Борис Воробьев - Искатель. 1987. Выпуск №3

• Название: Искатель. 1987. Выпуск №3
• Автор: Борис Воробьев
• Жанр: Детектив

На I, IV страницах обложки рисунки Юрия МАКАРОВА к повести «ВЕСЬЕГОНСКАЯ ВОЛЧИЦА».

На II странице обложки рисунок Геннадия ФИЛАТОВА к фантастическому рассказу «И УСЛЫШАЛ ГОЛОС».

На III странице обложки рисунок Константина ФАДИНА к фантастическому рассказу «ДЬЯВОЛОГИКА».

---

Но вспомнить не удавалось. Мелькнувший было просвет в памяти загораживало, как загораживает глаза отведенная в сторону ветка, стоит лишь отпустить руку.

Всю обратную дорогу Егор думал о чертовщине, приключившейся с ним, но так ни до чего и не додумался. А дома рассказал обо всем жене. Сначала она было посмеялась над Егором, но, услышав про пень, вдруг спохватилась:

— Гляди-ка! Ты ведь и бредил когда, все про какой-то пень говорил. И про Буяна тоже.

— Про какого Буяна? — удивился Егор.

— Нешто я знаю, про какого? Говорил, и все.

Тут Егор окончательно запутался. Пень, поляна, а теперь какой-то Буян. При чем здесь Буян? И кто это такой? Лошадь, что ли? Так жеребец у них Мальчик, а кобылу Ласточкой звали…

Под конец жена не утерпела-таки, спросила:

— А где ж добыча, охотник? Ходил-ходил, а убил ноги и время? — Она явно вызывала Егора на откровенность, но он держался стойко.

— Да где ж добыча? В лесу бегает. Говорю же: проветриться ходил, а она не верит. Ты думаешь, легко всю неделю в кузнице торчать? Одна копоть кругом.

— А как же Гошка? Он всю жизнь там торчит.

— Гошка! Гошка привык, ему эта копоть вроде как на пользу.

— Ой, не ври ты уж лучше, Егор! Не знаю, зачем ты в лес ходил, но только не проветриваться. Как будто я не вижу, что у тебя патронташ пустой. Патроны-то куда дел?

— Выбросил, — не моргнув глазом, ответил Егор.

Эта ложь рассмешила жену.

— Врал бы, да не завирался. А то, как маленький: выбросил! А ружье для какого рожна оставил? Выбрасывал бы и его.

— Ружье жалко, Маш, — сказал Егор.

5

Волчица дохаживала последние дни, и Егор, готовясь к прибавлению семейства, заново перестелил в конуре и законопатил кое-где рассохшиеся доски. Затыкая щели паклей, он посмеивался сам на себя: в логове волчата лежат вообще на голой земле, и льет на них, и дует, а он им тут курорт устраивает.

Но эта самокритика не мешала Егору делать лишнее с точки зрения природы дело. Как там в природе — это их забота, рассуждал он, подразумевая под «их» неизвестно кого, а мы по-своему сделаем. Откуда у него появилось такое желание обустраивать еще не появившихся волчат, Егор и сам не знал и удивлялся этому неожиданно возникшему чувству. Никогда такого не было. Вон Дымок: со щенка рос в конуре, и даже в голову не приходило что-то там сделать, кормил, и слава богу, а тут и постельку мягкую стелешь, и щелки затыкаешь.

Волчица наблюдала за стараниями Егора с терпеливым спокойствием, хотя Егор видел, что вся его возня с конурой не очень ей по душе. Она и раньше редко вылезала наружу, а теперь и вовсе целыми днями лежала, и только когда приходил Егор, выбиралась на божий свет. Она начала линять, клочья шерсти свисали с ее боков, и Егор выщипывал их и почесывал линялые места. Линька у кого хочешь вызывает зуд, Егор помнил, как у самого чесалось лицо, когда сходила старая, отмороженная кожа, и знал, что волчице приятны эти пощипывания и почесывания. Она стояла смирно, как овца, и только смешно дрыгала задней лапой, как будто помогая Егору, когда он доходил до места, где у волчицы особенно чесалось.

В эти дни и случилось то, чего Егор никак не ожидал от волчицы и что затронуло в нем самые глубокие струны.

Волки линяют долго, чуть не весь апрель, и у Егора стало привычкой вычесывать волчицу. Перед работой он обязательно приходил к ней, кормил, а потом чистил и охорашивал ей шерсть. Так было и в тот день, с одной лишь разницей: поворачивая волчицу как ему удобней, Егор нечаянно коснулся ее отвисших, тяжелых от молока сосцов. И сразу почувствовал, что она вся замерла от этого прикосновения. Напрягся и Егор, не представляя, как волчица отнесется к его действию. Чесать-то чеши, да знай меру, возьмет и цапнет, не посмотрит, что перед ней распинаются.

Но волчица не выказывала никаких неудовольствий, и тогда Егор, подталкиваемый неясным, но сильным чувством, осторожно погладил волчицу по соскам. Они были нежные и в то же время шершавые и щекотали ладонь. Волчица по-прежнему не выдавала своего настроения, и Егор уже смелее провел рукой по ее животу.

