Елена Блаватская - Загадочные племена на «Голубых горах»

• Название: Загадочные племена на «Голубых горах»
• Автор: Елена Блаватская
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27266-2

Эта книга – о пресловутых «чудесах» Востока, необычных психических способностях человека, его связи с иными мирами и их обитателях, о колдовстве и магии.

Захватывающее художественное повествование знакомит читателя с жизнью потомственных магов и колдунов – членов индийских племен, на протяжении поколений причастных к искусству черной и белой магии.

---

То был ныне известные всему Уттакаманду, знаменитый «холм гробниц», или, как их здесь называют, cairns. Такое друидское название всего более подходит к характеру этих памятников неизвестной, но глубокой древности, которые межевщики сперва приняли за скалы. Этот, как и многие другие холмы Нильгирийской цепи, весь усеян подобными гробницами. Рассуждать о них, впрочем, много не приходится. Как и все остальное в этих таинственных горах, их происхождение и последующая история покрыты непроницаемых мраком. Пока, впрочем, наши герои отдыхают, собираясь с новыми силами, можно поговорить и о могилах, на это не потребуется много времени.

Когда лет двадцать позднее нашего рассказа стали производить раскопки, то в каждой гробнице было найдено большое количество железной, бронзовой и глиняной утвари, необычайной формы фигуры и металлические грубой формы украшения. Ни фигуры, – по-видимому идолы, – ни украшения, ни утварь ничем не напоминают подобных им предметов, употребляемых в других частях Индии и другими народами. Особенно глиняные изделия замечательны своим видом: словно первообразы гадов (описанные Беросом), что ползали в хаосе при сотворении мира. Касательно самих гробниц, кем и когда они были сооружены, какой из людских пород они послужили последним убежищем на земле, также ничего нельзя ни сказать, ни даже предположить, ибо всякая гипотеза разбивается тем либо другим затруднением. Что означают эти странные геометрические фигуры, каменные, костяные и глиняные, эти додекаэдры, треугольники, пяти, шести и восьмиугольники самой правильной формы, эти, наконец, глиняные фигурки с бараньими и ослиными головами на птичьих телах? Гробницы, то есть окружающая могилу стена, всегда овальной формы, от двух до трех аршин вышины и сложена из крупных неотесанных и безо всякого цемента камней. Стена всегда обрамляет глубокую, иногда в пять и шесть ярдов глубины, могилу, покрытую довольно правильным сводом и выложенную иногда как склеп гладкими камнями, хотя склепы трудно различить – до такой степени они завалились от древности землей и каменьями. Форма гробниц, хотя и схожая своим внешним видом с такими же древними могилами в других частях света, мало сама по себе проливает свет на их происхождение. Такие памятники находятся в Бретани и других частях Франции, в Уэллсе и в Англии, как и в горах Кавказа. Конечно, у английских ученых и тут дело не обошлось без вездесущих скифов и парфян. Только схороненные в них археологические останки уже совсем не скифские; да и скелетов в них еще не находилось до сей поры, как и чего-либо похожего на оружие. Надписей также нет никаких, хотя и были вырыты каменные доски, по углам которых выцарапано нечто похожее на иероглифы, вроде тех, что находятся на обелисках Паланки и других мексиканских развалин.

Между всеми пятью племенами Нильгирийских гор, людьми пяти совсем различных между собою пород,[15] не нашлось никого, кто мог бы доставить хотя бы малейшее сведение касательно этих, никому не известных могил. Тодды, самое древнее из пяти племен, также ничего не знают о них. «Не наши и не можем сказать, чьи они; наши отцы и первые поколения нашли их здесь, и никто не строил их за наше время», – вот постоянный ответ тоддов археологам. Если вспомнить при этом древность, которую себе приписывают тодды, то выйдет, что в этих могилах хоронили праотцев Адама и Евы. Обряды погребения у всех пяти племен совершенно различные между собой. Тодды сжигают своих покойников вместе с любимыми буйволами; муллу-курумбы хоронят их под водой; эруллары привязывают их к верхушкам дерев, и т. д.

Если бы, придя в себя, заблудившиеся охотники встали и принялись бы осматривать окрестность, которая расстилалась перед ними во все стороны на много десятков миль, то они, вероятно, предупредили бы меня описанием одной из великолепнейших панорам Индии, так как, не ведая еще тогда сами того, они находились на самой высокой, за исключением Тоддабетского пика,[16] вершине этих гор. Трудны представить себе, а еще менее браться описывать чувства, волновавшие в то время двух альбионцев лицом к лицу с такою грандиозною картиной. Вероятнее всего, что ничего похожего на восторг художника или члена «Альпийского клуба» не нашло себе места в их усталой груди. Они были голодны и полумертвы от истощения, а такое физическое состояние всегда будет брать верх в подобные минуты над духовным элементом бедного человечества. Если бы, – как то делают теперь, шестьдесят лет позднее, их потомки, – если бы они приехали к этому холму верхом или в рессорной коляске, окруженные десятками корзин с яствами для веселого пикника, то они, вероятно, пришли бы в такой же энтузиазм, как и все мы перед открывающимся с этого холма как бы новым миром. Но то был критический час, как для всего Мадрасского президентства, как для них, так и для нас: погибни они тогда в горах, не было бы теперь ежегодно спасаемых сотен жизней, как и не был бы написан нами этот правдивый рассказ.

