Евгений Спангенберг - Записки натуралиста

• Название: Записки натуралиста
• Автор: Евгений Спангенберг
• Жанр: Природа и животные

Книга известного советского зоолога и натуралиста Евгения Павловича Спангенберга (1898–1968) вводит читателя в прекрасный мир живой природы. В увлекательной форме автор рассказывает о жизни зверей и птиц на свободе и в неволе, учит заботливо и бережно относиться к природным богатствам нашей Родины. Для широкого круга читателей.

---

Пораженная происшедшим, собака кинулась следом. С высокого берега она шлепнулась в воду и с воплями стала пробиваться сквозь прибрежные заросли. Опять более часа простоял я на берегу залива. То кричал — звал собаку, то ругался, то вслушивался, как упорный Чок «шуровал» во всех направлениях непролазные ивняки.

А дождь продолжался. Он лил теперь как из ведра. Моя ватная телогрейка промокла насквозь. Струйка холодной воды бежала по телу. Этим и закончилась наша с Чоком охота в тот ненастный и неудачный день.

Окончился отпуск. Утомленные беспрерывной охотой, мы с Чоком возвратились в Москву.

С момента нашей охоты на Рыбинском водохранилище проходило все больше и больше времени. Из щенка Чок давно стал взрослой собакой. Но вот странность, вот досада! — с возрастом он не становился более понятлив, не приобретал новых полезных навыков, его развитие как бы остановилось. Он продолжал аккуратно подавать уток, не мял их, не душил живых. Но все мои старания приучить собаку так же аккуратно подавать прочую дичь не увенчались успехом. Да и вообще в отношении к большинству птиц, встреченных им в лесу или в поле, он держал себя не как воспитанная собака, а как настоящий разбойник. После выстрела с разгону Чок хватал упавшую птицу, мял ее, вырывал перья. Достаточно сказать, что ни один петух-тетерев при охоте с Чоком не попадал мне в руки в своем великолепном наряде — во время подачи собака неизменно выдирала целиком хвост и значительную часть перьев спины. Поэтому Чока я мог использовать только во время настоящей охоты, то есть за дичью, и не брал его с собой в научные экспедиции — ведь там я стрелял птиц для коллекции, дорожил каждым попавшимся экземпляром, стараясь сохранить в порядке каждое перышко.

Чок оказался невыносим и во многих других отношениях. Его, например, нельзя побаловать, как другую собаку. Побалуешь его излюбленным лакомством, а после этого он объявит вам настоящую голодовку: неделями не прикасается к превосходному супу, иной раз по нескольку дней не берет ничего в рот.

Особенно длительны и упорны такие голодовки Чока после семейных праздников. «Только колбасы — и ничего больше, лучше голодная смерть!» — ярко, без слов выражает унылая морда и вся фигура несчастной собаки. Но зато разборчивый Чок хорошо уяснил себе, что запретный плод бывает особенно сладок. При всяком удобном случае он шарит в отбросах двора и в помойных ведрах, стоящих в кухне. И то, что Чок считал несъедобным дома, с жадностью и спешкой съедается во дворе и в кухне. В связи с этим Чок частенько травился.

С куском приманки на грызунов он проглатывал крысиный яд и жестоко мучился. Но страдания рано или поздно благополучно кончались и, как ни странно, не служили полезным уроком. Уловив удобную минуту, Чок опять глотал яичную скорлупу или голову от селедки — словом, все, что удавалось найти на нашем дворе близ урн с отбросами.

Однажды ночью меня разбудили: Чок опять отравился. Я вскочил с постели и быстро оделся. В трагической позе собака лежала на полу с приоткрытым ртом и испуганными выпученными глазами.

— Чоконька, наелся опять, дурак! — кинулся я к собаке. «Аи, яй, ай-яй, ай-яй», — ответил он, видимо, не в состоянии подняться на ноги.

«Наверное, сдыхает», — мелькнула у меня догадка. «Как помочь? Ведь ночь сейчас, молока дома нет, и его нигде не достанешь».

Не зная, что делать, чем помочь собаке, я осторожно поднял ее и пытался поставить на ноги. Руки мои дрожали. Но несчастный Чок завизжал и беспомощно упал на бок. В самом сердце отдался этот болезненный вопль: не могу я выносить воплей животного. Все замерли в тягостном ожидании, молча и напряженно ждали развязки. На меня же вдруг нахлынула вспышка неудержимого гнева.

— Невежа! От тебя и ночью никому нет покоя! — прошипел я и дал отменного тумака собаке.

Окружающие были поражены моим жестоким поступком. Разве можно бить больное, умирающее животное! Но к общему удивлению герой трагедии даже не взвизгнул. Он поднялся, наконец, с пола, встал на все четыре ноги и, отряхнувшись, замахал обрубком хвоста. Глядя на него, всем стало ясно, что он ничуть не обижен, а, напротив, бесконечно рад наступившей развязке. В тот памятный день он вовсе не был отравлен крысиным ядом. Почесывая себе задней лапой ухо, Чок просто зацепил ногтем курчавую длинную шерсть. Чтобы выйти из затруднительного положения, достаточно было рвануть задней ногой. На это у него не хватило мужества.

