Е. Орлов - Демосфен. Его жизнь и деятельность

• Название: Демосфен. Его жизнь и деятельность
• Автор: Е. Орлов
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

Дальнейшие события легко можно было предвидеть. Покинутые фокийцы, не будучи в состоянии защитить проход без помощи афинского флота и вместе с тем полагаясь на заверения афинян в доброжелательстве Филиппа, сдают ему без боя Фермопилы, а с ними и всю свою страну. Войдя в нее, неприятель сбрасывает маску, заявляет свои симпатии фивянам и провозглашает Фокиду частью Македонии. Разгром был страшный – все было разрушено дотла, так что, когда Демосфен проезжал по той местности двумя годами позже, его взорам представился вид неописуемого горя и страданий. Сам Филипп, по-видимому, устрашился своей работы и позднее взваливал всю вину на фивян, но напрасно: сделавшись почти неограниченным властелином Греции, он мог одним словом приостановить мстительные порывы врагов Фокиды. Он этого не сделал, – и вся пролитая кровь, все неслыханное насилие пали на его голову несмываемым позором, неискупляемым проклятьем.

Что в это время происходило в Афинах, можно себе представить без труда. Подобно внезапному раскату грома, разнеслась по городу злая весть о падении Фермопил и участи фокийцев: потрясение было огромно. В ярости и ужасе афиняне готовы были порвать только что заключенный трактат и объявить Филиппу войну; но Демосфен успокоил их речью “О мире”, в которой указывал на нелепость негодования за катастрофу, в которой они, афиняне, сами виноваты, и доказывал безумие воинственных проектов в виду тяжелого и изолированного положения государства. Афиняне притихли, внимая этим трезвым словам, и мир не был расторгнут вплоть до 340 года.

Предсказания Демосфена, таким образом, сбылись до буквы, и теперь, когда народ воочию убедился в правоте его мнений, его политика и взгляды, казалось, должны были бы приобрести преобладающее влияние на политическую жизнь Афин; к сожалению, этого не произошло. Когда миновала опасность, народ, убаюкиваемый благами мира и очарованный лестью Филиппа, вернулся к прежней своей беспечности и продолжал следовать советам македонофилов, уделяя речам Демосфена лишь платонические аплодисменты. Это ясно видно из его отношения к процессу, который наш оратор возбудил против Эсхина и его товарищей за их изменническое поведение во время второго посольства. Лишь только оно, в июне 346 года, вернулось обратно, Демосфен, который тогда был сенатором, немедленно изобличил в сенате роль Эсхина, а затем и начал против него процесс, обвиняя его в корыстолюбии и предательстве. Благодаря могущественным связям Эсхина и его единомышленников дело затянулось на целых три года, и только в 343 году состоялся разбор его, привлекший со всех концов Греции несметную публику. Речь, которую Демосфен произнес по этому случаю, не принадлежит, однако, к лучшим образцам его ораторского искусства: за исключением тех полных огня и страсти мест, где он описывает общественные язвы Греции и бичует ее раболепие перед Филиппом, она отличается монотонностью, частыми повторениями и даже вялостью; ее аргументы слабы, ее доводы малообоснованны, и можно было видеть сразу, что, за отсутствием документальных и других фактических доказательств, оратору нелегко было построить на одних догадках – правда, весьма правдоподобных, – обвинительный акт с надлежащей компактностью и силою. Эсхину поэтому нетрудно было опровергнуть пункт за пунктом справедливые нападения Демосфена, и после блестящей защиты он был признан невиновным большинством при тогдашнем многочисленном составе суда, впрочем, незначительным – в тридцать голосов.

Общественное мнение, таким образом, довольно решительно встало на сторону македонофила, заведомо продавшегося Филиппу; но преданность Демосфена народному делу от этого не уменьшилась. Игнорируя понесенную им обиду, он с тою же неослабною энергией продолжает борьбу против врага своей заблудшей родины и то объезжает Пелопоннесе, агитируя за союз против Македонии, то увещевает своих сограждан быть ежеминутно готовыми к возобновлению военных действий. Он в сотый раз изобличает коварство Филиппа, на каждом шагу нарушающего договор своим беспрестанным и насильственным вмешательством во внутренние дела Греции, и разбивает вдребезги аргументы знаменитого ритора Пифона Византийского, приехавшего в качестве чрезвычайного посла от Македонии с целью оправдать поведение царя. Он поддерживает предложение своего товарища Гегезиппа и советует афинянам хлопотать о внесении некоторых существенных изменений в трактат 346 года, с тем, чтобы в него были включены все без исключения греческие государства, чтобы каждому из них была гарантирована независимость и свобода и чтобы вообще каждая сторона владела тем, что ей принадлежит по праву. Под последним, неопределенным пунктом он и его товарищи подразумевали возвращение Филиппом только что захваченного им острова Галонеза, но как по этому, так и по первым двум пунктам афиняне получили решительный отказ. Тогда Демосфен, предвидя, что дальнейшие проволочки неминуемо повлекут за собою полнейшую изолированность Афин, у которых Филипп, прикрываясь трактатом, отнимал одни владения за другими, стал открыто агитировать в пользу возобновления войны. В 341 году, воспользовавшись негодованием афинян на своего полководца Диопита, начавшего, без их разрешения, военные действия, он произнес две замечательные речи – “О Херсонесе” и III Филиппику, – в которых показал, что истинным нарушителем мира был сам Филипп, ни на минуту со времени заключения договора не прекращавший военных операций. Он в пламенных красках изобличает его поведение за последние годы и с пафосом и горячим негодованием рисует этого коварного врага, который грозит своими ласками задушить весь эллинский мир. Он увещевает поэтому своих сограждан не скупиться на жертвы, личные и материальные, и рекомендует употребить для военных целей праздничную кассу – теорикон – и новый поимущественный доход.

