Елена Блаватская - Теософические архивы (сборник)

• Название: Теософические архивы (сборник)
• Автор: Елена Блаватская
• Жанр: Эзотерика

В данном сборнике предоставленно Вашему вниманию 324 статьи.

---

В этом состоит закон жизни, ее управления, ее сохранения и, добавим, ее бессмертия.

Примите, дорогая госпожа и сестра в теософии, мои братские пожелания.

Alp. Cahagnet.

Постскриптум – Будьте добры, передайте привет от меня нашим братьям по Обществу, особенно полковнику Олькотту. Это письмо сопровождается экземпляром моей последней недавно опубликованной работы под названием «Космогония и антропология, или Бог, Земля и Человек, изученные посредством аналогии». Я осмелюсь преподнести ее вам в знак моего глубокого личного уважения.

Мы приносим извинение м-ру Cahagnet за то, что это благожелательное сообщение не появилось в более раннем выпуске нашего журнала. На самом деле оно было переведено и послано по почте в Бенарес вовремя для декабрьского номера, но, к сожалению, часть рукописи была утеряна почтой прежде, чем она достигла Бомбея.

И сегодня, когда мы внимательно прочитали его последнюю работу, которую он столь любезно нам послал, мы должны добавить несколько слов как об этом авторе, так и о его исключительно интересной небольшой книге. «Космогония и антропология, или Бог, Земля и Человек, изученные посредством аналогии» – это, как уже было сказано выше, последняя из длинной серии трудов о наиболее трансцендентных вопросах. Нашему уважаемому брату, м-ру Alphonse Cahagnet, сейчас 73 года, и он один из первых спиритистов Франции, как это хорошо известно ныне всем. Со времен своей юности он был известен как провидец и философ. По существу, он является Якобом Бёме Франции, скромным и неизвестным в начале своего пути. Подобно этому теософу из Силезии, его раннее образование было весьма недостаточным, насколько мы можем судить об этом по его собственному признанию. И поскольку он выступал, вероятно, несколько раз со своими сочинениями, выучившись самостоятельно и по собственному вдохновению, его друзья-реинкарнационалисты имели все основания заподозрить, что душа немецкого мистика еще раз спустилась на землю и приняла на себя новые испытания в тех же самых обстоятельствах, что и раньше. Как в Бёме, так и в нем есть в высшей степени созерцательный ум, те же самые редкие силы интуиции и такое же исключительное богатство воображения, тогда как глубокая, врожденная любовь к таинственным деяниям природы тождественна любви бедного сапожника из Герлитца. Единственная существенная разница между ними, – хотя это и несомненное усовершенствование современной мистики, – полное отсутствие в м-ре Cahagnet чего-либо подобного претензии на божественное вдохновение свыше. Если Бёме завершил свой слишком короткий путь (он умер, едва ли достигнув сорока лет) в полной уверенности, что находится в прямой связи и непосредственном общении с божественной силой, французский провидец утверждает лишь то, что он способен воспринимать вещи духовно. Вместо того чтобы ползти по формалистическому пути современной науки, которая не оставляет никакого места для интуитивного восприятия и все же навязывает миру гипотезы, которые едва ли могут претендовать на более прочное основание, чем гипотетические спекуляции, основанные на чистой интуиции, – он предпочел получить столько истинного знания, сколько он смог отыскать, обо всех вещах в области метафизической философии. И все же и Бёме, и Cathagnet пытались «зажечь факел для всех, кто стремиться к истине». Но в то время как труды первого, такие как «Аврора, или Утренняя Заря в восхождении», наполнены идеями, по большей части обдуманными такими мыслителями, как Гегель, чьи фундаментальные доктрины умозрительной философии обнаруживают печать удивительного сходства с учениями Бёме, – труды м-за Cathagnet, от «Небесного телеграфа» до рассматриваемой работы, являются абсолютно оригинальными. В нем нет ничего от грубого, эмоционального и образного языка немецкого теософа, но, поразительный и смелый, – какими являются и полеты его воображения в туманные регионы умозрительной науки, – его язык всегда спокоен, точен и понятен. Короче говоря, наш почтенный брат в той же мере дитя и продукт своего века, каким был и Бёме в средние века. Оба они восставали против буквализма схоластики и догматики и оба они рассматривали божественное не как некое личностное существо, но как вечное единство, Универсальную Субстанцию, независимую от любого человеческого определения, – непостижимое, столь же недоступное человеческому пониманию, как «абсолютное ничто».

