Креленко М. - Франсиско Франко: путь к власти

• Название: Франсиско Франко: путь к власти
• Автор: Креленко М.
• Издательство: Изд-во Саратовского университета
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-292-02919-х

Представленную работу, посвященную Ф. Франко Баамонде, можно назвать эскизом к портрету на фоне эпохи. Личность, долгое время считавшаяся одиозной в нашей исторической науке, а главное — в нашем общественном сознании, требует более внимательного изучения. Без малого сорок лет генералиссимус и каудильо определял судьбу Испании, дав свое имя самобытной политической системе. Однако верно и то, что он был типичным представителем своей страны и своей эпохи. В центре внимания исследовании — история превращения лейтенанта в авторитарного руководителя государства.

Для специалистов-историков и политологов и всех, интересующихся историей географически далекой, но ментально весьма близкой нам Испании.

---

Значительно серьезнее, чем политическая изоляция, ударила по франкистскому режиму экономическая блокада. Администрация Г. Трумэна, следуя духу резолюции ООН, приняла решение о нераспространении на Испанию «плана Маршала». Кредитование Испании крупными державами, которое продолжалось даже в разгар Второй мировой войны, было приостановлено. Экономике страны пришлось вновь искать пути решения проблемы самообеспечения.

Впрочем, полная изоляция франкистской Испании не удалась. Часть государств, преимущественно латиноамериканских, сохранила свои представительства в Мадриде и торговые контакты с бывшей метрополией. Несомненно, именно льготные кредиты правительства Аргентины позволили избежать очередного обострения продовольственной ситуации и, как следствия, — усиления социальной напряженности. Аргентинское зерно и консервы, приобретенные на выгодных условиях, помогли большинству населения Испании прокормиться в самые кризисные годы. Голод оставался повседневной реальностью, но не достиг того предела, чтобы стал угрозой существования режиму.

Международная изоляция и ее следствие — экономическая блокада, не достигли цели, ожидавшийся кризис режима не наступил. Франкистская система устояла и, пожалуй, даже укрепилась. Большинство испанцев, оскорбленных бестактной неуклюжестью ООН и возмущенных последствиями блокады, ударившей по простому народу, лишь теснее сплотилось вокруг каудильо.

Эмигрантская оппозиция получила сильнейший удар, от которого остатки разгромленных республиканцев уже не оправились. Автаркичная экономика страны кое-как справлялась с удовлетворением самых насущных потребностей нации. В особо трудных ситуациях Франко компенсировал недостатки собственной хозяйственной системы заимствованием дефицита в странах, ставящих необходимость помочь Испании выше резолюции ООН.

Каудильо и его режим, несомненно, одержали победу, причем, совсем не сопоставимую по значению с победоносным окончанием гражданской войны. Испания оказалась одной из немногих стран, избегавших «потсдамской коррекции». Однако Франко не мог не понимать, что эта победа была достигнута лишь в результате весьма благоприятного стечения обстоятельств и нуждается в срочных мероприятиях по ее закреплению.

Каудильо бодро поругивал на многотысячных митингах и на страницах газет масонов и коммунистов, доказывал преимущества испанской политической системы, подчас — оправданно, но чаще — не очень, восхищался успехами экономики своей страны. Но при этом внимательно приглядывался к происходящему в мире.

Он сознавал, что гарантией общественной стабильности и, следовательно, укрепления его власти может стать только значительное улучшение социально-экономической ситуации. А для этого требовалась отлаженная мощная экономика. Создать ее можно было двумя путями: либо, как прежде, рассчитывая на свои силы, либо добившись серьезных стимулирующих капиталовложений из-за рубежа.

У генералиссимуса было золотое правило: никогда не уповать на единственный вариант, каким бы многообещающим он не был. Сам Франко в силу образа мыслей, разумеется, тяготел к автаркии, но апеллируя к опыту европейских соседей, чье ускоренное восстановление за счет иных методов заставляло задуматься. Впрочем, в середине 40-х гг. особой свободы для маневра у Франко не было — и Хуан Перон, и Оливейра Салазар и прочие немногочисленные друзья каудильо инвестировать испанскую экономику были не в состоянии. Потому автаркия пока оставалась единственной возможностью до обретения оных, предстояло подготовить почву и, в первую очередь, вырваться из политической изоляции.

Предугаданные Франко изменения в международных отношениях становились очевидны, суля его режиму новые возможности. Геополитическое и идеологическое противостояние сверхдержав обрело реальные черты. СССР и США ускоренными темпами превращались из союзников по общей борьбе в противников, рассматривающих друг друга как препятствие на пути к гегемонии. Причем политическое противостояние, по мере ужесточения, все больше обрастало военными аспектами. И чем чаще в Европе рокотали разогреваемые для возможного боя танковые двигатели, тем менее значимыми становились соображения политических приличий в подборе сверхдержавами новых союзников. Именно на такой поворот событий и рассчитывал Франко.

