Мелисса Джейкобс - Один-ноль в пользу женщин

• Название: Один-ноль в пользу женщин
• Автор: Мелисса Джейкобс
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060565-1, 978-5-403-01764-0

Лучшая подруга плохого не посоветует – это знает каждая женщина. Но что делать, если лучших подруг несколько и каждая дает совет, противоречащий остальным?

Романтичная особа советует дожидаться прекрасного принца, а эмансипированная ведущая кулинарного ток-шоу рекомендует наслаждаться кратковременными связями.

Счастливая домохозяйка утверждает, что под венец следует бежать с первым же подходящим кандидатом, а известная журналистка советует сосредоточиться на карьере.

Лекси Джеймс прекрасно понимает: придется выбрать что-то одно. Но что?!

---

Рабочий кабинет доктора Франклина напоминает мне пятый этаж университетской библиотеки Ван Пелта. Красно-коричневые кожаные диваны с бронзовыми заклепками, угловые столики орехового дерева, потертый ковер с восточным орнаментом, пыльные абажуры и книги. И тишина…

Мне нравилось на пятом этаже библиотеки, и мне уютно в кабинете доктора Франклина. Единственная проблема в том, что я обычно засыпала там. Так что всякое может случиться… Если он затянет обличительную речь о моем детстве, я могу и захрапеть.

Доктор Франклин устраивается на кожаном диване напротив меня, как будто мы на вечеринке и собираемся вести светскую беседу. Он не попросил меня прилечь и не сел у изголовья. Наоборот, он сидит напротив и смотрит прямо на меня. Мне это нравится.

И выглядит он как самый обычный психиатр: хорошо за пятьдесят, слаксы, вельветовый пиджак оливкового цвета, голубая хлопковая рубашка и темно-синий вязаный галстук. Туфли из цветной кожи. Лысина на макушке, окруженная темными волосами с проседью. Бородка, компенсирующая нехватку волос, и усы. Очки, как у Джона Леннона.

Думаю, доктор Франклин живет в пригороде Филадельфии, тщательно сортирует мусор, бегает трусцой в черных обтягивающих шортах и ведет программу на местной радиостанции. На стенах кабинета, обитых дубовыми панелями, висят дипломы Университета Темпла и Университета Ратджерса. В душе я чувствую колоссальное превосходство над ним.

– Пройдемся по твоей биографии, – начинает доктор Франклин. В руках планшет из светлого дерева, который совсем не гармонирует с цветом стен, к нему прикреплена моя анкета. – Тебе тридцать три года, – зачитывает он. Я киваю. – Связи с общественностью, – продолжает он, и я снова киваю. – Живешь на Риттенхаус-сквер, не замужем.

– Все правильно.

– Что привело тебя ко мне? – спрашивает доктор Франклин и, взяв желтый разлинованный блокнот, кладет его на планшет.

– Внутренняя опустошенность.

– Внутренняя опустошенность?

– Неудовлетворенность всем происходящим.

– Лекси, я не понимаю, что это такое. Можешь выразиться более конкретно?

– Несколько месяцев назад я разорвала помолвку и с тех пор ни с кем не встречаюсь. Моя мама и друзья считают, что я… как бы это сказать, застряла. Может быть, я и застряла на дороге жизни, но по крайней мере за рулем «порше». Вы понимаете, что я имею в виду?

– Не совсем. Можно я задам несколько вопросов о твоей семье?

– Конечно, но она здесь ни при чем.

Доктор Франклин улыбается мне:

– Мы здесь не для того, чтобы искать виновных.

– Конечно, док. Если бы это была их вина, я бы первая заявила об этом. Так было бы гораздо проще, хотя вряд ли лучше. Или полезнее…

– Твои родители женаты?

– Да.

Доктор Франклин листает мою анкету.

– Твоя мать оставила себе девичью фамилию?

– Нет.

– Твоя мать Глория Нортштейн, а отец – Лео Джеймс?

– Да.

– Они женаты?

– Да. Но не друг на друге.

– Понятно, – говорит доктор и что-то записывает в свой желтый блокнот. – Разведены?

– Да, – киваю я и уточняю: – То есть отец разведен, а мама нет.

– Я не понимаю, – говорит доктор Франклин.

Похоже, он начинает раздражаться.

– Мои родители никогда не были женаты. Они жили вместе, и мое появление на свет было запланированным. Они хотели иметь ребенка, просто не собирались связывать себя узами брака и жить по правилам, принятым в обществе. Протестовали против чего-то. – Я пожимаю плечами. – Это было в шестидесятые.

– Продолжай, – кивает доктор Франклин.

– Мама решила, что хочет остепениться. Так она мне это объяснила. «Остепениться». Я думаю, это значит, что она стремилась к моногамии. А отцу было нужно что-то другое. Так что, когда мне было около года, они расстались. Я не помню их вместе. Но когда мне было три, мама вышла замуж. А отец женился, когда мне было десять, и через пять лет развелся. Он снова женился, когда мне было двадцать шесть, и с тех пор живет со своей женой.

– То есть у тебя есть отчим и мачеха?

– Да, и он, и она. Вот такая пара.

– У вас хорошие отношения? – интересуется он.

– Конечно, я лучше знаю отчима, поскольку дольше с ним общаюсь. Мама с ним вместе уже очень давно. И мачеха очень милая, но они поженились после того, как я стала жить отдельно, поэтому наши отношения вряд ли можно назвать близкими.

