Лэрри Макмуртри - Чья-то любимая

• Название: Чья-то любимая
• Автор: Лэрри Макмуртри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-249-5

Страх остаться одной заставляет Джилл Пил, довольно успешно подвизающуюся в Голливуде на поприще режиссера, лихорадочно цепляться за любого из своих многочисленных приятелей. Впрочем с двумя из них многолетняя связь перерастает в нечто, похожее на дружбу. Потеряв их обоих, Джилл приходит к неожиданному решению – снять фильм…

---

И если лицо Оуэна как зеркало отражало его душу, то душа у него была абсолютно неблагодарной. Мне тут же захотелось прикрыть свое оголенное тело, и, отступив в ванную, я завернулась в большое полотенце.

Я решила, что вообще из ванной не выйду. Зачем лишние переживания, если от одного моего вида он чувствует себя несчастным? Да, по сути, он никогда особо и не стремился связываться со мной, если не считать самого начала наших отношений. Зачем мне его мучить?

Нет, подумала я, к чертовой матери! Мы, по крайней мере, могли бы поговорить. И, поплотнее закутавшись в полотенце, я вышла из ванной.

– Я не знал, что ты здесь, – сказал Оуэн.

– Если бы тебя хоть сколько-нибудь интересовало, как идут съемки, и их график, ты бы это знал, – сказала я. – Ты собираешься работать дальше или же нет?

При виде Оуэна я ощутила нечто вроде паралича. Я не испытывала ни малейшего желания выплеснуть на него все те сотни горьких слов, которые накопились у меня в душе.

– Собираюсь, – сказал Оуэн в ответ на мой вопрос. – Конечно!

Я чувствовала, что мне следует быть чрезвычайно осторожной – не надо смотреть ему в глаза, не надо задавать никаких прямых вопросов. Кроме того, я прямо физически ощущала беспорядок, царящий у меня в комнате. На всех стульях лежали кипы сценариев, или одежды, или еще черт знает чего. Не говоря уже о грудах шмотья и бумаг, валявшихся на полу. И потому мне было ужасно трудно придумать, как и где начать достойный разговор. Кроме кровати, в комнате ни одного другого чистого места не было.

– Ну, и когда же ты намереваешься снова посетить съемочную площадку? – спросила я.

На самом-то деле, мне хотелось, чтобы разговор начал он, а не я. Я надеялась, что он сам скажет что-нибудь точное и ясное. Мне было безразлично, что именно он скажет – пусть это будет самое для меня неприятное. Лишь бы все стало ясно, и я бы, наконец, знала, что к чему. Иногда слова из Оуэна приходилось вытягивать, как вытягивают из глубокого колодца бадью с водой. Для этого надо было много-много раз раскрутить лебедку. Оуэн сейчас спит с королевой Америки: вне сомнения, это обстоятельство должно придать ему достаточно духа, чтобы говорить со мной безо всяких обиняков.

Но нет, так не получилось. Оуэн молча стоял возле шкафа, держа в руке две безобразные рубашки в цветочек – словно само мое присутствие начисто разрушило его планы, которые иначе было бы так несложно осуществить: выбрать из двух безобразных рубашек одну. Я с тоской в сердце поняла, что взываю к Всевышнему, умоляя его заставить этого человека заговорить первым, чтобы мне не надо было этого делать самой. Мне казалось, что голосовые связки, нет не только они, но все органы внутри меня совершенно онемели. Если сейчас же ни он, ни я не заговорим, нам придется простоять тут весь день, посреди разбросанных останков нашей совместной жизни. Наконец, я подошла к постели и села на ее край.

– Ты не собираешься со мной разговаривать? – сказала я. – Я вовсе не хочу, чтобы ты передо мной извинялся или развеял ту святую веру, что ты внушил Шерри. Ничего такого мне не нужно. Мне бы хотелось только одного – чтобы ты мог мне сказать, что происходит. И тогда, возможно, я сумела бы как-то перестроить свою жизнь, чтобы мне не было больно.

Оуэн стал еще мрачнее, будто бы он знал, что именно этого я и потребую. Я начала бояться, что, вероятно, сошла с ума, или, по крайней мере, поступаю абсолютно не так, как все. Может, я была единственным человеческим существом, которое ни на миг не перестанет думать. Может, у других людей мозги включаются и отключаются, как светофоры на перекрестках.

– Я собирался на съемочную площадку, – наконец произнес Оуэн. – Мы разошлись.

В моем гадком сердце колыхнулась надежда.

– Разошлись? – спросила я. – После трех дней? О чем ты говоришь?

– Шлюха, – с горечью произнес Оуэн, имея в виду Шерри.

Но это вряд ли можно было воспринимать как объяснение. Не успела я попросить Оуэна высказаться более ясно, как он оказался поверх меня. Ощутив на своем лице его дыхание, я сразу почувствовала, как во мне разом пробудились все упорно подавляемые мною эмоции – и любовь, и ненависть в равной мере. Я не собиралась расплачиваться собою за отставку, полученную им только что от другой. Но преимущество было на его стороне. Оуэн был гораздо крупнее и сильнее меня.

