Ксения Духова - Игра в любовь

• Название: Игра в любовь
• Автор: Ксения Духова
• Издательство: СовА
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9705-0025-9

Если женщине за …, то не просите ее подумать о душе, ведь жизнь только начинается! А вдруг там за поворотом повстречаешь самую большую и чистую любовь…

Дерзкие и остроумные рассказы молодой и талантливой писательницы Ксении Духовой о девочках и девушках, женщинах и старушках, для которых любовь — игра. И в вечном хороводе жизни они не перестают мечтать об этом…

---

Словом, влюбленность — вирус нестойкий, и любое «да» ее губит. Конечно, когда вообще никакой взаимности не ожидается, чувство переходит в хроническую стадию. Но это уже зависит от выбора объекта. Я каждый раз думаю — нет, в эту весну обойдемся без сладкого яда и недоступных мужчин. С зимы строю планы, составляю расписание, загружаю себя по полной. Работа, друзья, поездки, ремонт на кухне (четыре года уже планирую!), машину обновить… Потом все в один день летит к чертям, и я радостно забываю про синий ежедневник и наполеоновское расписание. И накатываю ночные километры по третьему кольцу, и накручиваю вечерние бульварные круги… Замечали, что в таком состоянии мы все время стремимся бегать по кругу? Тысячи зашоренных лошадей бегают по кольцевым маршрутам, все еще надеясь их выпрямить и достигнуть цели.

Бульвары весной — это вообще отдельная песня. Лица прохожих — готовые сюжеты для романов, где безошибочно узнаются знакомые черты. Разговоры с самим собой на скамейке, прихлебывая из горла весеннее лекарство и выкуривая по пачке крепких за вечер. Мимо идут пары, но их откровенно жалко. Они счастливы приятной плотской зависимостью, но бульварные страдания в одиночестве у них уже позади. Им нужно разговаривать, целоваться, узнавать друг друга, проявлять внимание и понимание, взволнованно трогать потные ладошки… Никакого простора для фантазий — они просто перешли на следующей круг. Но еще по старой привычке возвращаются на бульвар и спрашивают — а помнишь?… а вот здесь… а вот на этой скамейке…

Они мне сильно мешают своей пузырчатой радостью, но я терпеливо жду — потому что еще помню свои щенячьи восторги по поводу разделенности. Ах, навеки, навеки!.. Ой, ты тоже любишь стихи-песни-басни?! Да-да, у меня тоже тонкая душевная организация, и я завсегда плачу, когда смотрю фильм «Белый Бим Черное Ухо»!.. Да, я тоже очень люблю Прагу весной!..

Почему-то особо трогательными при влюбленности являются вещи, которые сама себе ты никогда не позволяешь… Ой, вы знаете, она снимает носочки и складывает их обратно в ботиночки! Так смешно! (хотя ты предпочитаешь ношеные носочки видеть в тазике для белья)…

А еще можно вылавливать лук из супа, пить пиво из бутылки, целоваться в метро, вешать джинсы на дверь, засовывать руки в карманы, не отключать телефон во время секса… Потом все это теряет свое очарование, влюбленность сменяется несданным отчетом и полным завалом на работе, организм тихо худеет от недосыпа и никотина — и хочется выйти на Никитский погулять в одиночестве.

С любовью все хуже, сложнее и от сезона не зависит. Сидишь ты, например, в компании, разговариваешь с человеком о проблемах мироустройства, зарплате и планах на жизнь. Никакого томления в груди, приступов сентиментальности и мыслей о сексе. Дома вообще может быть целый гарем жен и выводок детей. И вдруг посреди серьезного разговора проскакивает мысль, что хочется готовить завтрак и есть ужин каждый день только с этим человеком. Ясно и отчетливо понимаешь — хочу с ним жить. А разговор тем временем идет без запинки, голос не дрогнет, и лицо не изменится. И ты можешь в это время влюбляться, бегать кругами, целоваться в подъездах с разными людьми, трахаться со вкусом в каждом подвернувшемся клубе, забывая обменяться визитками после… Ты живешь как жила, только внутри тебя сидит твердое убеждение, что заводить детей, жарить мясо на кухне и спать ночами тебе нужно именно с этим человеком. У человека же — полный набор геморроев с отягощением и своя устоявшаяся жизнь. Семьи, дети, квартиры, отработанный график, и никакого желания есть твои завтраки. К тому же, как обычно, все вокруг в курсе — с кем ты, когда и сколько раз… Все то, что при влюбленности придает тебе вес, шарм и ценность в глазах заинтересованной стороны, тут лишает минимальной надежды. Будь проклята твоя бездумная откровенность, которая не дает произнести заветные слова — после.

Я люблю тебя…

Ну конечно… ах, навеки, навеки!.. ты говорила — это у тебя быстро проходит…

Я говорила про других… Найди десять отличий…

Как глупо выглядят все наши сокровенные мысли, услышанные другими.

Я хочу жарить для тебя мясо и смотреть, как ты ешь…

Спасибо, я не люблю мясо.

Я хочу общего ребенка…

У меня уже есть свой.

