Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи. Переработанное издание

• Название: Завещание ночи. Переработанное издание
• Автор: Кирилл Бенедиктов
• Издательство: Популярная литература
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: ISBN: 978-5-903396-10-8

Авантюрист по имени Ким получает предложение выкрасть хрустальный череп инков с подмосковной дачи, чтобы вернуть его истинным владельцам. Не слишком симпатичная, но и не слишком сложная работа.

Однако чем дальше, тем больше узнает Ким о нынешнем хранителе черепа. Его встречали в середине и начале XX века, он упоминается в древних рукописях и свидетельствах. По-видимому, его таинственный и жестокий противник — бессмертен.

В битве с этим жутким существом, утратившим все человеческое за тысячелетия жизни, Ким неожиданно поймет, «где лежит темное дно потаенных желаний человека».

Кирилл Бенедиктов — лауреат «Чаши Бастиона», премии «Еврокона» за лучший дебют года, «Бронзовой улитки» Бориса Стругацкого. «Подлинный талант Бенедиктова — видеть тайную суть современных событий», — писала о нем российская пресса. В новой книге он властно увязывает вместе реалистический роман и мистическую притчу, сплетая сюжет, схожий с «Альтистом Даниловым» или «Сердцем Ангела».

---

Но Чаша — ключ от ворот мира. Владеющий ее силой может разомкнуть круг. Время изменит свой ход, и в мир вернется Ночь. Конец карусели! Заводные куклы разбираются и сдаются в металлолом, механический ящик убирают в чулан. Представление окончено. Вот что есть приход Ночи.

И ты можешь помочь мне, Ким. Ты, мой вечный противник, ты, кого бессмертные кукольники отправили в бесконечную погоню сквозь века, ты, бессчетное число раз пытавшийся убить меня и погибавший сам, ты можешь помочь мне в исполнении предначертанного. И если ты поможешь мне, ты будешь вознагражден!

— То же ты обещал Чэнь Тану, — сказал я, прилаживая арбалет поудобней. — И старику Лопухину. Мы зря теряем время, Хромец. Последний раз спрашиваю: где Наташа?

Он не ответил, и я тут же понял, что время мы теряли все-таки не зря. Потому что откуда-то из-под металлического куба вверх ударил столб прозрачного пламени, а в руках у Хромца оказалась переливающаяся всеми цветами радуги Чаша — я с трудом узнал в ее странных очертаниях бывший невзрачный Грааль.

— Полночь! — загрохотал под сводами зала нечеловеческий голос. — Полночь, Гончий! Ты проиграл — могущество Вселенной принадлежит мне!

Я вздохнул и нажал крючок. Нефритовый Змей дернулся у меня в руках, запела тетива, и тяжелая стальная стрела с коротким свистом пролетела высоко над левым плечом Хромца. Она не причинила ему никакого вреда, но он в страхе заслонился обеими руками, и Чашу со звоном выбило из его пальцев. Секунду Хромец стоял неподвижно, потом опустил руки и засмеялся. На этот раз он смеялся тихо, словно сам не верил, что остался жив, и у меня от этого его тихого смеха мороз прошел по коже. Я тоже не успел еще осознать, что упустил свой единственный шанс, что теперь впереди у меня только смерть — просто стоял и смотрел, как он смеется. Потом я выпустил арбалет из внезапно занывших рук, и он с грохотом упал на пол.

— А я боялся, — проговорил Хромец, прекратив, наконец, смеяться. — Очень боялся, Ким. Не этой штуки, она не опасна для меня, я узнал это много веков назад. Я боялся именно тебя, Кеми, Сын Змеи… Ты ведь родился в год Змея, смертный, и тогда, в Иуну, и теперь, спустя две с половиной тысячи лет… Потому-то я и не мог убить тебя сразу: боялся, боялся, как никого из людишек за все эти долгие, долгие годы… Но теперь все: у Змеи нет больше Жала. Ты не опасен больше, Гончий, и жить тебе осталось недолго. Или, напротив, долго… это надо обдумать. Я мог бы продлить твою жизнь на столетия, столетия медленных и страшных страданий в самых темных подземельях Нижнего Мира… Что ты скажешь о том, чтобы послужить кладовой яиц для сколопендр? Или о том, чтобы твое сознание поместили в мозг гигантского червя? Впрочем, с тебя, возможно, хватит и столетнего погружения в бездонные топи Дуата… и все это время ты будешь знать, что в моих силах уничтожить не только твое тело, но и твою душу… Бессмертную душу, Ким, мой мальчик!

Он поднял голову и выпрямился во весь свой огромный рост. В лице его был темный огонь, и камень светился в кольце Железной Короны, словно третий глаз.

— А перед тем, как я обрушу на тебя свою кару, ты узнаешь, какой смерти заслужила твоя девка.