– Братья или сестры? – спрашивает он. – Может быть, сводные?

– Нет, я одна.

Доктор Франклин смотрит на мою анкету.

– Ты не указала вероисповедание.

– Формально я дочь Церкви радуги.

– Что? – Он уставился на меня через очки.

– Когда я родилась, мои родители посещали Церковь радуги, и я была крещена в ней. К счастью, я этого не помню. Повзрослев, я узнала об иудаизме и католицизме.

– То есть?

– Мой отчим – Говард – еврей. Мама приняла иудаизм, когда вышла за него замуж. Но я не стала.

– Почему?

– Мне было три года, док.

– Конечно, – говорит он. – Значит, ты выросла в семье евреев.

– Наполовину.

– Наполовину евреев?

– Нет-нет. Я росла то в еврейской семье, то в католической. Только моя мама больше уже не еврейка. Она очень увлеклась этим вначале, но потом потеряла интерес. Сейчас она словно вернулась в семидесятые годы – красивые песнопения, поиск богини внутри себя и все такое. Честно говоря, я считаю, что мама исповедует политеизм, А отец католик, но не очень консервативный. Если вспомнить о его разводах и так далее. Так что в моей жизни было лучшее из обоих миров: Рождество и Ханука. Сбывшаяся мечта всех детей.

– Конечно, – кивает доктор Франклин. Похоже, он устал.

Совет старших подружек и их мужья

– С Днем святого Валентина! – Я протягиваю Сильвии, Рут и Эстер открытки и коробки шоколадных конфет.

– Опять конфеты! – стонет Сильвия.

– Ах, Сильвия, веди себя прилично, – ворчит Рут. – Смотри, что Лекси нам принесла.

– Я не ем сладкого, – бормочет Сильвия. – У меня диабет, если ты вдруг забыла.

– Сильвия, я помню эти конфеты без сахара, из «Мюллерс» в «Ридинг терминал». Мне пришлось тащиться туда за ними.

– Это же целых четыре квартала, – замечает Сильвия.

– Это не главное, – перебивает ее Рут. – Спасибо, shayna.

– Спасибо, Декси! – Эстер обнимает меня за шею худыми руками, и я чувствую аромат «Шалимар». – В этом году я жду много валентинок, – говорит она.

– Рада за тебя. А остальные?

– У нас были мужья, – произносит Сильвия тем же тоном, каким обычно говорит «Я приняла слабительное».

Присаживаясь к ней на диван, я прошу:

– Расскажи мне о своем муже.

– Его звали Зигги.

Сильвия, Рут и Эстер поворачивают головы налево, кашляют, а потом одновременно плюют через плечо.

Не знаю, как реагировать на такое поведение, и спрашиваю:

– Зигги? Странное имя.

– В те времена у каждого было прозвище. Его фамилия была Зигорский, так что ее просто сократили до «Зигги». – Когда Сильвия произносит это слово, дамы снова поворачивают головы и сплевывают через левое плечо. А Сильвия продолжает: – Он был самым красивым парнем во всем квартале, но ленивее человека я в жизни не встречала. Он говорил, что мои родители достаточно богаты, чтобы содержать нас, пока не выгорит какой-нибудь из его планов по обогащению. И не собирался работать, даже когда у нас уже было двое детей. Именно тогда я начала курить.

– Курить? Почему?

– То и дело посылала Зигги за сигаретами и надеялась, что он не вернется. – Она грустно качает головой. – Но он всегда приходил домой.

– О, Сильвия…

– В конце концов я заявила ему, что компания моего отца обанкротилась и денег больше не будет. Он поверил и исчез на два месяца, а потом вернулся, чтобы сообщить, что женится на богатой шлюхе из Балтимора. Привез мне блок «Уинстона» и бумаги о разводе. Так все закончилось.

– Сильвия, мне так грустно это слышать.

– Ладно уж, – машет она рукой. – Это было так давно.

– Эстер? А ты была замужем?

– Конечно, дорогая, трижды. Постой. Трижды? Да, точно. Первого звали Луи. О, как я его любила! Высокий сильный парень, живший по соседству. Он умер от сердечного приступа через четыре года после свадьбы. Думаю, он был не таким уж сильным. После Луи я вышла замуж за Ларри. Этот был очень умен. Учитель. Любил гонять на машинах. И однажды ночью врезался в дерево. Возможно, он был не так уж и умен. А потом я встретила Генри. Он был душой любой компании. Очень обходительный. Всегда с сигаретой в зубах. Он играл в карты, танцевал и пел. Настоящий мужчина. А потом он умер от рака. Мне кажется, ему не стоило курить.

– Эстер, я так сожалею.

– Что? Нет, не стоит. Никто из них не мучился. Kina hora.

– Kina hora, – повторяют хором Рут с Эстер. Я поворачиваюсь к Рут:

– А твой муж?

– Абрахам? – Рут опускает вязанье и смотрит на меня. – Что ж… Мы выросли в одном районе, поженились после школы. Он поступил в колледж и стал учителем. Я оставалась дома и растила трех наших сыновей. Когда мальчики пошли учиться, я вызвалась работать в библиотеке в той школе, где преподавал Абрахам. Мы каждый день вместе ходили на ленч.