Вольдемар Балязин - Петр Великий

• Название: Петр Великий
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: История

---

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?»

Курский купец И. И. Голиков

Среди океана работ особое место занимает гигантский труд историка-самоучки, курского купца Ивана Ивановича Голикова (1735-1801). Голиков был винным откупщиком и за злоупотребления попал в тюрьму. Неизвестно, сколько бы лет пришлось провести в заключении неудачливому виноторговцу, если бы не амнистия, учиненная Екатериной II по случаю открытия в Петербурге в 1782 году памятника Петру I, известного более всего под названием Медного всадника, работы французского скульптора Этьена Мориса Фальконе (1716-1791). Выйдя на свободу, Голиков дал обет написать в связи со своим чудесным избавлением от неволи историю Петра I. И до конца своих дней 20 лет честно и самоотверженно исполнял данную им клятву. Свой 12-томный труд он назвал «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам». Затем Голиков издал 18-томные «Дополнения к деяниям Петра Великого», включив в оба издания более двух тысяч писем Петра и огромное количество документов и материалов. Этот гигантский свод источников во многом определил успехи тех ученых-историков, которые занимались в XIX-XX веках временем Петра I и его личностью.

Князь М. М. Щербатов «О повреждении нравов в России»

В отличие от многих панегиристов Петра, сторонников и ревнителей его преобразований, резко отрицательную оценку дал многим начинаниям и делам царя видный государственный деятель, философ и публицист князь Михаил Михайлович Щербатов. В конце 80-х годов XVIII столетия, на шестом десятке лет, он написал сочинение «О повреждении нравов в России», утверждая, что эпоха Петра была тем временем, когда «пороки начали закрадываться в души наши».

Предлагаю вашему вниманию фрагмент из этого сочинения.

«Петр Великий, подражая чужестранным народам, не токмо тщался ввести познания наук, искусств и ремесел, военное порядочное устроение, торговлю и приличнейшие узаконения в свое государство, также старался ввести и людскость, сообщение и великолепие, являющиеся ему грубые нравы смягчить. Учредил разные собрания, где женщины, до сего отделенные от сообщения мужчин, вместе с ними при веселиях присутствовали. Приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан; не малое же им удовольствие учинило, что должны прежде видеть, с кем навек должны осовкупиться, и что лица женихов их и мужей уже не покрыты стали колючими бородами. Жены, до того не чувствующие своей красоты, начали силу ее познавать. Стали стараться умножать ее пристойными одеяниями и более предков своих распростерли роскошь в украшениях. О, сколь желание быть приятной действует над чувствиями жен! Я от верных людей слыхал, что тогда в Москве была одна только уборица для волосов женских, и, ежели к какому празднику, когда должны были младые женщины убираться, тогда случалось, что она за трое суток некоторых убирала, и они должны были до дня выезда сидя спать.

Тщание украшения ту же роскошь рождало. И уже перестали довольствоваться одним или двумя платьями, но многие с галунами, с шитьем делать начали.

Колико сам государь не держался древней простоты нравов в своей одежде, так что, кроме простых кафтанов и мундиров, никогда богатых не нашивал. Однако хотел он, чтобы подданные его некоторое великолепие имели. Я думаю, что сей великий государь, который ничего без дальновидности не делал, имел себе в предмете, чтобы великолепием и роскошью подданных побудить торговлю, фабрики и ремесла, быв уверен, что при жизни его излишнее сластолюбие не утвердит престола своего при царском дворе.

Касательно до внутреннего житья, хотя сам государь довольствовался самою простою пищею, однако он ввел уже в употребление прежде незнаемые в России напитки. То есть вместо водки домашней водку голландскую анисовую, которая приказной называлась, и вина: эрмитаж и венгерское, до того незнаемые в России.

Уже в многих домах открытые столы завелися, и столы не такие, как были старинные, то есть, что токмо произведения домостройства своего употреблялись; но уже старались чужестранными приправами придать вкус доброте мяс и рыб.

