Матвей Песковский - Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и военная деятельность

• Название: Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и военная деятельность
• Автор: Матвей Песковский
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

“В несчастном случае – бриллианты; я их заслужил, Бог дал, Бог и возьмет и опять дать может”.

Наконец, вторглись даже и в личную семейную жизнь Суворова, притом в самой беззастенчивой и оскорбительной форме. Прошло 13 лет уже, как он разошелся с женой. Все время он ежегодно выплачивал ей приличную пенсию (до 3 тысяч рублей); она же, не задумываясь, жила выше средств, входя в долги. Теперь, воспользовавшись бесправным и приниженным состоянием мужа, она обратилась с просьбой обязать его: уплатить ее долг в 22 тысячи рублей; выдавать ей на прожитье ежегодно по 8 тысяч рублей и предоставить в ее пользование дом в Москве. Просьба эта была моментально удовлетворена, без всякого рассмотрения, – и Суворова высочайшим повелением обязали выполнить ее.

Ко всему этому еще нужно прибавить полное разграбление в Кобрине вследствие окончательной невозможности личного руководства и контроля. При таких условиях существования прошло около года. Наконец, 14 февраля 1798 года перед Суворовым неожиданно предстал племянник его, 19-летний юноша, подполковник Андрей Горчаков, флигель-адъютант Павла I, с предложением немедленно ехать в Петербург на основании следующего высочайшего повеления от 12 февраля:

“Ехать вам, князь, к графу Суворову; сказать ему от меня, что если было что от него мне, я сего не помню; что может он ехать сюда, где, надеюсь, не будет повода подавать своим поведением к наималейшему недоразумению”. Одновременно с этим и генерал-прокурору было предписано: “Дозволив графу Суворову приехать в Петербург, находим пребывание Николаева там ненужным”.

Этот последний моментально уехал под Москву в свое имение. Суворов же равнодушно отнесся к сообщению племянника, и отказался от поездки в Петербург. Только после настойчивых убеждений племянника в неизбежности еще более сильной опалы Суворов согласился ехать.

Павел нетерпеливо ждал Суворова. Узнав поздно ночью о его приезде, выразил сожаление, что не может тотчас же принять его, и назначил ему прием на завтра, в 9 часов утра. Прием был радушный, причем беседа с глазу на глаз, в кабинете, продолжалась более часа, после чего Суворов отправился на парад. Государь, видимо, желал заинтересовать Суворова производившимся учением, но получился совершенно обратный результат. Он открыто подшучивал и подсмеивался над учением, признавая его совершенно несостоятельным, и обнаруживал явное невнимание к нему. “Нет, не могу, уеду”, – говорил он поминутно подходя к юному князю Горчакову. И, как ни урезонивал его Горчаков, он остался непреклонным. “Не могу, брюхо болит”, – сказал он племяннику – и уехал.

Государь видел выходки Суворова, но смолчал, хотя, видимо, был даже взволнован ими. Вообще, надо заметить, что государь, перед которым все трепетало и безмолвствовало, видимо пересиливал себя в отношении Суворова, оказывал необыкновенную снисходительность к его выходкам. Суворов же не упускал случая вышутить и осмеять новые уродливые правила службы, обмундирования, снаряжения, не стесняясь даже и присутствием государя. Только раз, когда Суворов позволил себе даже бегать и суетиться во время развода между проходившими церемониальным маршем взводами, выражая на лице своем то недоумение, то изумление, шепча себе под нос: “Да будет воля Твоя” и крестясь, – то, ввиду этого несомненного беспорядка, через несколько дней после развода последовал приказ о благочинии на разводах, явно имевший в виду именно выходки Суворова, хотя имя его при этом не было упомянуто.

В конце концов, Суворов, выбрав удобную минуту, прямо испросил у Павла позволение возвратиться к себе в деревню – и в тот же день уехал. На первых порах по возвращении в Кончанское он чувствовал себя недурно. Отсутствие Николаева как бы сняло у него целую гору с плеч. Он с увлечением занялся приведением в порядок своих хозяйственных дел на месте и в Кобрине. Это на несколько месяцев заняло его, да и то не вполне: дело было чуждо ему по своей сущности, и оно не могло захватить и заполнить его всего.