И все же, если уж что-то я по-настоящему и умею, так это сопротивляться. На сей раз мне помогло то, что, выходя из ванной, я завернулась в большое полотенце, да еще обмотала его поплотнее, в два-три слоя. Крепко прижав руки к бокам, я низко опустила подбородок, и Оуэну досталась лишь малая толика моего тела. Он пришел в ярость, увидев, что я сжалась в комок, надежно защищенный обмотанным вокруг него полотенцем. Оуэн с такой силой рванул на себя полотенце, что оно лопнуло прямо у меня на голове.

– Что с тобой? – спросил он таким тоном, будто мое поведение было не чем иным, как безмерным упрямством – как это я смею сопротивляться, когда я ему так нужна!

Оуэн даже умудрился расстегнуть брюки и нужда его стала совершенно очевидной, все было понятно без лишних слов. Однако самый факт, что у него не было на мой счет никаких сомнений, только заставил мои тормоза работать на всю мощь. Осознав, что вот так запросто разорвать обернутое вокруг меня полотенце ему не удастся, Оуэн вдруг сел, ожидая того момента, когда я сама попробую сделать это физическое усилие. Он по-прежнему пытался меня поцеловать, хотя бы для того, чтобы я не начала говорить. Оуэн слишком хорошо меня знал и понимал, что если я начну говорить, то разозлюсь еще больше. В этом инстинкт его не обманывал. И если ему удастся побороть меня в этом, то он сумеет овладеть мной целиком. А половой акт неминуемо приведет к прощению, после чего все недоразумения будут забыты, и их причина покажется слишком незначительной.

Оуэн попробовал просунуть руку под полотенце, но я ее перехватила и плотно зажала.

– Ничего не выйдет, – сказала я. – Я хочу знать, что произошло. Разве ты сам не понимаешь, какое свинство держать людей в таком неведении? Я чуть было не сошла с ума, а ведь мне еще надо делать фильм.

– Ты кто мне – жена? – заорал он. – Не помню, чтобы мы поженились!

Эта остроумная реплика была у Оуэна любимой. Он ее повторял все время. И таким образом выбирался из любой ситуации, когда оказывался загнанным в угол. Ведь мы же официально не женаты, малыш, и у тебя нет никакого права задавать мне свои вопросы. Эта его линия защиты была настолько банальной, что обычно я на какое-то мгновение замолкала и успокаивалась. На сей раз, не успел он произнести эти свои избитые слова, как зазвонил телефон. Меня этот звонок возмутил: я специально попросила телефонисток на коммутаторе ни с кем до девяти утра меня не соединять, потому что я все еще надеялась, что каким-нибудь чудом смогу поспать подольше. Телефон все трезвонил, и в конце концов мне пришлось снять трубку.

– Оуэна здесь нет? – спросила Шерри.

– Есть, – сказала я, разозлившись на себя, что сразу не догадалась, кто это звонит. Кто бы еще мог заставить телефонисток на коммутаторе нарушить мое распоряжение!

– Скажите ему, чтобы он поторопился; я есть хочу, – сказала она. – Минуточку, дайте я сама с ним поговорю.

Я повесила трубку, потом сняла ее с рычага, а сверху накрыла двумя подушками.

У Оуэна эрекция прошла, но настроен он был очень воинственно, как маленький мальчишка. Я поднялась с постели и подошла к нему.

– Видимо, твоя подруга не считает, что ваш с нею разрыв окончательный, – сказала я. – Она сообщила мне, что хочет есть, и желает, чтобы ты поторапливался. Тебе, наверняка, должно быть известно, что Шерри не любит, когда ее заставляют ждать. Так что будет лучше, если ты все это спрячешь обратно в штаны и поспешишь к ней.

Любой сарказм неизбежно вызывал у Оуэна взрыв наглости.

– Я просто хотел, чтобы ты сама на него посмотрела, – сказал он. – Ради того, что было.

Я чуть было не рассмеялась ему в глаза.

– Зачем ты мне врал? – сказала я. – Зачем ты сказал, что между вами все кончено, если ты собирался идти с ней вместе завтракать?

Оуэн встал с постели и начал переодевать рубашку.

– Потому что ты на меня давила, – сказал он. – Она на меня давит. Вам обеим всегда нужно давать ответ. А откуда, мать вашу, мне знать этот ответ? Может, я с ней и порву. Она такая же гадина, как и ты.

Натягивая на себя чистую рубашку, он вдохнул воздух и втянул живот, чтобы ее можно было застегнуть, затем убрал пенис в трусы, обращаясь с ним так, словно он уже больше своему хозяину не принадлежит. Я почувствовала жалость и стыд. Тело Оуэна вызывало у меня настоящую нежность. Проявлять ее мне всегда мешал его скверный глупый характер. Да уж лучше бы я с ним перепихнулась – Шерри так и так обо всем пронюхает. Пусть он теперь пытается сам ей все объяснить. Быстро соображать, что к чему, я никогда не умела, да и чутье меня постоянно подводит, или не знаю уж, что еще.