Г. Цирулис - Мир приклюяений 1956 (полная версия)

• Название: Мир приклюяений 1956 (полная версия)
• Автор: Г. Цирулис
• Жанр: Научная Фантастика

---

В последующие годы М.Ройзман много ездит по стране, в результате чего появились очерковые книжки о Белоруссии, роман “Эти господа”, повествующий о труде и быте крымских виноградарей, и роман “Граница” о пограничном промколхозе.

С конца 1936 года писатель увлекается новой темой: он знакомится с трудной, подчас героической работой нашей милиции.

Надо сказать, что в некоторых литературных кругах не очень-то одобряли его новое пристрастие. “Ну, тащат пьяных в вытрезвитель, ловят жуликов, что тут расписывать?” — говорили некоторые блюстители “высокой литературы”. Но Ройзман понимал всю важность и значительность незаметной для равнодушного глаза работы тех, о ком еще с такой теплой признательностью и так весело писал Маяковский: “Моя милиция меня бережет”. Он неутомимо печатал очерки о работе милиции, выпустил книгу о ней: “Друзья, рискующие жизнью”.

Настоящий, большой успех пришел к писателю после того, как вышла в свет повесть об оперативных работниках Уголовного розыска “Берлинская лазурь”. Содержание, персонажи и сюжет ее приобрели повсеместную популярность у нас в стране и за рубежом, после того как в 1956 году был выпущен фильм “Дело № 306”, поставленный по этой повести и давший ей впоследствии новое название. Это был первый художественный фильм, рассказавший увлеченно и всерьез о сложнейшей и опасной работе тех, кто охраняет законность, общественный порядок, а подчас и жизнь наших людей.

Чтобы написать вторую повесть, посвященную этой же теме, целиком захватившей писателя, ему пришлось изучить обширнейший материал и даже непосредственно участвовать в следствии. Так появилась книга “Волк”, в которой М. Ройзман показал, как за уголовным преступлением может скрываться и политическое злодеяние.

Отныне у писателя постоянный пропуск в Московское управление милиции. Он ежедневно ходит туда, как на службу. К нему привыкли, с ним охотно делятся опытом, посвящают в сложные интересные дела.

Доскональное знание подлинных материалов, писательская фантазия, любознательность, умение воссоздать в книге атмосферу добра, уважений я доверия к человеку — вот основные черты, отличающие все написанное М.Ройзманом.

В повести “Вор-невидимка” таинственно и зазывно звучит необыкновенная… скрипка. Около двух лет изучал Ройзман искусство тех, кто мастерит или реставрирует драгоценные музыкальные инструменты. У писателя появляются новые герои: люди искусства — скрипачи, архитекторы, киноработники, но рядом с ними, как всегда, он показывает людей, чей труд и самоотверженность ограждают мир добра и созидания от мира преступности.

Волнующие, хорошо выписанные ситуации, на которых строятся увлекательные сюжеты повестей, большой познавательный материал, обычно содержащийся в них, разнообразие человеческих, характеров и судеб — все это дает основание высоко оценить творчество М.Д.Ройзмана как мастера детектива. Недаром один из виднейших советских писателей Всеволод Иванов писал Ройзману, что читал его книгу с увлечением и назвал автора “московским Конан-Дойлем”.

В этом шутливом, но, конечно, чрезвычайно похвальном определении отдается дань умению Ройзмана и полному овладению им секретами избранного жанра.

Лев Кассиль

Е. Симонов ДЕНЬ ПРИШЕЛ

Цель достигнута! Без десяти час альпинисты стояли на вершине Сарыкол-баши. Тяжелый путь преодолен совершенно самостоятельно, без опеки инструктора.

Обе связки, по два альпиниста в каждой, поднялись вместе. Головной шла “двойка” молодых разрядников лагеря “Печатник”. Веселый, жизнерадостный Дмитрий Усиков и его закадычный друг, степенный, неторопливый Михаил Рябихин, заканчивали Полиграфический институт. Они третий сезон подряд проводили свои каникулы в ущелье Адыр-су на стыке Кабарды и Сванетии. Их спутниками по восхождению были Алексей Вячеславович Пробкин, немолодой, но весьма экспансивный профессор-физик, и его ученик Олег Волосевич.

— Вот и всё! Спешу поздравить тебя с первой нашей двойкой. Как-никак, Сары-кол — это уже вторая категория трудности, — торжественно произнес Усиков, широко улыбаясь и протягивая товарищу руку. — Неплохо вершинку взяли. В темпе поднялись.

— Спасибо тебе, Митя! Это все правильно, конечно… — несколько неуверенно произнес Рябихин, пожимая протянутую руку; он задержал ее в своей широкой ладони, о чем-то раздумывая. — Но не рано ли поздравлять себя?