— А кто там у нас? Волчатки-маслятки? — ласково спросил он и туг же убрал руку, потому что волчица, неожиданно обернувшись, потянулась к Егору.

— Ну не буду, не буду, — успокоил он ее, думая, что волчице надоели его чересчур вольные ухаживания и она предупреждает его. Но вместо этого волчица ткнулась холодным носом Егору в ладонь и вдруг лизнула ее.

Егор ожидал чего угодно, но только не этого. Волчья доверчивость так растрогала его, что он без всякой опаски обхватил руками шею волчицы и прижался лбом к ее лбу.

— Ах ты, моя хорошая, ах ты, моя милая! — приговаривал он и терся лбом о лоб волчины, ощущая на нем прикрытую редкой шерстью вмятину от пули. Эту пулю выпустил он сам, потому что жаждал убить волчицу, а еще раньше забрал у нее волчат, и хотя не убил их, это сделали за него другие, а он с чистым сердцем получил свои пол горы тысячи. И вот волчица простила ему все. Человек не простил бы, а дикий зверь простил. Ах ты, зверь, зверь! Ведь даже не знаешь, что всю душу перевернул. Или знаешь? Да кто ж тебя разберет, все молчишь да молчишь только смотришь. Живи, милая, рожай. Что там завтра будет — никто не скажет, одно знай: в обиду тебя никому не дам.

Наверное, Егор еще долго бы объяснялся с волчицей, но помешала жена. Когда она подошла — Егор и не заметил, почувствовал только, что волчица хочет освободиться от него. Он разжал руки, и волчица юркнула в конуру, и лишь аут Егор увидел жену. Она стояла возле заборчика и удивленно смотрела на Егора.

— А ты и впрямь оборотень, Егор! О чем это с волчицей-то шепчешься?

— Оборотень, Маш, оборотень! — весело отозвался Егор. — Хочешь, и тебя научу?

— Ладно уж болтать, иди лучше в дом, там тебя председатель дожидается.

— Что это он с утра пораньше?

— А разве я знаю? Велел позвать, а зачем, не сказал.

Председатель заходил к Егору, но обычно по выходным, а сегодня и работа еще не началась, а он зачем-то дожидается. Может, в кузнице чего понадобилось?

Но Егор не угадал. Председатель, встретив его на крыльце и поздоровавшись, сказал:

— Ну, Егор, дождался ты со своей волчицей. В районе откуда-то прознали про нее, вчера звонили. Спрашивают, кто разрешил держать волчицу в деревне.

— А им-то что! — сказал Егор возмущенно. — Тоже мне, нашли к чему прицепиться — волчица! Что она — по деревне бегает иль укусила кого? На цепи же сидит.

— На цепи или не на цепи, не в том дело. Не разрешается волков держать дома, запрещено. Я и сам не знал, этот, который звонил, сказал. Так что не доводи дело до скандала, Егор, отпускай волчицу.

— Да не могу я ее отпустить, Степаныч! На сносях она.

— На каких еще сносях? — удивился председатель.

— На обыкновенных, брюхата. Не сегодня завтра волчат принесет.

— Чудеса! — сказал председатель. — Сидит в конуре, и вдруг волчата. Это кто ж ее огулял, кобель деревенский, что ли?

Теперь пришла очередь удивиться Егору.

— А ты будто ничего не знаешь?

— Да что знать-то?

Егор понял, что все слухи, связанные с ним и с волчицей, обошли председателя стороной. Такое в деревне, где все знают друг о дружке, могло случиться только с ним: председателю не до слухов, он на завалинке не рассиживается, с утра и до ночи по делам. Пришлось вводить его в подробности.

— Ну как ее отпускать, такую? Она и до леса-то не добежит, родит по дороге.

— Да, неловко выходит, — согласился председатель. — Хоть и волк, а жалко. Но что-то надо делать, Егор. Нельзя и дальше так оставлять.

— Так и не буду. Ощенится, и отпущу.

— А волчат куда?

— Тоже в лес. Снесу в старое логово, а там волчица сама разберется.

Председатель усмехнулся.

— Ладно, что с тобой поделаешь. Позвонят еще, как-нибудь отговорюсь, но ты волокиту не разводи. Некогда мне волчицами заниматься, Егор, посевная на носу.

Волчата родились ночью. Голые и слепые, они ничем не отличались от щенят, и, пересчитав их, Егор только развел руками: волчица опять принесла пятерых. Как на счетах считает, посмеялся Егор. Он хотел накормить волчицу, ко она даже не притронулась к еде. Зато взахлеб вылакала две миски воды.

— Устала, милая, — сказал Егор. — Ну полежи, полежи, потом накормлю.

Он посидел у конуры, наблюдая, как сосут волчата. Вроде все знал о волчьей жизни, а бот видеть, как кормят волчицы, не доводилось. Правда, ничего нового в этом не было. Точно так же сосали и щенки собак, и котята: растопырив коготки, теребили лапками материнский живот, подминали друг дружку и тоненько пищали, когда теряли сосок. Но смотреть все равно было интересно: все-таки волки!

— Как хочешь, Егор, а я за ними ходить не буду, — сказала жена. — Что мне теперь, разорваться?

— А чего за ними ходить, они до июня будут в конуре, как миленькие. А там посмотрим.