Наум Фогель - Капитан флагмана

• Название: Капитан флагмана
• Автор: Наум Фогель
• Жанр: Русская классическая проза

---

Она повернулась к Вадиму Петровичу и, стоя спиной к окну, несколько секунд пристально, с мягким прищуром, смотрела на него.

- Не понимаю, ведь мы обо всем договорились.

- Сегодня, во время собрания, я не мог смотреть ему в глаза. Я должен был сказать, что в диагностических ошибках тех двух больных он не повинен. Это было бы честно. А теперь... Ну, что я ему скажу теперь?

- Скажи, что нарочно молчал, чтобы не разжигать страстей, что после совещания беседовал со мной. Что я очень огорчена всем, что у меня из-за этого масса неприятностей.

- Так, по-видимому, и придется сделать. Хоть это и... нечестно.

- Почему нечестно? Скажи, что тогда я случайно вошла в ординаторскую, увидела эти злосчастные истории болезни и подняла шум.

- Ну и ну, - покрутил головой Шарыгин. - Хорошо. Я ему позвоню сегодня же.

17

Бунчужный вернулся на завод, когда Джеггерс направлялся в десятый цех. Тарас Игнатьевич не любил красоваться перед иностранцами. Хотелось, чтобы Джеггерс видел все как есть. И еще хотелось, чтобы рядом было как можно больше людей - не только главный инженер, Лордкипанидзе, но и другие. При гостях недостатки резче бросаются в глаза. К сожалению, "комсостав" сейчас отвлекать нельзя: не вовремя приехал Джеггерс. Он обратился к Лордкипанидзе:

- Проследи за спуском двести шестого. Не накуролесили бы чего в спешке. А я тут побуду. И еще. Позвони, пожалуйста, в больницу, скажи, что приеду не к четырем, как обещал, а к шести.

Спуск на воду двести шестого Лордкипанидзе не тревожил. Для этого надо было просто-напросто открыть ворота док-камеры, передвинуть туда корабль, закрыть ворота, включить насос и ожидать, пока вода поднимется. Еще недавно этот символический спуск обставлялся торжественно - толпа гостей, духовой оркестр, пышные речи и традиционная бутылка шампанского на шкертике. Но когда выпуск кораблей увеличился в несколько раз, торжества как-то сами собой отпали. Лишь изредка, когда кораблю присваивалось особенно знатное имя, спуск обставлялся с прежней пышностью. Обычно же он проходил в будничной обстановке, как и закладка, впрочем. Только бригада Василя Скибы по-прежнему отмечала закладку.

Закладка тоже символическая - установка двух первых секций. Кормовых. Стало традицией к одной из этих секций прикреплять бронзовую табличку, на которой значилось, что, дескать, в такой-то день такого-то года сей корабль был заложен бригадой Василия Платоновича Скибы. Табличку прикрепляли у самого киля, потом закрывали металлической крышкой и аккуратно заваривали, чтобы морская вода в случае чего, упаси боже, не попортила.

Выпивать на заводе запрещалось строго-настрого. Но в такой день после работы вся бригада задерживалась в "бытовке". Дядя Вася извлекал из потайного угла заветную бутылку и рюмки. И все выпивали за то, чтобы новый корабль добре строился и долго старился и плавалось бы ему чтоб добре. Выпивка тоже была символической - бутылка водки на двенадцать человек. И впрямь по махонькой.

Корабль, который Бунчужный требовал срочно "сбросить" на воду, представлял собой почти законченный океанский лайнер. Огромный, быстроходный, комфортабельный. Лайнер этот делался по заказу зарубежного коммерсанта, у которого была прорва денег и который не жалел их ради такого красавца. Заказчик торопился. За каждый сэкономленный день обещана была доплата. Министр разрешил оставить эти деньги заводу, и Тарас Игнатьевич хотел во что бы то ни стало заполучить их.

Тарас Игнатьевич с гостем, главным инженером и переводчиком направились в механический - широкий, светлый цех, более трехсот метров длиной. Станки стояли здесь в пять рядов. Тут было чисто. Ничего лишнего. Но Тарас Игнатьевич заметил, что не все станки работают. Только недавно на очередной декаде он в какой раз уже напоминал, что загроможденные проходы и неработающие станки всегда говорят о неблагополучии в цехе. Сегодня тут проходы чистые, даже очень чистые, а вот станки работают не все.

Джеггерс остановился у одного из фрезерных станков с программным устройством, неторопливо обошел его. Молодой парень в берете и легкой спецовке продолжал работать как ни в чем не бывало.

"Отучили-таки глазеть на иностранцев", - с удовлетворением подумал Бунчужный, искренне любуясь и внешним видом рабочего, и тем, как умело он орудует у станка. Джеггерс вскинул свой фотоаппарат, щелкнул затвором. Потом отыскал фирменную дощечку и ее сфотографировал.

