал на какой-то успех. В настоящей биографии мы даем очень мало отвлеченных характеристик Вагнера, но полагаем, что эпизоды вроде описываемого дают самую лучшую характеристику этой увлекающейся, экзальтированной натуры.

1-го мая 1849 года саксонский король объявил роспуск парламента, и одновременно вожди революции призвали народные массы к восстанию. В числе других и наш композитор, схватив ружье, побежал на баррикады. Теперь представьте себе нашего маэстро с ружьем в руках, с его смешной бородкой ниже подбородка; глаза его горят, он, разумеется, не умеющий стрелять, отстаивает саксонскую свободу! Через несколько времени Вагнер будет посвящать гимны и кантаты баварскому королю, такому же абсолютному монарху, как и король Саксонский; но теперь он – герой революции, он готов умереть за свободу и притом, конечно, самым искренним образом.

Сначала инсургенты взяли верх над королевскими войсками. Они захватили и зажгли арсенал; король бежал из города. Но 36 часов спустя в Дрезден прибыли прусские войска и началась не битва, а расправа. Порядок был быстро восстановлен; все, кто мог, спасались бегством. В числе других успел бежать и Вагнер.

Наш беглец направил путь в Веймар. Веймарский двор был известен своим покровительством искусству, да кроме того, там царил Лист, с которым у Вагнера в то время была уже самая тесная дружба. От прежней парижской холодности не осталось и следа – общность стремлений и отчасти темпераментов сблизила их навсегда. Лист уже пропагандировал Вагнера в Саксен-Веймаре, и успех, который понемногу начал приобретать в Германии “Тангейзер”, объясняется почти исключительно влиянием Листа. Незадолго до саксонской революции Вагнер получил даже от саксен-веймарского герцога традиционную золотую табакерку – и все за “Тангейзера”. Лист принял беглеца очень радушно, и Вагнер, вероятно, охотно продолжал бы свое пребывание в Веймаре, но... Но вот что случилось.

19-го мая, как раз во время репетиций “Тангейзера”, Вагнер внезапно узнал, что из Дрездена получен приказ, приказ, действительный для всего германского союза, – арестовать “личность, неблагонадежную в политическом отношении, по имени Рихард Вагнер”. А в то же время франкфуртский “Wochenblatt”[6] уже публиковал приметы “неблагонадежной личности”: “Вагнер, 37 – 38 лет, роста среднего, волосы русые, лоб открытый, брови русые; глаза серо-голубые, нос и рот умеренные, подбородок круглый, носит очки. Речь и телодвижения порывистые. Одежда: сюртук темно-зеленый, черные брюки, бархатный жилет, шелковый галстух, поярковая шляпа и сапоги обыкновенные”. Словом, времени терять было нечего. Лист поспешил выхлопотать своему другу паспорт и проводил его до Эйзенаха, по дороге на Париж.

Уже из-за границы Вагнер обратился к Листу с просьбой похлопотать о постановке где-нибудь “Лоэнгрина” – в Дрездене теперь об этом, разумеется, нечего было и думать. Лист несколько задумался: средства маленького Саксен-Веймарского герцогства были так невелики... Но художественные инстинкты великого музыканта, а может быть, и сострадание к гонимому другу в конце концов взяли верх над остальными соображениями, и Лист принялся хлопотать. 28-го августа 1850 года “Лоэнгрин” был поставлен на веймарской сцене и прошел с таким блестящим успехом, что дальнейшая судьба вагнеровской музыки была с того времени обеспечена, в Германии по крайней мере. Для славы Вагнера все до того времени поставленные оперы, притом поставленные на большой дрезденской сцене, сделали менее, чем один “Лоэнгрин”, данный в маленьком Веймаре. Да, веймарская сцена была незначительна и мала во всех отношениях, но зато во всех отношениях велик и славен был Лист. Все стали говорить теперь о “Лоэнгрине” – и понимающие дело, и ничего не понимающие. Все единодушно хвалили и оперу, и автора. А вслед за тем по всей Германии проявился вкус к вагнеровским произведениям вообще; теперь и “Тангейзер”, и “Моряк-скиталец” оказались хорошей музыкой, а Вагнер становился решительно знаменитостью. Такова была сила рекомендации Ференца Листа. Кажется, не было в Германии театра, где не давали бы “Лоэнгрина”, а бедный автор оперы сидел в это время в Цюрихе и с горечью говорил друзьям: “Вы увидите, что скоро я буду единственным из немцев, который не слыхал “Лоэнгрина”.

