Николай Шанский - Лингвистические детективы

• Название: Лингвистические детективы
• Автор: Николай Шанский
• Жанр: Языкознание
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-358-03870-7

Книга известного ученого-лингвиста академика Н. М. Шанского представляет собой своеобразное введение в науку о русском языке. Интересные и занимательные, почти детективные истории о значении, строении и происхождении слов, оборотов и «трудных строк» из произведений русской классики дадут возможность читателю разобраться во многих вопросах лексикологии, фразеологии, этимологии, правописания, орфоэпии, поэтики и лингвистического анализа художественного текста. Задания под рубрикой «Решите сами» позволят проверить себя, оценить уровень своих знаний.

Многие заметки книги могут быть прочитаны как отдельные увлекательные рассказы о жизни слов.

---

Таким образом, если иметь в виду этимологический состав, то слово возмездие можно перевести как «ответная кара».

В биографическом аспекте, следовательно, слово возмездие резко отличается от слова мзда и своим неисконным для русской речи происхождением, и появлением лишь после принятия христианства, и способом словообразования.

В настоящее время в актуальном языковом сознании рядового носителя современного русского языка слово возмездие со словом мзда уже не связывается: они стали совершенно чужими в силу резкого семантического сдвига, происшедшего в первом слове.

А теперь о прилагательном безвозмездный. По сравнению со словами мзда и возмездие оно «подросток», так как родилось на свет совсем недавно. По данным «Словаря современного русского литературного языка», оно впервые фиксируется в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г. По своему образованию оно довольно оригинальное, ибо получилось в результате переделки более раннего и «более правильного» прилагательного безмездный, известного еще в древнерусском языке. Безвозмездный возникло на базе безмездный точно так же, по той же модели, что и бесталанный – из бесталантный, свидетель – из съвк дк тель, солянка – из селянка, в результате процесса замещения основы: основа – мзд– под влиянием слова возмездие в старом значении «плата, вознаграждение» была заменена основой возмезд-.

Следовательно, слово безвозмездный, будучи исконным, является собственно русским образованием, весьма поздним по степени своего появления и очень своеобразным с точки зрения деривации. В семантическом плане оно полностью повторяет своего предшественника иной основы (слово безмездный) и своего значения «бесплатный» пока не меняло.

Что касается исходного безмездный «бесплатный» (ср. безмѣздьна врачьба «бесплатное лечение» в Стихираре праздничном Софийской библиотеки до 1163 г.), то оно, вероятно, представляет собой известную в XI в. словообразовательную кальку др. – греч. amisthos «неоплачиваемый, безвозмездный, даровой».

Впрочем, этимология старого безмездный для прилагательного безвозмездный – это уже связи и отношения «второго колена».

Казначей, барабанщик и баемач

ВВ языке немало слов-родственников, генетические связи которых совершенно не чувствуются. Превратности языковой судьбы резко меняют и их фонетическое «лицо», и их морфемный характер. Встречаясь с ними, мы и не подозреваем прежней близости этих слов. К таким лексическим единицам можно отнести и те слова, которые вынесены в заглавие, хотя на первый взгляд кажется, что между ними ничего общего нет и не могло быть. В самом деле, что роднит эти слова сейчас? Пожалуй, только одно категориальное значение лица: все они обозначают пусть и разное, но действующее лицо и в соответствии с этим относятся к разряду имен существительных лица. Ничего другого, что бы их сближало, современное языковое сознание нам не подсказывает. Особенно разными они кажутся по своей словообразовательной структуре и морфемному составу. Слово барабанщик в своей основе членится на непроизводную основу барабан– и агентивный суффикс – щик (-чик), свободно выделяющийся в других словах, более того – активно их образующий (ср.: атомщик, трамвайщик, бетонщик и др.). Что касается слова казначей, то в нем рядом с непроизводной основой казн– (ср. казна) мы наблюдаем уже нерегулярный суффикс– ачей, суффикс в известной степени уникальный. Существительное же басмач вообще предстает перед нами как корневое, и, несмотря на все это, названные существительные оказываются генетически принадлежащими к одной и той же словообразовательной модели. А отрезки – щик, – ачей и – ч восходят к одному и тому же суффиксу лица. Какому? Агентивному суффиксу – чи тюркских языков. Вряд ли вы думали (мне приходилось это проверять на многих аудиториях), что слово барабанщик нерусское по своему происхождению: ведь это «тот, кто играет на барабане», так же как, скажем, стекольщик – это «тот, кто вставляет стекла». И тем не менее это так. Слово барабанщик такой же тюркизм, как казначей и басмач. Только заимствовались эти слова в разное время, поэтому их русификация и происходила по-разному. Данный пример – яркое доказательство глубокой разницы (иногда даже пропасти), которая существует между современной словообразовательной структурой слова и его реальным происхождением в языке.