Последняя работа м-ра Cathagnet, как полное и совершенное отклонение от главных гипотез современной науки, является столь оригинальной и содержит столько новых идей, – автор которых весьма далек от того, чтобы считать себя непогрешимым, – что дать лишь ее краткий обзор было бы несправедливо по отношению к читателям, в особенности теософам. Поэтому мы решили предоставить достаточное место для точного изложения взглядов этого одного из самых знаменитых французских теософов в этом «журнале теософов». Кроме того, некоторые из его идей столь удивительным образом совпадают с теми представлениями, которым учат в оккультных или эзотерических школах Востока, что мы попытаемся показать в дальнейшем все такие совпадения мысли, также как и те, которые не согласуются с вышеназванной философией. Так же, как мистические умозрения Бёме, – «непонятные и хаотические писания», какими они могут показаться многим, – были серьезно изучены и проанализированы величайшими мыслителями каждого века, начиная с его дней, так и глубоко оригинальные учения м-ра Cathagnet уже привлекли внимание и нашли многих поклонников и учеников среди наиболее мудрых философов и мистиков Франции. Избегая догматизма, правдивый и искренний, как сама истина, вместо того, чтобы навязывать свои собственные мнения читателю, он всегда скромно признает свое невежество и подверженность своих «аналитических впечатлений» ошибкам. Он просит, чтобы читатель не позволил себе заразиться его предположениями. «Изучайте, и либо принимайте, либо отвергайте их», – таковы его первые слова; ибо «эти предположения исходят не от Гермеса Трисмегиста, не от Зороастра, не с горы Синай, не от Конфуция, Сократа, Иисуса, и, в конце концов, не от Игнатия Лойолы… Они не в большей степени являются результатом сознательных откровений, чем следствием глубоких медитаций, хотя они и снизошли на меня из Неизведанного. Принимайте их так, как они есть, и думайте о них, что хотите, но я бы предложил вам прежде чем отвергать их, испробовать и понять их при помощи аналогии, посредством более тщательного изучения химии и физики… Я не осмеливаюсь просить вас углубиться внутрь вашей собственной личности, чтобы, лучше узнав свое эго, вы могли, быть может, отыскать в себе самих такие высшие способности, что позволило бы вам стать наиболее умелым и искусным из философских слесарей и снабдило бы вас ключами, которые могут быть даны вам лишь этими способностями». Чувствуется, что благодаря столь честному руководству можно безопасно проследовать через все те извилистые пути, которые ведут через страну мистических умозрений к свету истины. Мы продолжим наше рассмотрение этой работы в следующем месяце.

Женщины Цейлона

Перевод – К. Леонов

В нижеприведенном отчете за 1888 год Уэслиской миссии в Галльском округе высокопарно отмечается:

«Величайшая мощь цейлонского буддизма заключается не в священном дереве Бо, не в жреческом сословии, не в изобилии воздвигнутых храмов и даже не в священных книгах. Основное влияние на буддизм на этом острове оказывает ЖЕНЩИНА. Что-то увидеть, с чем-либо соприкоснуться, чему-либо поклониться, – все эти человеческие пристрастия встречаются в современном буддийском вероисповедании; женский инстинкт принесшей веточку священного дерева был безошибочен в этом отношении; это воззвание к прозрению завоевало толпы для Сонгхамитто. В Индии, притесняемая браминами, женщина в который раз порабощена; но в Ланке наследницы принцессы никогда не теряли своей свободы. Буддистская женщина не запирается на женской половине и не лишается права свободного поклонения в богослужении. Она может беспрепятственно подниматься на вершину горы, в скале которой глубоко врезался отпечаток следа Будды, и без страха совершать паломничества к своим древним религиозным храмам. Вы видите женщин упасак, или ревностных поборниц белых одежд, во время пайя – священных днях буддизма, ведущих толпы девушек и матерей к безмолвным идолам. (?)[200] В доме она оберегает алтарь с изображением почившего учителя, стоящего на возвышении, убранном покрывалом. Женщина, здесь, может самоутверждаться и исполнять семейный махасил, три великих заповеди; или пансил, пять обязательных клятв; и дасасил, десять законов буддизма».

Цейлонская женщина, как и другая любая буддистская женщина, всегда была свободна и даже наравне с мужчиной, как сказано выше, в религиозных действиях. Но таким образом ее положение прямо противоположно положению христианской женщины на протяжении ранних столетий и средних веков. Буддийская женщина обязана своим положением благородному Будде и справедливому закону, а христианская – своей фанатичной и деспотичной церкви. В этом нас убеждает ректор университета Дональдсон, в своей статье в сентябрьском номере «Contemporary Review», относительно общепринятого мнения, что женщина обязана своим нынешним высоким положением христианству. По его собственному признанию, он «выразил надежду на это», но верит в это не настолько сильно, как бы ему хотелось, исторические факты противоречат этому заявлению; и он продолжает показывать, что «в течение первых трех столетий я не способен увидеть, что христианство оказывало какое-либо благоприятное воздействие на положение женщин, и наоборот, что оно способствовало унижению их личности и ограничивало сферу их деятельности».