Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь

• Название: Моя Жизнь
• Автор: Эрнст Сетон-Томпсон
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Современная литература
• Год: 1957

В издании представлен автобиографический роман о жизни канадского писателя, художника-анималиста, естествоиспытателя Эрнеста Сетон-Томпсона

---

Мы сразу почувствовали симпатию друг к другу. В его спокойных, горделивых движениях было какое-то непередаваемое обаяние, и я знал, что мне будет чему научиться у Часки, что он откроет мне новые тайны леса.

Оказалось, что Часка стрелял в трех оленей и спугнул их. Он знал, куда они убежали, и с откровенностью, не свойственной индейцам, указал нам это место, добавив:

- Там они переночуют, а наутро будут моей добычей; раненому оленю теперь уже не уйти далеко.

Распрощавшись, мы пошли, сначала как бы направляясь домой. Пройдя некоторое расстояние и убедившись, что Часка потерял нас из виду, мы повернули обратно с намерением пробраться в чащу, куда скрылись на ночлег олени.

Уже смеркалось, когда мы пришли туда. Встревоженные олени сорвались с места и исчезли в темноте.

- Пусть теперь Часка поищет их утром. Посмотрим еще, чьей они станут добычей!

Усталые и голодные, мы пошли домой - впереди было еще двенадцать километров снежного пути.

Назавтра, чуть только занялась заря, я поспешил в оленью чащу, чтобы опередить индейца. Со мной было несколько моих товарищей. При нашем приближении олени разбежались в разные стороны.

Мы пошли по следам одного из оленей и были на расстоянии около мили от него, когда вдруг услышали позади себя выкрики индейцев. Я узнал голос Часки. Он отдавал распоряжения своим товарищам. Потом мы услышали выстрел, потом снова направляющие выкрики Часки. Еще один выстрел. И вслед за этим совершенно отчетливо - торжествующие возгласы индейцев. Мы повернули назад. Индейцы подстрелили двух оленей, третий же убежал.

Днем я столкнулся с Чаской - мы оба бежали по одним и тем же следам.

Я сказал ему:

- Почему ты взял моего оленя?

Часка нахмурился:

- Как это - твоего?

- Ведь я же первый ранил его.

- Ранил? Этого мало. Добыча не твоя, добыча принадлежит тому, кто убил зверя.

Я не стал спорить, но запомнил это правило для будущего.

Мы продолжали свою охоту вместе, и я не расставался с Чаской до вечера. Он был чудесным парнем и прекрасным знатоком природы.

На следующий день я опять встретился с Чаской, и мы снова бродили вместе по следам. Я был ходоком не хуже, чем он, но все-таки и в этом отношении мне было чему научиться у него.

Отпечатки моих следов на снегу были пятками внутрь, носками немного кнаружи, а следы Часки, наоборот, пальцами внутрь. Так обычно ходят индейцы. Я подсчитал, что, когда шел по способу Часки, длина каждого шага у меня увеличивалась на дюйм и я значительно выигрывал в скорости. Больше того, при таком способе ходьбы работают все пальцы ноги, не исключая и мизинца, и все принимают на себя тяжесть тела.

Мы шли по следам крупного оленя. След пересекал равнину, покрытую густыми зарослями леса, а потом поднимался на холм. Я был за то, чтобы подняться на холм, но Часка сказал:

- Нет, олень бежит через холм, а потом стоит далеко и смотрит, что на том холме делается.

Мы обогнули холм. Часка был прав.

Через некоторое время мы пришли к низкому открытому месту, где росли тростники. Олень обогнул это место, а я хотел идти напрямик.

Часка сказал:

- Нет, нет, не ходи. Ноги замочишь.

Там не было видно воды, но под коркой замерзшей земли был тонкий незамерзший ил, погрузиться в него значило намочить мокасины и через час отморозить ноги. Очень скоро я испытал это на собственном горьком опыте.

Однажды мы вышли на ровное место, на котором кое-где росла лиственница. Олень бежал в этом направлении, но Часка сказал:

- Нет, нет, олень сюда не пойдет. Где лиственница, там болото. Олень не любит болото. Он пойдет туда.

Часка показал на дубовую рощу, которая виднелась в стороне.

- Олень любит дубы. Дубы растут на твердой земле. Олень роет копытом под дубом и собирает желуди. Олень любит желуди.

Так оно и было. Олень бродил по дубовой роще, откапывая копытом желуди. Но следы его здесь были настолько запутанными, что мы никак не могли разобраться, куда он ушел отсюда.

Пока мы стояли в раздумье, голубая сойка закричала: «Джей, джей, джей!» - и полетела на север.

- Ага, - сказал Часка. - Значит, олень там, сойка сказала.

Следуя указаниям голубой сойки, мы сократили свой путь на целую милю.