Как видите, я чистосердечно признался в больших недостатках, даже пороках своей собаки. Но Чок вырос в нашей семье, прожил около десяти лет, и я не в состоянии заменить его другим, более подходящим для меня помощником. Хорошо или плохо, но мы продолжаем жить вместе, часто охотимся в подмосковных лесах и болотах и вполне приноровились друг к другу. За последние годы я замечаю, что Чок стал особенно хорошо выгонять пролетных вальдшнепов из густой чащи. Почти всегда птица взлетает из-под собаки в моем направлении, поэтому я редко делаю промахи. Редко уходит от меня и тетерев, поднятый Чоком. Правда, иногда мы ссоримся из-за глупого упрямства собаки, но значительно чаще я бываю доволен работой своего помощника.

Года два тому назад я поехал на охоту с одним из своих знакомых.

— Степан Николаевич, почему ваша Норка так работает? Вы ищете убитую птицу, а она сидит, изображая из себя постороннего зрителя. Разве это годится?

— Слишком много вы захотели, Евгений Павлович. Ведь Норка прошла первоклассную английскую дрессировку. Ее обязанность сделать стойку, другое ее не касается.

— Все это правильно, я сам с этим согласен, но в наших условиях, право же, неудобно. Охота была лазать на четвереньках отыскивать курочку, когда у меня есть собака!

— Но и ваш замечательный Чок только из воды подает дичь, — кольнул меня собеседник.

— Ну, положим, это неверно. Правда, Чок не получил такого блестящего английского воспитания, как ваша Норка, но уж что другое, а подать он умеет.

— Да, из воды!

— Нет, не только из воды, но и с сухого места.

Не знаю, чем бы кончился наш спор — он стал приобретать несколько неприятный характер. Но, к моему счастью, неожиданный случай разрешил все быстро и справедливо.

В это время мы вышли на широкую лесную поляну. По краям ее сплошной стеной стоял смешанный, по-осеннему желтеющий лес; часть поляны заросла можжевельником. С края поляны из мелколесья, с хлопаньем взлетел вальдшнеп. Я выстрелил, и вальдшнеп свалился. Чок бросился вперед, схватил убитую птицу, но, вместо того чтобы подать ее в руки, стал бегать с ней во всех направлениях, как бы продолжая поиски. А мы, не понимая, в чем дело, стояли на открытом месте и ждали, что будет дальше. Наконец, я не выдержал.

— Чок, да что с тобой? — крикнул я на собаку.

На мгновение Чок замер на месте. Затем кинулся навстречу мне, сунул вальдшнепа в самые руки и вновь принялся обшаривать можжевельник. Пока мы пытались объяснить себе поведение собаки, она подняла петуха-тетерева.

После этого я не возобновлял нашего спора, молчал и мой спутник.

И другой случай с Чоком навсегда живо сохранится в моей памяти.

Как-то в холодное октябрьское утро, направляясь на тетеревиную охоту, я по пути заглянул на лесное болото. В начале осени на нем держалось много бекасов. Однако в связи с ранним похолоданием они, вероятно, отлетели к югу. Во всяком случае, обойдя лучшие мочажины, я сумел поднять только одного бекаса, После моего выстрела он свалился за глубокую канаву, и я, будучи уверен, что его отыщет и принесет моя собака, не пошел за птицей. Так и случилось. Чок переплыл канаву, сунулся в осоку, куда свалился бекас, и решительно повернул ко мне, держа что-то во рту.

— Ну, давай сюда, Чоконька! — встретил я пса ласковыми словами.

Чок, как и всегда при подаче, оперся лапами на мое колено и сунул мне в руку добычу. Но что-то странное, непонятное произошло в ту же секунду: в своей руке я ощутил непривычное холодное, тело. Это оказался убитый бекас, но бекас был совершенно холодным. И пока я старался уяснить себе, что же произошло и почему это случилось, Чок сунул мне в руку второго бекаса: эта птица была еще теплой. Только теперь я понял, что убитый мной бекас свалился в то место, где в прошлый вечер какой-то неиз-. вестный охотник застрелил другого бекаса, но в густых зарослях так и не сумел отыскать своей добычи.

ТУЗАРКА

Тузар, или лучше, Тузарка, — так зовут молодую лайку, сравнительно недавно привезенную в Москву с нашего европейского Севера. Не правда ли, странная, несколько непривычная кличка? Когда я впервые увидел Тузара, он не произвел на меня особого впечатления. Веселая морда, добрые живые глаза, но ведь это типично и для дворняг нашего Севера. Правда, калачиком хвост, маленькие торчащие уши, пушистая бурая шерсть с огненной подпушью. Во всем этом есть что-то лаечье, но только это не настоящая лайка.