Хотя он и перестал быть “поднадзорным”, но все же не имел полной личной свободы и не мог вполне безбоязненно пользоваться ею. Над ним все-таки тяготели опала и ссылка, и симптомы их до поры до времени довольно ощутительно заставляли чувствовать себя.

Несмотря на свои 68 лет он чувствовал страстное влечение служить военному делу свободно, широко... Но принять то, что так настойчиво предлагали ему, – невозможно, а другого выхода нет, особенно же при ссыльном, опальном положении, относительно изменения которого не имелось даже никаких признаков. И Суворов решил поступить “в иноки”. В декабре 1798 года он подал государю следующее прошение:

“Ваше Императорское Величество, всеподданнейше прошу позволить мне отбыть в Нилову новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности моей прости, милосердый Государь. Всеподданнейший богомолец, Божий раб”.

Время шло, – и никакого ответа. Наконец, 6 февраля 1799 года в Кончанское приехал флигель-адъютант Толбухин и привез Суворову следующий собственноручный высочайший рескрипт от 4 февраля:

“Сейчас получил, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании Венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа идут. Итак, по сему и при теперешних европейских обстоятельствах, долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других, предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену”.

Суворов, конечно, был несказанно поражен таким неожиданным и благоприятным оборотом дела. Толбухин, понятно, был немедленно отправлен с ответом о безотлагательном выезде в Петербург, что и последовало 7 февраля.

Глава X. В чужих краях. 1799

Назначение Суворова главнокомандующим союзной армии. – Итальянский театр войны. – Победы над французами. – Суворов – князь Италийский. – Предоставление ему царских воинских почестей

Тощим, ослабевшим физически, болезненным явился Суворов в Петербург после вынужденного двухлетнего пребывания в Кончанском. Но дух его был ясен и бодр, как никогда. Он был убежденным противником насильственного навязывания Францией республиканского режима другим народам, считая республиканское насилие “хуже даже и гибельнее всякого другого”.

Выбор пал на Суворова, как на “знаменитого мужеством и подвигами”, главным образом по настояниям Англии. Благодаря избранию извне, Суворов был зачислен на службу в России с чином фельдмаршала, но – без объявления в приказе. Это умолчание в приказе только усугубило восторженнейший прием, оказанный Суворову петербургской публикой, справедливо называвшей его “гордостью” России, “восходящим солнцем славы”.

Император Павел, по-видимому, также испытывал влияние этого общественного движения. Вместо каких бы то ни было инструкций государь просто сказал Суворову: “Веди войну по-своему, как умеешь”.

Суворов прибыл в Вену 14 марта. Это вызвало там общую “радость, доверие и надежду” во всех слоях населения, не исключая придворной сферы и императора. Великодушный отпуск Россией 70 тысяч войска, так громко прославленного победами в Праге, Измаиле, Рымнике и прочих, притом – под предводительством самого же виновника побед, Суворова, был большим счастьем для Австрии, буквально – спасением ее от посягательства Франции.

В получасовой аудиенции ему было лично объявлено австрийским императором, что он назначается главнокомандующим союзной армией, с предоставлением ему свободы действий на театре войны. То же потом было повторено и главой венского кабинета, бароном Тугутом как Суворову, так и нашему послу, Разумовскому. Ввиду же подчинения ему, иностранному полководцу, австрийских войск, он был возведен в чин австрийского фельдмаршала. Но через четыре дня к Суворову явились четыре члена гофкригсрата (придворного военного совета) с проектом войны на Итальянском полуострове. Сама личность Суворова исключала возможность руководства со стороны. Суворов строго держался правила, что “в кабинетах врут, а в поле бьют”. Он решительно отверг совместное предварительное обсуждение проекта военных действий. Но так как члены гофкригсрата просили, по крайней мере, его мнения по поводу их проекта, то он, зачеркнув его весь, надписал в конце, что признает необходимым начать именно с того, чем в проекте предполагается кончить. На прощальной же аудиенции перед отправлением Суворова на итальянский театр войны император Франц, по-прежнему приняв его весьма любезно и подтвердив ему полное свое доверие, тем не менее, вручил ему инструкцию главнейших оснований первоначального хода войны. В сущности, это было то же, что Суворов уже зачеркнул. А потому, избегая полного разрыва, он удержал у себя этот документ лишь для того, чтобы сообразоваться с ним по мере возможности.