Лэрри Макмуртри - Чья-то любимая

• Название: Чья-то любимая
• Автор: Лэрри Макмуртри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-249-5

Страх остаться одной заставляет Джилл Пил, довольно успешно подвизающуюся в Голливуде на поприще режиссера, лихорадочно цепляться за любого из своих многочисленных приятелей. Впрочем с двумя из них многолетняя связь перерастает в нечто, похожее на дружбу. Потеряв их обоих, Джилл приходит к неожиданному решению – снять фильм…

---

Когда я вошла, Ванда сидела за машинкой, окутанная клубами дыма. Из пишущей машинки выползла превосходно отпечатанная страничка.

– Что они сделали с Сэмми? – спросила я. Ванда подернула плечами.

– А вы не заходили в студийный буфет? – спросила она.

– Б. Г. Э. говорит, что его послали в Дуранго.

– Барри очень красивый, но он никогда не отличит жабы от фиги, – сказала Ванда. – Дело в том, что вас вот-вот собираются уволить.

– И мистер Монд в самом деле разрешил бы им меня уволить? – спросила я. – Вы с ним говорили?

– Нет, уже неделю как не говорила, – сказала Ванда. – А обычно мы с ним разговариваем каждые десять минут. Думаю, меня тоже вот-вот уволят. Похоже, старик сдается. Знаете, умер Хирам, – добавила она. – Думаю, в этом причина всего.

Хирам был одним из друзей мистера Монда еще с юношеских лет, пожалуй, последним из всех его старых друзей. Это был пожилой банкир, проживший на Майами лет тридцать, если не больше. Мало того, что они дружили еще с тех давних пор, когда вместе жили в Нью-Йорке – Хирам оказывал мистеру Монду всяческую финансовую поддержку в первые годы его работы на студии. Они часами разговаривали по телефону каждый божий день.

– Умер с месяц тому назад, – сказала Ванда. – Хирам, сами знаете, был для него последней зацепкой. У всех есть свои зацепки – даже у него. Думаю, нам всем лучше заранее подготовиться к тому, что отсюда придется уйти.

Я пришла в полное замешательство. Ведь я совершенно слепо рассчитывала на поддержку мистера Монда. Если Ванда права и старому Монду теперь все стало безразлично, нельзя даже и предсказать, что может произойти.

– Он вас любил? – спросила Ванда. Мне было очень странно услышать это слово из столь старых уст.

– Мистер Монд – меня?

– Да не мистер Монд, а этот большой парень, – сказала она. – Тот, что с мисс Соляре.

– Да нет, – сказала я. – Нет, я так не думаю.

– Судя по тому, как она изгаляется, он вас любил. Я не стала обсуждать эту тему. Предположение, сделанное Вандой, всколыхнуло во мне слишком много чувств, оно меня смутило и запутало. Я пошла в студийный буфет, но Сэмми там не нашла. Наша монтажная была закрыта. Все это было очень глупо. В конце концов я перестала искать Сэмми и ушла из студии. Ванда все во мне перевернула. Зачем ей понадобилось спрашивать, любил меня Оуэн или нет?

Без всякой цели я какое-то время покружила на машине по Голливуду. Знай я толком, где и что тут можно купить, я бы, возможно, прошлась по магазинам, но в этом отношении я всегда была ужасной неумехой, а уж в теперешнем моем состоянии хождение по магазинам никак не могло мне помочь.

В конце концов я поехала вниз по Западной авеню в один район, который в последнее время стал совсем заброшенным. Здесь находился большой магазин старых книг, и мне нравилось в них покопаться. Магазин назывался «Прошлое время». Он размещался в старом домике, чудом избежавшем сноса. Хозяином был огромный мужчина по имени Таб Макдувел. Думаю, он очаровал меня тем, что был совершенно непохож на всех тех, кого я знала в Голливуде. Таб весил фунтов триста;[8] носил он рабочие брюки и старую фланелевую рубашку. Одни и те же брюки и одну и ту же рубашку, не меняя их месяцами, пока они не становились абсолютно черными от книжной пыли. Такими же черными были у Таба руки, а подчас—и лоб, и подбородок. Таб жил среди своих книг как медведь в пещере. Как-то раз, роясь в книгах на втором этаже в поисках чего-нибудь с описанием костюмов, я и впрямь наткнулась на пещеру – уютное, укромное местечко, в котором Таб спал. На раскладушке лежал матрас и никаких простыней. Возле раскладушки, прямо на ящике из-под виски, стоял телевизор. Матрас тоже был черный. Я бы сказала, просто страшный. Проходили годы. Мы с Табом познакомились поближе, как это бывает между владельцем магазина и более или менее постоянными его посетителями. Мне часто хотелось попросить Таба, чтобы он перевернул этот свой матрас, хоть какое-то время поспал бы на чистой его стороне. А еще лучше было бы, если бы он сжег его дотла и достал себе новый, от какой-нибудь благотворительной организации или еще откуда-нибудь. Но Таб так сильно меня стеснялся, что я не решилась ему об этом сказать.

