Андрей Сидерский - Третье открытие силы

• Название: Третье открытие силы
• Автор: Андрей Сидерский
• Жанр: Самосовершенствование

---

Однако принято считать, что надежда умирает последней...

- Идеология дичи, неспособной вырваться из плена собственных шаблонов. Для нее за пределами надежды существует лишь неизбежная смерть... В действительности же, только лишившись последней надежды, ты делаешься по-настоящему свободным. Тебя ничто больше не держит, тебе становится все равно, и ты получаешь, наконец, возможность сосредоточиться на мыслях о том, что следует делать, а не о том, что теперь будет... Дичь не умеет действовать, дичь способна только питаться, размножаться и жалеть себя по каждому поводу.

- Но что делать, чтобы победить, утратив надежду?

- Воспользоваться свободой и поступить иначе...

- Поступить иначе по отношению к чему?

- Не имеет значения. К чему угодно... К себе, например, это - радикальнее всего... Главное - чтобы иначе... Надежда есть следствие привычки - смертельной инерции сохранения состояния. Пока ты на что-то надеешься, ты действуешь в жестких рамках привычного шаблонного состояния сознания и энергетической структуры. А это - неизбежность твоей собственной смерти... Лучше убить надежду... Освобождение от нее делает человека текучим и разрушает его стереотипы. Поэтому, когда умирает надежда, знай - все еще только начинается. Именно в этот момент появляется возможность реализовать свой самый главный шанс. Разве он не говорил тебе, что действительно стоящие вещи мы совершаем только тогда, когда нам становится все равно?..

- Говорил... А что теперь будет с ним самим?

- Может быть, он догадается еще раз задуматься о любви и вспомнить для себя все то, что говорил тебе. Мы не дали ему безвозвратно сорваться в пропасть никчемной возвышенности, и, возможно, в какой-то миг ему станет по-настоящему все равно. И он сможет, наконец, избавиться от последнего кумира - от серьезного отношения к величию того Пути, по которому он, как ему кажется, идет... Ведь на самом деле никакого Пути нет и не может быть. Говоря о Пути, о продвижении вперед или назад, вверх или вниз, должно отдавать себе отчет в фигуральности подобных выражений. Ибо существуют лишь невежество и знание, и мост через пропасть, их разделяющую, есть искусство осознания - то, что рассеивает тьму и образует Путь... Осознать то, что мы изначально знаем и всеми силами стараемся забыть - вот и весь фокус...

- Я и раньше слышал об ультимативной ловушке серьезного отношения к Пути. От Фигнера...

- Во сне...

- Точно - во сне...

- Но разве мог Фигнер быть Фигнером в твоем сне? Помнишь? В наших снах нет никого, кроме нас самих...

- В наших снах? Ты сказал: "Наших..." Но разве Ты когда-нибудь спишь? И видишь сны?

- Я бодрствую и сплю одновременно. Всегда. Все проявленное бытие - Мой нескончаемый сон.

- И Фигнер в том моем сне - это был Ты?

- Это был ты сам... И потому, конечно же - Я... И Рыба Дхарма, и червяк - тоже Я. Все - Я.

- Хорошо, допустим, Мастер Чу избавится от кумира... Что тогда?

- Он утратит надежду...

- Надежду на что? Разве он еще на что-то надеется?

- Я мог бы ответить на этот вопрос, но, поверь, это не имеет ровным счетом никакого значения.

- Однако именно тогда для него начнется самое интересное?..

- Да. Но разве тебе есть до этого дело? Взгляни в себя - ты увидишь там божественное "все равно"... И это касается отнюдь не только Мастера Чу и того, что с ним творится... В любом случае ваши с ним дороги разошлись теперь навсегда.

- А ты?

- Что - Я?

- Ты не будешь больше его вести?

- Я не могу его не вести, ведь он - это тоже Я. Так же, как и ты... Просто в большей степени его будут вести другие. Которые тоже - Я... И потом, он всегда может воспользоваться Моей Силой, ведь его воля и Моя Воля - одно и то же...

- А моя?

- И твоя... Чья угодно... Нужно только узнать и принять...

- Тот старик на обочине лунной дороги был абсолютно безупречен. В нем не было ничего лишнего. И в то же время он был настолько целостен и плотно заполнен пустотой... Только Ты можешь быть настолько безупречным... Тот старик - это был Ты... Я понял это сразу же, едва увидев его. Но я боялся в этом себе признаться. Ведь это был Ты?..

- Да.

- Но почему в таком жутком виде?

- Маскировка... Впрочем, у меня ведь масса обличий. Смотри.

- Его лицо вдруг начало меняться. В течение нескольких мгновений передо мной пронеслась феерическая галерея лиц и личин, их были тысячи и тысячи тысяч - драконы и святые, жуткие рыла и ужасающие хари, благостные физиономии и мудрые лики, суровые обличья великих воинов и добродушные жирные ряшки древних даосов... Белые, черные, светлые, красные, желтые, синие, темные, золотые, деревянные, железные, бронзовые... Чего только и кого только там не было!

