Александр Казбеги - Циция

• Название: Циция
• Автор: Александр Казбеги
• Издательство: Заря Востока
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1995

Писательское дарование и гражданская мужество Александра Казбеги особенно ярко проявились в его творческой деятельности 80-х годов XIX века. В его романах и рассказах с большой художественной силой передан внутренний мир героев, их чувства и переживания.

Лучшие страницы его романов «Отцеубийца», «Циция» посвящены жизни чеченцев, а повесть «Элисо» – целиком о чеченцах, к которым грузинский писатель относился с величайшей симпатией, хорошо знал их быт, обычаи и нравы.

Электронная версия произведения публикуется по изданию 1955 года.

---

– Дома, как же, дома! Он гонит водку к нашему празднику!

– Значит, мы поспели во-время! – пошутил Султи. – А даст он нам отведать своей водки?

– Конечно, даст! Кому же, как не вам! – кричали мальчики.

Они въехали в деревню. Мальчики уже успели сообщить Джан-Чору о прибытии к нему гостей, и у порога его дома собрались юноши – принять приезжих. Они помогли им сойти с коней.

Узнав, что среди гостей есть женщина, навстречу вышли обитательницы дома и увели Цицию на женскую половину.

Джан-Чор – высокий, седой, как лунь, старец, всеми любимый и чтимый в горах, приветствовал гостей.

– Камин загудел в моем доме, а кровля поднялась выше, когда вы вступили на мой порог! – сказал он.

– Дом Джан-Чора – надежное убежище для всех… Мы гордимся, что у нас такой хозяин, – сказали прибывшие.

Старец обвел взглядом столпившихся домочадцев и соседей и крикнул им:

– А ну-ка, ребятки! Готовьтесь принять гостей по достоинству!

Младшие провели прибывших в помещение для гостей, приняли от них оружие, помогли им расстегнуть застежки на архалуках и чохах, взбили тахту и усадили на нее Султи и Муртуза. Рядом с ними сел только один Джан-Чор, остальные остались стоять вдоль стен, почтительно слушая и предупреждая каждое желание старшего в доме и гостей.

Цицию взяли на свое попечение женщины и ненавязчиво, но любовно ухаживали за нею.

Начался пир. За обедом последовал ужин, песни и пляски не прекращались целый день.

На следующее утро, когда Джан-Чор пришел приветствовать гостей, Султи – правда, не во всех подробностях, – рассказал ему о своих приключениях. Он оказал только, что Циция – его названная сестра, и они похитили ее у отца, чтобы обвенчать с любимым человеком.

– А теперь Муртуз едет за женихом! – закончил свой рассказ Султи.

Мудрый и наблюдательный старец сразу все понял, понял, что Султи сам любит девушку и приносит свое чувство в жертву братскому долгу, но он ни единым словом не дал почувствовать юноше о своей догадке.

После завтрака подали для Муртуза оседланного коня. У ворот стояло несколько юношей около своих коней, закинув поводья за луки седел. Они должны были сопровождать гостя до границы своего удела, – здесь хозяин отвечал за его благополучие.

Лошади, как бы предвкушая веселую поездку, радостно пофыркивали, навострив уши. Всем своим видом они как будто говорили, что не осрамятся ни в каком состязании.

Муртуз сел на коня. Ему подали ружье, он ловко закинул его за плечи и натянул поводья. Конь весь подобрался, сжался, каждый мускул напрягся у него под кожей. Глаза его загорелись, ноздри расширились. Всадник стегнул коня плетью, тот взвился на дыбы, сделал скачок, описал в воздухе дугу и стрелой понесся вперед.

Всем, видимо, понравилось, как Муртуз тронул с места коня, они одобрительно гикнули, сопровождающие вскочили на своих коней и устремились следом за гостем.

Чтобы раззадорить своего коня, каждый всадник заставлял его играть под собой, и это было прекрасное зрелище, полное жизни и юношеской отваги.

Каждый всадник как бы сросся со своим конем и, выпрямившись в седле, покачивался в лад стройной поступи благородного животного. Кони то стремительно неслись вперед, то грудились все вместе, то вдруг поворачивали и скакали обратно. А всадники тем временем свешивались с седел, подхватывали на бегу мелкую придорожную гальку или откидывались назад через круп лошадей, свисая плечами до самой земли.

Вот поскакал вперед какой-то юноша. Он намного опередил остальных. Тогда он вынул из газыря патрон и, свесившись с коня, положил его на дорогу. Следом за ним летел другой. Наклонившись вперед, он держал левую руку на прикладе ружья в чехле. Вдруг молнией сверкнуло в воздухе дуло ружья, – это он в мгновение ока извлек ружье из чехла. Всадник выпрямился, гикнул и на скаку несколько раз подбросил ружье. Видно было, что он и сам чувствует в эту минуту, как он молод, красив, ловок, силен и свободен…

Приблизившись к месту, где лежал патрон, он слегка наклонился с коня, спокойно нацелился и спустил курок, – в воздух взлетели осколки патрона.