«Он убил Наташу», — успел подумать я, и это было все, что я успел подумать. В следующее мгновение я прыгнул вперед, словно собираясь преодолеть те десять метров, что нас разделяли. Какую-то секунду Хромец колебался — встретить меня ударом или подобрать прежде Чашу. В конце концов он сделал выбор и быстро, словно огромная змея, устремился к Чаше, но его промедления мне оказалось достаточно. Я упал на колени перед кубом и схватил выроненный Олегом автомат. Мы выпрямились одновременно: я — с автоматом в скованных руках и Хромец с Чашей Грааль. А потом из Чаши ударила вертикально вверх нестерпимо белая молния, глаза Хрустального Черепа, стоявшего на кубе, вспыхнули ослепительными сверкающими точками, и время остановилось…

Оно раскололось на сотни текущих с разной скоростью времен, и в одном его слое мы с Хромцом стояли друг против друга, парализованные странным напряжением, заставлявшим хрустеть суставы и наливаться кровью глаза, а в другом я медленно летел через зал, видя перед собой на глазах увеличивающееся черное пятно автомата, в третьем неслась сквозь звездные просторы мертвая, лишенная атмосферы планета, в четвертом с быстротою мультфильма возводились сами собой гигантские пирамиды и рушились, рассыпаясь в пыль, циклопические стены крепостей, в пятом был только безбрежный океан под равнодушными серыми небесами, а в шестом люди в белоснежных тогах недвижно стояли вокруг распростертого на земле темнокожего юноши с кинжалом под левой лопаткой… Времена множились и дробились, они падали на меня сверху, как падает снежный сугроб с еловых ветвей на неосторожно тронувшего зимнее дерево путника — мягко и в то же время оглушая. Они проходили сквозь меня: столетия, холодные как лед, и раскаленные, как пыточные щипцы, соленые от морских ветров и пахнущие хвоей, словно прогретые солнцем июльские дни. Они расходились концентрическими кругами, захватывая странные дальние земли и лежащие за морями острова, и межзвездные просторы, и радужные миры за границей великой пустоты, и крохотные бусинки не родившихся еще солнц, исток света и завесу ночи… А в центре, как в яблочке бесконечной мишени, неизменно был глубокий подземный зал и застывшие в безмолвной схватке фигуры. И я понял, что Триада воссоединилась, и мы с Хромцом оба оказались в поле ее действия, скованные, словно наручниками, нашей всепоглощающей обоюдной ненавистью. А значит то, чего так боялся старик Лопухин, все же произошло.

Я попытался двинуться с места, и у меня это неожиданно получилось, но в то же мгновение я испытал обжигающе-болезненное чувство раздвоения сознания. Полутемный подземный зал стремительно отдалился и потерял четкие очертания — теперь он воспринимался как сон или галлюцинация. Место же, в котором я обрел способность двигаться, было реальным до рези в глазах. Это была огромная сфера, идеально гладкая и безупречно белая, абсолютно самодостаточная и абсолютно замкнутая. Шарик на елке богов. Воздух здесь был холодным и разряженным, как на вершинах высоких гор, и колол легкие тонкими алмазными иглами. Почему-то хотелось плакать.

Я был здесь не один. Шагах в двадцати стоял спиною ко мне высокий худощавый человек в выцветшей гимнастерке, перетянутой широким кожаным ремнем. На ремне висела расстегнутая кобура.

Он обернулся, и я увидел, что это Роман Сергеевич Лопухин — молодой, загорелый, коротко стриженный, сильный и ловкий. Таким он, наверное, был в пятьдесят третьем году, когда нашел в Туве алтарь Скрещенных Стрел.

Он улыбнулся и сделал шаг мне навстречу.

(На далекой периферии моего сознания, в призрачной глубине подземного зала, гигантская фигура в золотом тяжелом одеянии медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, воздела к потолку костлявые руки, и на кончиках длинных шевелящихся пальцев зажглись колючие фиолетовые огоньки. Запахло озоном. Аннунаки подняли свои факелы.)

— Приветствую тебя, Ким, — сказал Роман Сергеевич Лопухин.

— Вы… не умерли? — спросил я, понимая, что сказал глупость.

И он тоже это понял.

— Умер, — ответил он просто. — Но это не имеет значения.

— А Наташа? — спросил я.

Он чуть нахмурился, словно пытаясь вспомнить, о ком идет речь, потом пожал плечами.

— Не знаю.

— Где мы? — спросил я.

— Вне времени, — сказал он.

Я замолчал. Задавать дальнейшие вопросы казалось бессмысленным. Я чувствовал, что теряю драгоценные секунды, что там, в моем далеком сне, происходит что-то намного более важное, а я нахожусь неизвестно где и разговариваю с мертвецом.

— Там ты не можешь сражаться с ним, — сказал Роман Сергеевич Лопухин. — Но ты можешь желать.

(Хромец — если это был он — чертил в воздухе какие-то знаки, и воздух шипел и плавился под его пальцами. Зал за его спиной расплывался, словно мираж, пространство колебалось, раздираемое изнутри непонятной силой, а сияние Чаши Грааль становилось все нестерпимее.)

— Раз уж так получилось, ты должен попробовать. Постарайся доказать, что твои желания сильнее. В конце концов, Итеру старались быть свободными от желаний. Может быть, в этом и была их слабость.

— Им все время приходилось бороться с самими собой, — сказал Лопухин. — Знать, что ты можешь положить конец бессмысленной, бесконечной пьесе… пьесе, которую защищаешь не потому, что она тебе нравится, а потому, что тебе поручено ее защищать… это выдержит не всякий. Наверняка многие боролись с соблазном покончить с бесконечностью раз и навсегда. Хромец просто сломался первым.

— Вы его оправдываете? — спросил я.

— Он боится, — сказал Лопухин. — Он две тысячи лет искал сокровища Итеру. Наверняка у него было много времени, чтобы все обдумать. Может быть, если бы вся Триада сразу оказалась бы в его власти, еще тогда, в Египте, он не колебался бы ни секунды. Но вот все три сокровища в его руках. Он, как паук, сидит в подземелье и ждет. Чего?