Старания Демосфена на этот раз увенчались успехом, и война Филиппу была объявлена. В начале афиняне побеждали, но возгоревшаяся вскоре II Священная война снова дала македонянам решительный перевес. По настоянию Эсхина, амфиктионийский союз объявил войну жителям Амфиссы, на юге от Фокиды, за вспашку полвека назад Аполлонова поля, и исполнение приговора было возложено на Филиппа как на самого талантливого полководца. Македонцу это было как раз на руку: во главе небольшого, но сильного и преданного войска он проходит форсированным маршем Фессалию, проникает в Фокиду, все еще лежавшую в развалинах, и здесь вместо того, чтоб идти на Амфиссу, сворачивает к Элатее, главному городу этой местности, и превращает его при помощи укреплений и гарнизона в неприступный военный пункт. Оттуда он посылает сказать фивянам, что идет на Афины, и предлагает им либо соединиться с ним, либо пропустить его через их территорию. Такая неожиданная диверсия глубоко поразила всех, а особенно афинян: весть об этом, как передает Демосфен, дошла туда вечером, и пританы, сидевшие за ужином, немедленно встали из-за стола, забили тревогу, позвали стратегов и, прогнав народ из базарных лавок, зажгли лотки для скорейшей очистки площади. Рано утром на следующий день, когда пританы не успели еще обсудить дело в сенате, все места на Пниксе были уже заняты взволнованным народом, не знавшим, что предпринять. Собрание наконец открылось, но, несмотря на многократный вызов глашатая, никто не осмеливался встать и обратиться к народу с советом или ободрением. Все взоры обратились на Демосфена, и великий патриот, среди общего гробового молчания, встал и произнес речь. К вечному нашему сожалению, она до нас не дошла, но мы знаем, что сущность ее сводилась к тому, чтобы помешать фивянам соединиться с царем. Демосфен сам с девятью согражданами отправляется к старинным врагам Афин и, после долгой борьбы с македонскими послами, ценою тяжелых жертв заключает с фивянами оборонительный и наступательный союз. Радость афинян была так же велика, как и ярость Филиппа, но события вскоре показали, что и та, и другая были неосновательны. К союзной фивано-афинской армии не пристала ни одна первоклассная военная держава Греции, у нее не было ни одного талантливого полководца, и главное командование перешло к Демосфену, который понимал в военном искусстве несравненно меньше, нежели в судебных тяжбах. Надеясь на свои силы, он отослал на помощь Амфиссе отряд в 10 тысяч человек, и Филипп сразу получил перевес. Быстрым движением опередил он этот отряд, взял штурмом Амфиссу и немедленно же отправился навстречу главной греческой армии, поджидавшей его на границах Беотии. Здесь, в долине Херонейской, и произошла вавгусте 338 года знаменитая битва, отдавшая в руки македонскому царю всю Грецию. Тысячи убитых и раненых остались на поле сражения, сам Демосфен бежал, а с ним и два других полководца. Фивы были взяты и разрушены, жители их казнены, либо проданы в рабство, и Афины сами стали дрожать за свою участь. К счастью, в эту трудную минуту Демосфен успел поднять упавший дух народа и пламенными речами пробудил в нем деятельность и стойкость. С небывалым энтузиазмом стали афиняне готовиться к последней борьбе, решившись скорее умереть на поле брани, нежели разделить печальную участь своего союзника: по совету и указаниям своего испытанного вождя, который никогда не был так велик, как в эту критическую минуту, они принялись за укрепление стенами своей гавани Пирея, превратили храмы в оружейные мастерские, объявили всеобщую конскрипцию и вооружили даже рабов и метеков (поселенцев). Эта решимость несколько устрашила Филиппа: он принял примирительный тон, предложил возвратить им без выкупа 2 тысячи пленных и город Ороп, некогда отнятый у них фивянами, и потребовал взамен лишь гегемонии для себя и своих преемников на всю Грецию и на вечные времена. Афиняне согласились, и тем спасли если не свободу свою и независимость, то, по крайней мере, свой город и свою страну.