Теперь несколько выдержек из русских отзывов о “Лоэнгрине”, от 1868 года, конечно, т. е. когда эта опера впервые появилась на русской сцене. Прежде всего нужно сказать, что эти отзывы вообще отличаются каким-то странным характером. Это либо грубое и дикое непонимание дела, либо лживые преувеличения и какое-то ухаживание за иностранной знаменитостью, хотя знаменитость в это время, т. е. в 1868 году, уже мало интересовалась русскими о себе мнениями. Вообще же впечатления критиков, вынесенные из одной и той же залы Мариинского театра, отличаются крайней и даже смешной противоположностью друг другу. Иногда даже один и тот же критик в разных местах противоречит себе так резко, что вызывает если не удивление, то улыбку.

Вот, например, отрывок письма Серова к Рихарду Вагнеру, помещенного в № 234 “Journal de St. Petersbourg”, от 18-го октября 1868 года. “Ваш успех в России, хотя и несколько запоздавший, является событием огромной важности, как по своему образовательному значению, так и тому влиянию, которое он окажет на судьбы нашей музыкальной драмы....

Этот успех, завоеванный с одного удара и столь непохожий на недоброжелательство и нерешительное отношение “столицы цивилизованного мира”, этот успех есть факт совершившийся и будет отмечен в истории славянского искусства и цивилизации”.

Так писал Серов об успехе у нас Вагнера по-французски, а по-русски он излагал такого рода соображения: “Это (“Лоэнгрин”) – продукт германской музыки, которому русская сцена и русская речь – решительно чужие”. “Если поближе присмотреться, то он (успех “Лоэнгрина”) окажется результатом сильно возбужденного любопытства... Наша публика прежде всего ищет прямой, открытой мелодичности. Наконец, вся поэзия вымысла сценического исполнения в “Лоэнгрине” чистокровно-германская, а немецкая поэзия нам чужая. Так что на большую продолжительность успеха рассчитывать трудно”. И наговоривши столько печальных истин, автор неожиданно объявляет, что “успех оперы был делом решенным с первого представления. У нас он (Вагнер) сразу одержал полную победу, да и оппозиции никакой не встретил” (Из статьи А. Серова в “Новом времени” 1868 год, №№ 231, 233, 334). Но после всего вышеприведенного такому заявлению автора как-то мало верится, хотя вышеупомянутое французское письмо к Вагнеру Серов заканчивает таким же восторженным уверением: “Театр, – говорит он, – все остается полным, и пьеса производит восторг. Критика тоже в восторге”.

В то же время в “С.-Петербургских Ведомостях” писали совсем иначе. Их критик находит тему “Лоэнгрина” очень скучной и мещанской, предлагая заглавие “Незаконное любопытство” как более подходящее к мещанскому характеру пьесы. Далее, упомянув о “3-х бесконечных актах”, автор излагает содержание оперы и восклицает: “И этот сюжетец раздут на три действия и тянется от 7 до 12 часов. Скучнее и бледнее “Лоэнгрина” я не знаю оперы; мы не встречаем ни у одного из оперных композиторов”. Затем упоминается о “мелодическом бессилии и скудности мелодического изобретения”; оказывается даже, что и то, что у него есть, по большей части не его. Словом, это ли музыка будущности?.. Музыка его есть самая современная, бездарная музыка. И упомянув еще раз о бездарности и отсутствии творческой способности у композитора, автор статьи находит, что над Вагнером грех и смеяться, ибо такая энергия, такая любовь к делу и такая авторская немощь могут только возбудить сожаление, подобное тому, с каким мы относимся к двукратному переводу Тредиаковским “Роллена” (“СПБ. Вед.”, № 278,11-го окт. 1868 г.).