— Почему это рано? Вершину взяли? Взяли… В сроки уложились? Как часы! Что и требовалось доказать. Не понимаю, о чем еще можно беспокоиться!

— Да хотя бы о спуске… Забыл, чему учили нас в лагере? Что внушал нам Ротов? Можно считать законченным восхождение лишь тогда, когда ты вернулся в лагерь. И ни минутой раньше, — неторопливо возразил Рябихин.

Солнце, выглянувшее из-за облаков, заставило его прищурить голубые, чуть покрасневшие от ветра глаза, но прежде чем опустить защитные очки, он оглядел уходившее вниз ущелье.

Отсюда, с высоты, можно было увидеть весь их путь к вершине… Серебристое пятнышко палатки, оставленной на бивуаке под Местийским перевалом; дальше они поднимались налегке, без рюкзаков. Отвесные столбы каменных “жандармов”, преградивших выход на гребень. И, наконец, предвершинный гребень, словно конек на крыше дома, выводящий к высшей точке массива. А там, внизу, в долине, — живые нити рек, выбегающих из-под ледников и сливающихся в потоке Адыр-су. Подумать только: выпавшая здесь, в горах, снежинка породит каплю, которая где-то вдалеке вольется в теплые воды моря!

Альпинистский обычай требовал должным образом оформить восхождение: вынуть из каменной пирамидки-тура записку того, кто побывал на вершине раньше, оставить взамен свою. Но Рябихин неожиданно извлек из лежавшей на вершине, простреленной ударами молний старой консервной банки вместе с запиской плитку “Золотого ярлыка”.

— “Оставляем гостинец и поздравления победителям Сарыкола от днепропетровских металлистов”, — прочитал он вслух. — А это еще что? — Недоумевая, он повертел в руках снимок пухлого, курносого малыша и, улыбнувшись, прочитал: “Прошу фото с вершины не уносить. Сын подрастет — сам снимет. С альпприветом капитан Корсун”.

Слегка подкрепившись, альпинисты начали спуск. Быстро миновали каменистый гребень, перешли на широкое ледяное поле, покрытое свежим снегом после ночного тумана.

— Остановимся на минутку: хочу сделать несколько кадров, — сказал Пробкин, извлекая из грудного кармана “Зоркий”.

Он подождал, пока войдет в кадр облако, выгодно оттенявшее темные грани хребта…

— Как мы пойдем дальше? — спросил Пробкин, поднимаясь с колен.

— По пути подъема, конечно, — безапелляционно ответил Усиков.

— Почему же это “конечно”, мой юный друг? Двигаясь по морене, мы выгадаем минимум два часа.

— А как же с палаткой? С рюкзаками?

— Сделаем так. Я и Волосевич условились, что наши вещи захватит группа школы инструкторов — она здесь на ледовых занятиях, — поэтому мы пойдем мореной, а вы идете за своими вещами и дальше двигаетесь по леднику. Встречаемся у той скалы, разрезающей ледник, — предложил Пробкин.

— А не всыплют нам за то, что разделились посреди маршрута и врозь пошли? — неуверенно возразил Рябихин.

— За что же? — воскликнул Пробкин, тряхнув копной седых волос. — В лагерь-то придем вместе.

— Как знаете, Алексей Вячеславович, вам виднее, — согласился Усиков.

Еще учеником десятого класса слушал он во Дворце пионеров беседы профессора Пробкина, тогда уже имевшего звание мастера альпинизма. Алексей Вячеславович рассказывал о своих восхождениях на Кавказе, в Альпах, Татрах, Пиренеях. Где он только не побывал, неутомимый альпинист и охотник за космическими лучами! Он перечислял призывно звучавшие для пионеров названия. Профессор говорил о Маттергорне и Казбеке, зловещей стене Гранд-Жорас и далекой гималейской “К-2”, отбившей все атаки лучших альпинистов Запада. Конечно, он, ходивший в одной связке с Алоизом Эккерманом и деливший последнюю галету с Гаха Циклаури, знал, как вести себя в горах!

И они разошлись в разные стороны, еще раз условившись о свидании у большой скалы, разделявшей надвое ледяное поле.

Потеплело. Рябихин шел в полосатой тельняшке, поверх которой накинул плотную куртку. На бивуаке Рябихин поднял и надел оставленный рюкзак (он был взят на двоих), пристегнул под клапан скатанную палатку. Привычным движением опоясавшись веревкой, он затянул на груди узел проводника. Но Усикову это не понравилось.

— С чего это ты связываться вздумал? — буркнул он. — Коленки дрожат у будущего разрядника? По таким ледникам на привязи не ходят. Видел небось, как Пробкин шел утром. Веревку в руки ни разу не взял. Ледоруб подмышку, папироску в зубы. Бодро, весело! А ты уже за веревку хватаешься! Тоже мне горный орел!