Всадник выпрямился в седле, перекинул ружье через плечо. Потом тоже достал патрон и бросил его на дорогу – пускай, мол, следующий испытает верность своих глаз и рук! Повернув разгоряченную лошадь, он не спеша принялся чистить ружье.

Выехал вперед другой всадник. Лошадь его сделала несколько сильных прыжков и поскакала мощно, гордо, как бы чувствуя ответственность за честь хозяина. За ним последовал третий, потом четвертый, и принялись состязаться в стрельбе горские юноши, которые с раннего детства приучены к джигитовке.

Так, веселясь и развлекаясь, проводили хозяева Муртуза до самой переправы через Терек, и только здесь распрощались с ним.

17

Уже спустились сумерки, когда Муртуз подъезжал к Дарьяльскому ущелью. Призвав на помощь бога, въехал он в теснину между двумя скалами, словно в раскрытую пасть дракона, поглотившего дорогу.

Луна скользила за облаками, она как бы давала отдых своим глазам, уставшим глядеть на зло и неправду мира.

Вскоре Муртуз услышал отдаленный конский топот. Он придержал лошадь, прислушался, слегка подавшись вперед и вытянув шею. Вдруг он выпрямился в седле.

– Лошади подкованы русской подковой! Должно быть, казаки!.. – проговорил он.

И тут же до его слуха донеслась песня: «Чибари, чибари, чибари!»

Муртуз слегка тронул свою лошадь плетью и поскакал обратно в надежде, что благополучно достигнет Хдейского ущелья и там, укроется в лесах и скалах.

Он скакал во весь опор. Видимо, казаки его не заметили, – он не слышал за собой погони.

Муртуз проскакал узким ущельем; еще немного, и он будет в безопасности.

Вдруг он услышал грозный окрик:

– Кто едет?

Муртуз натянул повод. Конь отступил назад, сразу же почуяв опасность.

– Кто едет? – снова крикнули из темноты, и тотчас же грянул выстрел.

Муртуз повернул коня и понесся обратно, но вскоре ему пришлось остановиться: впереди он увидел казаков, скачущих на звук выстрела.

Он очутился в западне, дорога была перерезана с обеих сторон.

Горец был привычен к опасностям, он не растерялся. У края дороги лежали скатившиеся со скал валуны. Муртуз свернул с дороги и притаился за ними. Лошадь и человек замерли, оцепенели, даже днем трудно было бы их заметить. Всадник всецело доверился чутью своего коня.

Казаки, радуясь безопасному развлечению, пронеслись мимо. Муртуза даже обозлила их бестолковость. «Летят куда-то, как индюки!» – подумал он.

Вдруг ему пришло в голову, что было бы досадно упустить их без памятной «метки». Он нацелился в сторону скачущих казаков и выстрелил. Видимо, он не промахнулся, – среди казаков поднялась сумятица.

Он отпустил поводья коня и поскакал к Дарьялу. Казаки кинулись ему вдогонку, но умный и верный конь, разметав гриву, стремительно мчал своего седока, уносил его все дальше и дальше от преследователей. А благодарный всадник поминутно наклонялся вперед, с любовью ласкал своего коня, подбадривал его и шептал:

– Лети, мой конь, лети!.. Слышишь погоню? Раскидывай задние ноги пошире, так тебе будет удобней скакать. Разве они нас догонят?!

И конь, словно понимая слова хозяина, напрягал все свои силы

Все шло хорошо. Расстояние между преследуемым и казаками росло. Вдруг конь Муртуза свалился на бок, подмяв под себя ногу седока, не успевшего вытащить ее из стремени. Муртуз очутился в западне. Он попробовал было высвободить ногу, но все большая тяжесть наваливалась на него: несколько раз судорожно вздрогнув, конь околел. Его прикончил камень, свалившийся с нависшей над дорогой скалы. Муртуз застонал от боли и обиды. Погоня приближалась, не было больше надежды на спасение. Он чувствовал, что наступил час его гибели.

Вся его жизнь промелькнула перед ним, как это бывает в минуты смертельной опасности.

– Как бесславно я погибаю! – тихо сказал Муртуз. – Прости меня, брат, не сумел я отомстить за тебя! – добавил он.

И в это мгновение казаки осадили над ним коней. Они спешились и, держа ружья наготове, подошли к горцу.

– Стой, не шевелись! – закричал один.

– Подойдите, зарубите меня! – заскрежетал зубами Муртуз, в бессильной злобе сжимая рукоять кинжала.

Казаки колебались. Один из них зажег лучину.

– Попался, проклятый! Попался?… Вяжите его! – приказал старший.

Горца вытащили из-под лошади, обезоружили и так туго связали ему руки веревками, что кровь выступила из-под кожи, – сперва капала, потом засочилась струями. Муртуз невыразимо страдал, он злобно кусал себе губы, сдерживая стоны.

– Затягивайте еще туже! – крикнул старший.

– Затягивайте, затягивайте, – все равно пощады не запрошу! – проговорил Муртуз.

– Заставим! – завопил один из казаков и ткнул ему в зубы нагайку.

– Связанного бить, в этом вся ваша храбрость! – сказал Муртуз. – Эх вы, герои!