Анализ боевых действий завершающего этапа Второй мировой войны привел испанского главнокомандующего и комитет начальников штабов США к одинаковым выводам, плачевным для демократий. В случае возникновения новой войны в Европе остановить Советскую армию не смогут никакие географические препятствия, равно как и слабые заслоны армий европейских стран и военных контингентов США. В таких условиях, гипотетически, Европа становилась советской задолго до переброски в Старый Свет американских войск. Атомная монополия США также мало что меняла, поскольку в случае стремительного продвижения советских танков в Западную Европу, предстояло либо применять атомные бомбы по территории союзников, либо пытаться весьма ограниченным ядерным потенциалом нанести максимальный вред колоссальной индустриальной базе СССР, рассредоточенной на необъятных российских просторах при наличии крепкой советской системы ПВО.

Думается, ни то, ни другое успеха не сулило. Во-первых, примитивные, тактически не гибкие ядерные средства того времени было просто не целесообразно применять против наступающих советских войск, потери которых носили бы ограниченный характер, при том, что могли серьезно пострадать мирное население и инфраструктура европейских союзников США. Во-вторых, даже предположив, что удары возмездия по объектам СССР будут достаточно эффективными и частично ослабят военный потенциал страны, взамен, как очевидно предполагалось, Советы расширят экономическую базу за счет промышленности Западной Европы, пусть изрядно обескровленную предшествующей войной, но вполне дееспособную.

В случае советизации Старого Света промышленные возможности СССР, и без того обладавшего мощью, сопоставимой с американской, делали борьбу с ним если не невозможной, то, во всяком случае, крайне затруднительной. В таких условиях мечтать о высадке где-либо в Европе не приходилось, поскольку кто-кто, а американцы хорошо понимали, что сложнейшая операция в Нормандии удалась благодаря наличию Восточного фронта. Оставалось одно: отыскать на европейском материке позицию, которую можно удерживать в течение сколько-нибудь долгого срока на период мобилизации США и переброски американских армий на этот возможный плацдарм.

Желательно, чтобы такая позиция подкреплялась какими-либо естественными препятствиями, затрудняющими ее преодоление — полноводными реками, а еще лучше горами. Реки не подходили, потому что только отгремевшая война показала — русские способны на их быстрое и успешное преодоление. Форсирование советской армией Днепра, Вислы и Одера были тому наглядным примером, да и сами союзники имели такой опыт, прорвав оборону немцев на Рейне. Оставались горы. Подобных позиций в Европе было три. Три полуострова — Скандинавский, Апеннинский и Иберийский. Скандинавские горы отгораживали Норвегию от остальной части полуострова. Альпы потенциально затрудняли прорыв на Апеннинский полуостров. И, наконец, Пиренеи перекрывали сравнительно узкий перешеек между Бискайским заливом и Средиземным морем, изолируя Испанию от прочей Европы. Однако Норвегия и Италия явно уступали Испании по ряду положений. Швеция не собиралась расставаться с традиционным нейтралитетом, Финляндия проводила весьма взвешенную политику, нацеленную на достижение такого нейтралитета. А Норвегия, которую можно было привлечь к союзу, не отвечала географическим требованиям и не обладала необходимым стратегическим плацдармом: узкая и длинная полоска гористой земли, изрезанная глубокими фьордами, могла удерживаться лишь с колоссальным напряжением сил при постоянной угрозе расчленения.

Италия в географическом смысле была значительно более подходящим объектом, но политическая ситуация там не отличалась стабильностью, поскольку компартия этой страны в 40-х г., пожалуй, могла обеспечить неустойчивость гипотетического тыла «демократий». По той же причине, кстати, не подходила Греция, которая к тому же располагалась слишком близко к исходным позициям потенциального противника. У американских военных не было выбора. Палец штабиста неизбежно должен был указать на карте Испанию и Португалию. Думается, по-другому и быть не могло.

Но над картой любил постоять-поразмышлять и испанский генералиссимус, который был не менее способным к военному анализу, чем его заокеанские коллеги, и неизбежно должен был прийти к тому же выводу. А вывод его был прост и лаконичен: Испания и он сам очень скоро понадобятся одной из сверхдержав. Всегда мысливший военными категориями, он знал, что в выборе союзников щепетильность должна уступить место точному расчету стратегических выгод. Сомнений у него не было. На весах, взвешивающих его политические возможности в качестве правителя, географические возможности Испании и подчеркнутый антикоммунизм ее элиты, — эти качества легко перетянут отдельные одиозные для демократий черты режима.