"Деловой мужик, - подумал о нем Тарас Игнатьевич, - не тратит времени на расспросы".

Они пошли вдоль цеха и завернули на участок наладчика универсально-сборочных приспособлений - УСП. Эти приспособления не были особой новинкой. Но участок был организован совсем недавно и оборудован лучше, чем на других заводах, давал большую экономию. Тарас Игнатьевич охотно показывал его гостям.

Широкое окно. Цветы на белом подоконнике. Возле него - письменный стол с горкой книг на нем. Справа и слева, во всю стену, - светлые шкафы со множеством ящиков. Посредине - стол с металлической плитой вместо крышки.

Изготовление кораблей по шести-семи проектам одновременно на конвейер не поставишь. Сотни, тысячи деталей, множество всяких механизмов подаются на стапель и соединяются здесь в гармоническое целое.

Многие из этих деталей - уникальные. Порой на всю серию кораблей их пойдет всего несколько десятков. А изготовлять очень сложно. Приходится прибегать к "шаблону". Обходится такой "шаблон" дорого. А когда детали изготовлены - его хоть выбрось. В таких случаях на выручку приходит наладчик УСП со своими ящиками, в которых расположились многие тысячи точнейших деталей. Из этих деталей и собирают всякого рода приспособления. Когда отпадет необходимость в таких "шаблонах", их просто разбирают.

Джеггерса заинтересовало только что собранное приспособление, укрепленное на вращающейся станине. Джеггерс повертел его и поинтересовался, где изготовляются такие точные детали. Переводчик назвал институт. Джеггерс тут же записал адрес.

Потом попросил показать ему трубный цех. Бунчужный не собирался туда, однако и вида не подал. Лишь кивнул в знак согласия.

У входа в этот цех стояли главный конструктор, технолог и еще трое из "комсостава". Все в рабочих спецовках. Курили, смеялись чему-то. Увидев Бунчужного и гостя, замолкли. Тарас Игнатьевич поздоровался кивком.

В трубном Джеггерс заинтересовался новым труборезным станком, несколько секунд присматривался к его работе, сфотографировал.

После этого они пошли смотреть жилмассив. В прошлый раз, когда Джеггерсу показывали первые дома будущего города, вокруг было пустынно ветер гнал золотистый песок, то там, то тут наметая мелкие барханы. А сейчас тут живет более тридцати тысяч человек.

Но Джеггерса поразили не дома, не их цветная керамическая облицовка, не закованные в добротный асфальт широкие улицы, не зеркальные витрины магазинов, не архитектура Дворца кораблестроителей, широкоэкранного кинотеатра и спортивного комплекса с плавательным бассейном. Его поразили деревья, матерые тополя, каштаны и клены, которых и в помине не было всего два года назад. Он погладил шелковистую кору тополя, потом отошел на несколько шагов в сторону, чтобы охватить взглядом все дерево, дотянувшееся до пятого этажа, и только руками развел.

- Как вам удалось это, мистер Бунчужный?

- Расскажи ему, - обратился Тарас Игнатьевич к переводчику.

Тот рассказал.

Зимой, в мороз, с помощью специального крана берут взрослое дерево вместе с комком материнской земли и в контейнере перевозят сюда, в заранее приготовленные ямы. Весной оно пробуждается как ни в чем не бывало и ведет себя так, словно родилось тут двенадцать-тринадцать лет назад.

- Восхищен, мистер Бунчужный. Вы - волшебник. Добрый волшебник.

Тарас Игнатьевич кивнул и посмотрел на часы. Ему хотелось до отъезда хоть немного побеседовать с Джеггерсом неофициально, доверительно. Джеггерс тоже посмотрел на часы и заметил, что он очень сожалеет, но время на исходе. Они вернулись в кабинет. Бунчужный отпустил переводчика, жестом пригласил Джеггерса к столу. Налил в рюмки коньяку. Предложил выпить. Выпили. Закусили.

- Я плохо владею вашим языком. Но, полагаю, лучше разговаривать на плохом английском, нежели молчать.

- Зачем же нам, дорогой мистер Бунчужный, беседовать на плохом английском, когда мы можем поговорить на вполне удовлетворительном русском?

Бунчужный посмотрел на него с удивлением, улыбнулся:

- Какого же черта мы тратили время на переводы?

Джеггерс хитровато прищурился:

- Выгодно, когда думают, что ты, как это говорил ваш Короленко, "без языка": иногда совершенно неожиданно можно услышать много интересного.

- И неинтересного тоже, - буркнул Бунчужный. - Иногда такое можно услышать - в глазах потемнеет.

- Можно, - согласился Джеггерс. - Кстати, что значит "зануда"?!