Нетрудно было догадаться, каким образом его стали называть Таб. У него был чрезвычайно большой живот, который вечно вылезал из брюк, и который никак не могли скрыть фалды рубашки: большая часть его, та, что ниже пупка, всегда была открыта. Иногда в магазин наведывались за милостыней какие-то пьянчужки и бродяги. Но стоящих посетителей я встречала крайне редко. Мне казалось, что Таб книги только покупает, но не продает. Но если и так, его энтузиазма от этого не убывало.

Несмотря на свой громадный живот, Таб не казался мне тучным. Его речь и манеры, его ментальность были очень тонкими. Таб был на редкость деликатным и гораздо более утонченным, чем большинство тех мужчин, с кем я общалась. И хоть руки у него были большие и толстые, с книгами Таб обращался так легко и нежно, словно касался кружев или прекрасного фарфора. К тому же, несмотря на то, что сам он был всегда покрыт пылью и грязью, книги его были в безупречном порядке, без единого пятнышка на страничке, ни в едином из его многочисленных томов. Словно бы Таб каким-то образом умудрился всю грязь этих книг, попавших в его владение, вобрать в себя самого.

Когда на меня наваливались тяжелые стрессы, я иногда забиралась в этот книжный магазин как в тайное убежище для спасения. Таб неизменно оставлял меня одну. Я могла сидеть прямо на полу и читать. Будто в аллее между книжными полками. Тут я чувствовала себя в полной безопасности. Думаю, что и для Таба магазин его был тоже своего рода тайным убежищем, хотя я не имела ни малейшего представления, от чего ему хотелось здесь укрыться. Было еще одно обстоятельство, в силу которого мне так нравился этот книжный магазин. Если мне нужна была какая-нибудь книжка, Таб почти всегда ее у себя находил, не считая тех случаев, когда книжка ему не нравилась. Казалось, он мог правильно оценить любую книжку по любому предмету. Если я спрашивала его о какой-нибудь ерунде, его большое лицо хмурилось, он вытаскивал на середину свой огромный стул и пробирался мимо рядов полок как большой медведь. Через минуту-другую Таб протискивался назад и, счастливо улыбаясь, протягивал мне какую-нибудь книжку, которая, по его мнению, мне на самом-то деле и была нужна.

– Эта гораздо лучше, – обычно говорил он при этом, как бы слегка извиняясь. Иногда я решала эту книгу купить, а делала я это крайне редко и просто потому, что мне было стыдно все у него читать, ничего не платя. В таких случаях Таб обычно хмурился, а потом расплывался в улыбке и всегда умудрялся назвать мне такую цену, которая оказывалась намного ниже той, что стояла на книжке.

– Привет, Таб, – сказала я, входя в магазин.

Таб улыбнулся и застенчиво кивнул мне головой. К этому времени мне почти удалось преодолеть его стеснительность в разговорах со мной. Если я немножко задерживалась, а у него было подходящее настроение, Таб мог запросто рассказывать мне про свою жизнь, большую часть которой он провел на морском флоте. Но сегодня я сама была мало расположена к разговорам и потому сразу же направилась наверх, где стояли книги по костюмам. Проходя мимо, я мельком взглянула на раскладушку – не сменил ли Таб свой матрас. Разумеется, он ничего не изменил.

Я просидела наверху около часа, перелистывая книги и слушая шум автобусов, проезжавших по Западной авеню. А потом спустилась, чтобы выпить чаю. У Таба была еще одна весьма изысканная черта – он очень любил пить чай в любое время дня. Когда я спустилась, у столика с книгами стоял молодой человек с очень длинными волосами. Он показывал Табу какие-то книги. Юноша был ужасно бледный. На нем были джинсы фирмы «Левис» и старая варено-джинсовая рубашка. Меня поразило сердитое напряжение в его лице. Когда я вижу мужчину, я могу сразу же сказать, попытается он со мной заговорить или нет. Этот молодой человек заговаривать со мной не собирался. Он на меня даже не взглянул. Во всей представшей моему взору сцене было что-то монашеское: большой Таб выглядел как старый монах, а этот юноша – как преисполненный к нему почтением послушник. На лице Таба кривилась гримаса, словно его что-то мучило. Перед ним лежали три книжки, которые он разглядывал с таким видом, будто перед ним – настоящие драгоценные камни.

– Думаю, долларов триста, – сказал Таб. Молодой человек тотчас же кивнул. Таб поднялся, живот у него затрясся. Вернувшись, он принес пачку денег. Юноша взял деньги и очень аккуратно их сложил. Потом он кивнул Табу и вышел. Таб передал мне чашку с чаем. Он, видимо, несколько смутился, что я невольно увидела, как он делает бизнес.

– Это был Доуг, – сказал он, как бы объясняя мне то, что я увидела. – Он букскаут.

– Про бойскаутов я слыхала, а про букскаутов – никогда, – сказала я. – Чем он занимается – ставит палатки в книжных магазинах?