Не неприятель был Петр Великий честному обществу; но хотел, чтобы оно безубыточно каждому было. Он учредил ассамблеи. Но сим ассамблеям предписал печатными листами правила, что должно на стол поставлять и как принимать приезжих, сим упреждая и излишнюю роскошь, и тягость высших себе принимать.

Но слабы были сии преграды, когда вкус, естественное сластолюбие и роскошь стараются поставленную преграду разрушить и где неравность чинов и надежда получить что от вельмож истребляют равность.

Начали люди наиболее привязываться к государю и вельможам, яко к источникам богатства и награждений. Привязанность сия учинилась не привязанность верных подданных, любящих государя и его честь и соображающих все с пользою государства, но привязанность рабов, жертвующих все своим выгодам.

Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею место лестью наполнилось; оттуда произошло раболепство, презрение истины, обольщение государя, которые днесь при дворе царствуют и которые в домах вельможей возгнездились.

Были еще и другие причины, происходящие от самых учреждений, которые твердость и добронравие искореняли. Ибо стали не роды почтенны, а чины и заслуги, и выслуги; и тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удастся прямые заслуги учинить, то за недостатком заслуг стали стараться дослуживаться всякими образами, льстя и угождая государю и вельможам.

Могла ли остаться добродетель и твердость в тех, которые в юности своей от палки своих начальников дрожали?»

Поэт и мыслитель Ф. И. Тютчев

Замечательный писатель, выдающийся мыслитель и прекрасный дипломат Федор Иванович Тютчев, вглядываясь в хитросплетения и скрытые вековые загадки и особенности русской истории, попытался понять разницу между Русью допетровской и тем, чем стала Россия после преобразований, проведенных Петром I, со скорбью заметил: «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело».

Славянофил И. С. Аксаков

Ниже приводится отрывок из статьи «Петербург и Москва» Ивана Сергеевича Аксакова, убежденного «почвенника», врага крепостничества, противника капитализма западного образца. Вот как он оценивал петровские реформы и на какие их стороны обращал особое внимание.

«С Петра начинается санкт-петербургский период русской истории, в котором застает нас тысячелетие Русского государства (оно праздновалось в 1862 году. – В. Б.). Разрыв с народом, движение России по пути западной цивилизации под воздействием иного просветительного начала, измена прежним основам жизни, поклонение внешней силе, внешней правде; одним словом – вся ложь, все насилие дела Петрова, – вот чем окрещен был городок Питербурх при своем основании, вот что легло во главу угла при созидании новой столицы. В деле Петровом, независимо от его всемирно-исторического содержания, независимо от того, что не преходит, что остается от той доли, которая выделяется и должна выделяться в кровообращение народного организма, – есть настолько же, если не более, элементов случайности, временности, зла, насилия, лжи, запечатленных его необыкновенною личностью. Дело Петра имеет значение: и как переворот, как революция, и как исторический момент в ходе нашего общественного развития… Переворот еще не кончился, еще длится: мы еще не изжили элементов личных и случайных, внесенных страстною, могучею личностью Петра в его дело, элементов лжи и насилия. Это-то и есть, собственно, что мы называем Петербургским периодом. Действительно, внешняя история совершается теперь вся в Петербурге: это его время; он действительно носитель исторической идеи Петра как переворота во всем случайном, временном характере этого явления; он действительно стоит впереди, он, так сказать, передовой человек лжи, сопровождающей наше духовное и умственное развитие.

Таково значение Санкт-Петербурга: он не живет одною жизнью с Москвою, со всею Русью, не составляет части организма, по крайней мере еще не вошел в состав организма. Он совершенно извне относится к России.

Москве предстоит подвиг завоевать путем мысли и сознания утраченное жизнью и возродить русскую народность в обществе, оторванном от народа. Москва и Русь – одно и то же, живут одною жизнью, одним биением сердца – и этими словами само собою определяется значение Москвы и отношение ее к Петербургу.

Нельзя в одно и то же время быть русским и петербуржцем, либералом и адептом или орудием петровского переворота; поклоняющийся Петру поклоняется петровской палке».