Мы поедем летом в Крым…

… у меня отпуск в октябре.

Весна — самое время для влюбленности. Давайте поиграем в игру — «найди объект желаний». Все равно до октября далеко.

Молчать в унисон

Всю жизнь знать, что хаттифнаты[1], например, могут бесконечно плыть к горизонту, а ты — нет. Завидовать страшно, рваться сразу на все четыре стороны и — продолжать сидеть на месте. Неподвижным трухлявым пнем, тощей бледной поганкой, камнем на дороге. Сидеть и рассуждать за чаем из чашки с цветочками — о каналах Венеции, из которых пахнет затхлым… о Булонском лесе, где только туристы и проститутки… о грязи около пирамид и тропической лихорадке… Так, конечно, легче, когда знаешь, что свой уголок лучше любого горизонта. И можно сидеть себе тихонечко, неспешно пить чай с сахаром вприкуску, кисти на скатерти перекручивать, в телевизор смотреть. Хорошо, когда сломаешь ногу. Ты и выйти-то никуда не можешь — не то чтобы поплыть в темноте на лодке. Не то, чтобы на велосипеде вокруг экватора или автостопом по Африке. И только незатронутые кисти на скатерти уменьшаются быстро-быстро, а остатки чая в жестяной коробочке уже шуршат звонко и жалобно. Наверное, пора уже переходить на чайные пакетики с опилками, и заваривать их по два раза, и высушивать потом, подвесив за ниточку — на черный день. Все мои неземные любови давно закончились и высохли — как пакетики на полке. Иногда думаю — откуда? Откуда во мне столько сил любить было? Как я могла тогда годами любить человека, который во сне храпел с прерываниями и шевелил пальцами?… Вы только представьте — ночью, в тишине, вдруг и громко — рядом с вами кто-то как захрапит!.. и вы вскидываетесь на несколько сантиметров над кроватью и в ужасе, в холодном поту открываете глаза… вся комната — в лунном свете, летний ветерок овевает ваше, покрытое холодным потом тело, а на другом конце кровати — МЕДЛЕННО И РИТМИЧНО ШЕВЕЛЯТСЯ ПАЛЬЦЫ!!! Не ваши, конечно! Чужие. Сами по себе. Человек похрапывает, ноги у него тоже спят неподвижно, а пальцы — шевелятся… боже мой, какой там Хичкок, какой там Кинг…

Но я же его все равно любила. Пока он мне не сказал — ариведерчи, дорогой друг, не парься, стало быть, и будь счастлива. Наши годы прошли под знаком радости и веселья, но теперь я намерен начать жизнь размеренную и правильную. С женой, детьми и без музыки. А женщина, которая поет — у нас на всю страну одна — Пугачева Алла, да и та вечно несчастливая. Поэтому терпеть дальше еще одну поющую женщину я не в силах. Намедни, сведя воедино в табличку все мои желания и имеющиеся в данный момент возможности, я, дорогая, занялся качественным и количественным анализом наших отношений и пришел к неутешительным для тебя результатам…

Таким высоким слогом мне сообщили о разводе. Предварительно предупредив, что женщина я сильная и «из сложившейся ситуации выкарабкаюсь, конечно». А я, как альпинистка без страховки, стояла, моргала и все время спрашивала: «Ты что — меня бросаешь, да?»

Дальше было много всего, но и этот скукоженный пакетик все же занял свое место на дальней полке.

И я даже и не вспоминала, жила своей жизнью, которая качественно стала намного лучше, а количественно принципиально не изменилась. Ездила в поездах и летала в самолетах, а ночью мне снились молчаливые хаттифнаты, вразнобой плывущие в темноте на лодках.

Однажды я долго-долго смотрела на попутчиков в поезда, везущем меня по каким-то страшно важным делам. Попутчики были глубоко немолоды, женаты, судя по вросшим в пальцы обручальным кольцам, с самого детства, и удивительно молчаливы. Я уже привыкла к старикам, охотно и торопливо рассказывающим о своем возрасте, внуках, детях, болезнях, молодости. И ты слушаешь внешне внимательно-внимательно, умом понимая, что торопливость — это от того, что рассказать надо много -много, а время в пути ограничено. А параллельно — думаешь о книге, которую уже и не прочитать в поезде, встречах на завтра и самолетном варианте возвращения. И когда встречаются попутчики молчаливые — ложишься спать раньше, чем проводник начнет предлагать чай. Но эта пара даже чай не пила. Они просто сидели, взявшись за руки, и молча смотрели в окно. Я не могла их не рассматривать тайком, забывая для правдоподобия шелестеть страничками. И все ждала, когда начнется привычная процедура переодевания и стеления жестких поездных простыней. Как правило, начало натужной женской суеты определяется словами — «ты выйди, чтобы не мешаться, а я пока тут все постелю»… и потом несколько мужчин покорно стоят в коридоре и разглядывают пейзаж — каждый у своего купе. Но эти двое все сидели и сидели. Как будто у них было впереди только несколько часов, из которых ни секунды невозможно было потратить на чай и постели.