Но обо всем по порядку. Ранее всего в нашей речи появилось слово казначей. Древнетюркское казначи было переоформлено в древнерусском языке в казначии (конечное и равно /ь), а затем, после падения редуцированных, изменилось в казначей, так же как Сергий > Сергей. Так, сохранив соотнесенность со словом казна, оно получило современную структуру: казн-ачей(). В этом отношении его судьба напоминает устаревшие слова домрачей (< домрачи), арбачей (< арбачи) и др. (по происхождению тоже тюркизмы).

Иная судьба ждала тюркское барабанчи. Оно пришло к нам уже тогда, когда в русском языке суффикс – чик (-щик) стал активным словообразовательным элементом, с помощью которого оформлялись многие новые слова со значением действующего лица. По картотеке древнерусского словаря Института русского языка РАН, оно впервые фиксируется в памятниках начала XVI в. Тюрк. барабанчи при заимствовании было подогнано под слова на– щик типа данщик, точно так же как ранее ямчи > ямщик и позднее духанчи > духанщик. Языковое чутье подводит нас здесь особенно сильно: казалось бы, самое русское слово, образованное продуктивным суффиксом со значением лица, на поверку оказывается иноязычным.

Заимствованный характер слова басмач чувствуется сразу. Это объясняется и тем понятием, которое оно выражает, и новыми условиями его усвоения. Борьба с басмачеством в Средней Азии хотя и является прошлым, но все еще свежа в памяти многих. Узбекское происхождение этого слова ясно. Слово басмач примечательно не столько своим сторонним характером, сколько способом своего переоформления на русской почве. Тюрк. басмачи (буквально «налетчик»), являющееся в языке-источнике суффиксальным производным от басма «налет», было осознано, по аналогии со словами трубачи, лихачи, богачи и т. д., как форма им. п. мн. ч. Кусочек тюркского суффикса– чи – и стал окончанием в русском языке. Произошло «межъязыковое» переразложение на стыке корня и суффикса, которое привело к рождению слова, состоящего из корня и окончания. Так появилось совершенно немыслимое для тюркских языков слово басмач с нулевым окончанием после непроизводной основы.

Как видим, совершенно непохожие друг на друга по своей структуре слова генетически все являются тюркизмами и принадлежат к одной и той же словообразовательной модели. Однако в языке бывает и обратное. Слова, структурно идентичные, в действительности по своему происхождению могут быть самыми разными. Но об этом рассказ особый.

Чужие близнецы

Существительные вольность, дородность, плотность кажутся самыми простыми, словообразовательно и генетически прозрачными словами. С точки зрения современного языкового сознания все они прямо и непосредственно связаны с соответствующими прилагательными и поэтому, несомненно, воспринимаются как производные, образованные в русском языке с помощью суффикса– ость. Пары вольность – вольный, дородность – дородный, плотность – плотный и принадлежность существительных к обширной, с каждым днем растущей категории слов на – ость не позволяют подозревать здесь ничего этимологически особенного. Но осторожнее с такими «одинаковыми» фактами! Именно эти словообразовательные «близнецы», выделяющие все один и тот же суффикс – ость, очень ярко и наглядно свидетельствуют о том, что нередко как будто совершенно очевидное и единственно правильное решение оказывается абсолютно неверным. Если мы скажем, что слова вольность, дородность и плотность в русском языке были образованы посредством суффикса – ость, то совершим грубую этимологическую ошибку, приняв настоящее за прошлое, современные словообразовательные связи этих слов за их реальное происхождение в нашей речи.