- Таким Я приходил в мир людей, таким они видели Меня, таким запомнили в разные времена в разных народах... Но все это - маски, не более. И золотой воин, которого видишь сейчас перед собой ты - тоже маска. Я знал, что она тебе понравится. В конце концов этот Мой лик - только твое собственное отражение в бесконечном зеркале безупречной Силы...

- Но у Тебя есть собственное лицо?

- Вместо ответа Он исчез, растворившись в пространстве. А может быть, это и был Его ответ...

- Я проснулся. Ярко светило солнце. У летчиков уже вовсю гудела паяльная лампа, на которой они готовили себе еду.

- Все вышло именно так, как говорил Мастер Чу. Непонятно зачем отправившись в тот день прогуляться по берегу, я обнаружил труп погибшего аквалангиста - он лежал на мелководье среди камней километрах в трех южнее бухты. Я шел по самому верхнему ярусу обрывов и сначала почувствовал тяжелый трупный запах, а затем, присмотревшись, увидел и само тело.

Я спустился к нему и некоторое время молча стоял, разглядывая то, что еще несколько дней назад было телом молодого, полного сил и надежд человека. Я ни о чем не думал, но как-то очень остро ощутил, насколько непрочна и эфемерна нить, связывающая нас с тем, что мы зовем жизнью, не слишком ясно отдавая себе отчет в том, что же это в действительности такое. Пока я шел обратно в бухту, у меня в уме все время крутились одни и те же строчки из песни:

Dust in the wind, all we are is dust in the wind...

"Пыль на ветру, мы все - лишь только пыль на ветру..." И разглагольствования Мастера Чу о бессмертии казались мне чем-то таким же далеким, призрачным и лишенным смысла, как воспоминания о прошлых жизнях - менее реальные, чем даже видения, приходящие в самых глубоких из снов.

Возвратившись в бухту, я сказал о своей находке летчикам. Не говоря ни слова, Петр сел в машину и укатил в город. Через несколько часов он вернулся в сопровождении милицейского УАЗика, в котором прибыли следователь районной прокуратуры и эксперт-криминалист. Я отвел их к тому месту, где в волнах прибоя покачивался раздувшийся труп. Они молча осмотрели то, что оставалось от тела, забрали с собой валявшийся на мелководье рядом с трупом пустой акваланг и уехали.

На следующий день в бухте появилась моторка, из нее вышел следователь и попросил меня пройти по берегу и постоять наверху над тем местом, где лежал труп, поскольку с моря его видно не было.

Стоя на кромке обрыва, я видел, как парни из лодки обвязали серый расползающийся труп длинной веревкой, пропустив ее у него подмышками, сдернули его с мелководья и на буксире поволокли на юг - в сторону ближайшего пляжа. После того, как лодка скрылась за выступом береговой линии, я неторопливо двинулся в сторону своей бухты, все более явственно ощущая, что больше мне в этих местах делать нечего.

Часть четвертая

ДОРОГА ДОМОЙ

 

Возвратившись домой слушаю в тишине: листья шуршат за окном и мои шаги по пыльному полу...

 

 

СИНДРОМ КУНДАЛИНИ

Мне больше нечего было делать на побережье, поэтому я не пошел, как обычно, вдоль длинной причудливо изогнутой береговой линии, изъеденной многочисленными бухтами, а направился прямо в степь, чтобы пересечь полуостров по самому прямому пути. Я решил, что, двигаясь на восток, непременно выйду прямо к центру звезды - в то место, где сходятся цепи холмов, а оттуда по юго-западному ее лучу очень быстро доберусь до последних скал.

Я отправился в путь сразу же после полудня и на закате пришел на вымощенную плитами площадку, в центре которой возвышался каменный трон. Взобравшись на место для сидения, я сложил ноги в полный лотос, прислонился спиной к теплому камню и принялся молча созерцать заходящее солнце. Но ничего не происходило. Стул напрочь отказывался запускать мою крышу в полет по большому кольцу.

Примерно через полчаса бесплодного ожидания я сполз с трона, забросил на плечи рюкзак и по юго-западному лучу образованной цепями холмов звезды двинулся к последним скалам, полагая, что проведу там день-другой. Последние скалы нравились мне не меньше, чем моя - теперь уже не моя - бухта. Там был грот, куда рыбаки прятали в шторм свои баркасы, были хаотические нагромождения камней, уступами спускавшиеся к воде, были пещеры и круглые озера, соединенные с морем подводными туннелями. Каждый год я останавливался у последних скал как минимум на неделю, чтобы вдоволь понырять в прохладных сумерках подводных лабиринтов. Длительные задержки дыхания заряжали энергией, а холодная вода не давала голове взорваться от внутреннего напряжения феерическими каскадами непостижимых видений, причудливо сплетающихся в мыслительный белый шум многоканальных раздумий и непобедимых в своей неконтролируемости сексуальных фантазий - неизменных спутников повышения концентрации энергии в теле и ее услужливых пожирателей.