Так как эта местность тесно связана с последующими событиями, то я прошу позволения очертить ее и вместе с тем выразить, за отсутствием лучшего описания, свои собственные чувства. Трудно тому, кто побывал хоть раз на «Холме гробниц», забыть его в продолжение самой долгой жизни. А пишущая эти строки не раз совершала Геркулесовский подвиг восхождения на холм по этому скользком пути… Впрочем, спешу оговориться и вместе покаяться: подвиг всегда был совершаем мною в покойном кресле-паланкине, на головах у дюжины алчных кули, всегда готовых в Индии рисковать селезенкой из-за пригоршни меди. В Англо-Индии мы легко привыкаем ко всему, даже обращаться в невменяемых убийц ближнего, злосчастного меньшого брата, пряникообразного и высохшего кули. Но в отношении к «Холму Могил», по крайней мере, мы желаем и требуем смягчающих обстоятельств в виду нашей тяжелой вины перед совестью. Всегда ожидающий на нем путника мир волшебства и чудес природы способен парализовать всякую предосторожность не только касательно чужой, но даже и своей селезенки.

Постарайтесь вообразить себе эту картину. Взойдите на этот холм, то есть почти на 9000 футов выше уровня моря, которое, к слову, синеет тонкою ниткой в сорока милях оттуда, на горизонте Малабарских берегов, и взгляните: под ногами у вас миль на двести кругом расстилается пространство, как на ладони! Куда ни взглянешь: направо, налево ли, на юг или на север, перед глазами у вас волнуется безбрежное море зеленых, алых и синих холмов, остроконечных, зубчатых и закругленных вершин скал, самых фантастических и капризных форм: точно иссиня-зеленый, облитый сиянием тропического солнца, бурливый океан во время циклона, покрытый мачтами утопающих и утонувших кораблей. Таким мы видим иногда океан-призрак во время сна.

Взгляните теперь на север. Хребет Нильгирийской цепи, поднимаясь на 3500 футов выше нагорных плоскостей Майсура, перебрасывается гигантским мостом 15 миль в ширину и 49 в длину, как бы вырастая из пирамидообразного Иелламулая западных гхат, и стремится, сломя голову, отлогими уступами, с сияющими безднами по обеим сторонам, вплоть до утопающих в бархатистой сизой мгле округленных холмов Майсура. Там, наткнувшись на острые скалы Пайкара, чудовищный мост, кроме узенькой полоски, которая соединяет одну цепь с другою, вдруг обрывается перпендикулярно вниз, разбивается на мелкие скалы, превращается в булыжник и начинает шуметь, бурлить потоком, бешено прорываясь вперед, будто догоняя светлую реку, вырвавшуюся из мощных недр его горы.

А теперь бросьте взгляд на южную сторону «Холма Могил». Там, миль на сто в длину, во всю юго-западную область «Голубых гор» дремлют во всем величии своей недоступной, девственной красоты темные леса, непроходимые болота Куимбатура, замыкаемые красными, как кирпич, холмами Кхунда. Еще далее, левее на восток, извиваясь каменным змеем, уходит вдаль средний хребет Гхат, между двумя рядами высоких, вулканических, почти отвесных скал. Увенчанные, словно растрепанными волосами на макушке, букетами изогнутого во все стороны ветром ельника, эти вереницы отдельных зубчатых вершин представляют самое любопытное зрелище. Можно подумать, будто выбросившая их вулканическая сила имела в виду приготовить каменную модель грядущего человека: до того эти утесы имеют человекообразную форму. Сквозь волнующийся, прозрачный, как дымка, туман, они будто сами волнуются, двигаясь одна за другою, и мнится, будто скачут и бегут они, эти старые, покрытые вековым мохом, скалы. Перепутываясь, толкая, опережая и разбиваясь друг о друга, спешат они, как мальчишки-школьники, скорее вырваться из узкого ущелья на простор и свободу… А кругом, высоко над ними, под самыми ногами стоящего на «Холме Могил» туриста, расстилается на первом плане картина совсем другого рода: тишь да гладь, да Божья благодать…

Поистине, весенняя идиллия Вергилия, обрамленная грозными картинами из «Ада» Данте. Изумрудные, испещренные цветами пригорки, рассыпанные, как бородавки, по светлому лику горной долины, с ее длинною шелковою муравой и ароматическими травами. Только вместо белоснежных барашков да пастушков с пастушками стада громадных черных, как смоль, буйволов, а вдали неподвижная, как бронзовая статуя, атлетическая фигура длиннокудрого Тодды-Тералли, или «священнодействующего».