Я узнал, что Часка определяет расстояние, на котором находится олень, по одному простому признаку - по состоянию помета на тропе. Обычно олень роняет свои «шарики» каждый час или около этого. В большие морозы они промерзают и становятся твердыми через час, а это означает, что олень находится на расстоянии около мили. Если шарики остыли, но не затвердели, олень должен быть на расстоянии четверти мили. Когда мы находили их еще теплыми, Часка шептал:

- Стой, он здесь.

Как- то раз мы зашли по следам оленя в небольшую чащу низкого кустарника. Помет был еще совсем теплый, но оленя нигде не было видно. Часка сказал:

- Он прилег.

Взобравшись на ближайший пень, индеец громко засвистел.

И в ту же минуту на расстоянии пяти - десяти шагов поднялся олень. Он стоял, выпрямившись во весь рост, с настороженными ушами и широко открытыми глазами, видно недоумевая, кто же это засвистел.

Часка спустил курок, и олень рухнул на землю.

Часка всегда следил за направлением ветра, но я никогда не замечал, чтобы, определяя направление ветра, он прибегал к способу, распространенному среди нас, бледнолицых охотников, а именно: намочить слюной палец и поднять его вверх. Ветер дует с той стороны, с которой сначала остынет палец. Но, конечно, в такую погоду, какая стояла тогда, мокрый палец стал бы сразу отмороженным.

Часка поступал иначе. Он обычно срывал пучок сухой травы и бросал его над головой. Этим способом он определял не только направление ветра, но и силу его. В зимнюю погоду, когда земля была покрыта снегом, и траву негде было сорвать, Часка всегда носил пучок сухой травы у себя в сумке. Я слыхал, что некоторые охотники для этой же цели носят с собой перья.

У Часки была одна особенность. Когда он колебался и не знал, как дальше поступить, он садился на землю, доставал из походной сумки свой кинни-киник1 и трубку, не торопясь набивал ее, потом закуривал. Через четверть часа он вставал и продолжал охоту, видно обдумав дальнейший план действий.

Однажды, когда мы стояли вместе на вершине высокого холма, Часка сделал широкий жест рукой, указывая на север, и сказал:

- Давно бизоны, бизоны, большие стада - давным-давно.

В конце ноября в местную лавку пришли шесть индейцев племени сиу, все, как один, высокого роста, воинственные с виду. Их появление вызвало тревогу. Индейцы спустились с Черепашьей горы, чтобы поохотиться в местных лесах. Местным индейцам едва хватало дичи для охоты, и сиу были непрошеными гостями. С ними всегда было трудно договориться, и они издавна враждовали с племенем кри. Поэтому меня нисколько не удивило, когда на следующий день Часка сказал мне:

- Мы идем.

- Куда? - спросил я.

- На Оленью гору, там много оленей. Здесь больно много сиу.

- А как насчет этого? - я показал на две туши оленей, которые висели на дереве в лагере Часки и его товарищей.

- Отправь их в Брендон.

- Как же это сделать?

Брендон лежал на расстоянии тридцати миль. Я недоумевая, посмотрел на санки.

Часка отрицательно покачал головой. Он показал на железную дорогу и, чтобы было понятнее, произнес:

- Паф-паф!

Так он поступил с двумя оленями, которых убил раньше. Он продал их торговой фирме Гудзон-Бэй и К0 и на вырученные пятнадцать долларов купил себе достаточно продуктов, чтобы уйти на Оленью гору.

Уже тогда, когда мы были друзьями с Чаской, я как-то раз отправился один на охоту. Подымаясь на холм, покрытый свежим снегом, я заметил оленьи следы, которые вели к лесу, на восток.

«По какому следу идти?» - задумался я. Вдруг до меня донесся звук, который отвлек мое внимание, мне показалось, что олень чешется рогами о ветку дерева. Я стал подкрадываться тихонько, осторожно…

Молодое деревцо покачивалось из стороны в сторону, а внизу, скрытый в густых зарослях, шевелился, как мне показалось, какой-то большой зверь.

- Ага, теперь ты не уйдешь от меня!

Я прицелился и уже готов был выстрелить, когда вдруг заметил красную повязку и черные, как смоль, волосы индейца. Ружье выпало у меня из рук, и я закричал:

- Часка!

Мой индеец был тут как тут. Оказывается, он срезал свой кинни-киник (кинни-киник -смесь из сухих листьев и древесной коры, которую индейцы употребляют для курения).

- Часка, - прошептал я, еще не в силах прийти в себя от волнения, - я чуть не убил тебя. Я думал, что это олень чешется рогами о дерево.

Часка улыбнулся, показал пальцем на красную повязку, которая обхватывала его голову поверх ушей, и сказал:

- Мы все это носим. Теперь ты понимаешь, для чего?…

Мы встретились с Чаской в последний раз на почте в Кербери. Со мной были мои старые друзья Гарри Перлей и доктор Гильберт. Часка завоевал и их симпатию.