Евгений Спангенберг - Записки натуралиста

• Название: Записки натуралиста
• Автор: Евгений Спангенберг
• Жанр: Природа и животные

Книга известного советского зоолога и натуралиста Евгения Павловича Спангенберга (1898–1968) вводит читателя в прекрасный мир живой природы. В увлекательной форме автор рассказывает о жизни зверей и птиц на свободе и в неволе, учит заботливо и бережно относиться к природным богатствам нашей Родины. Для широкого круга читателей.

---

Выстрелил я во второй раз — убил птицу. Ломая сухие сучья, упала она под дерево, забила широкими крыльями.

«Умница ты этакая», — в восторге гляжу я на Гаудо. Сгреб его в охапку, поднял и расцеловал его пушистую голову. А пес в ответ на ласки как зарычит да схватит меня за левое ухо, так кровь сразу и выступила. Растерялся я, выпустил собаку из рук, за укушенное ухо держусь.

А Гаудик бегает кругом, носом струи воздуха ловит. Побегал он так, пометался, глядь — и второго глухаря неподалеку поднял и вдогонку за взлетевшей птицей, как пушистый шар, укатился по болоту. Понял я тогда, почему Гаудик на ласки ответил такой злобой: некогда ему было, хотелось и другую птицу не упустить. Чуял пес, что добыча близка, где-то рядом, а тут новый хозяин с нежностями лезет — работать мешает. Нашел тоже время…

Спустя полчаса убил я и второго глухаря, потом в одного промахнулся. Пошли дальше. Нашел Гаудо белку, затем рябчиков. Шутя я с ним охотился, легко: дичь будто сама в сетку лезет. Сетка все тяжелее и тяжелее становится, режет плечи, мешает подходить к дичи. Сбросил я ее на минутку, а когда нужно было положить в сетку новую добычу, никак не мог вспомнить, где я сетку оставил. Лес кругом однообразный, примет никаких нет.

Объяснил я как мог собаке про свою беду. А Гаудо вроде как подсмеивается надо мной. Слушает, что я ему говорю, а морда такая плутовская. Все понял пес, видимо, раньше обучен этому был. Побежал сначала по ветру, потом метнулся в сторону и, поймав нужную струю воздуха, привел меня к сетке с дичью.

Вернулись мы в деревушку. Гаудик веселый, довольный и утомления не видно — точно на охоте не был.

По дороге к дому загнал на ворота кошку и давай на нее лаять. Только лает совсем по-иному, не серьезно, как на охоте, а балуясь, с озорством.

После этой охоты все мои опасения рассеялись. По своему нраву Гаудик оказался не пастухом, а настоящим охотником. Убедившись в этом, я решил приобрести собаку.

Вот мы и в Москве. Гаудик быстро привязался к моей семье. Все полюбили его за деликатность и веселый нрав. Даже не понятно было, откуда у полудикой собаки Севера могли взяться те навыки, которыми обладал Гаудик. Малышей он не трогал, позволяя им теребить себя за густую шерсть, но не любил ласк взрослого постороннего человека.

Если в квартире раздавался один звонок, значит, к нам пришли — надо встречать; два, три звонка Гаудика не интересовали — соседские гости его не касались. Когда все дома, в квартиру мог войти и выйти из нее чужой. Но если квартира пустая, Гаудик каждого встречал лаем, а уж если человек вошел, то назад его пес ни за что не выпустит. Все вещи в квартире для посторонних неприкосновенны — их нельзя трогать.

Брать в руки, переставлять с места на место любой предмет имели право только члены нашей семьи: посторонний же человек не должен ни к чему прикасаться руками. Положение гостя оказывалось весьма затруднительным. Протянет кто-нибудь из посторонних руку, чтобы посмотреть какую-нибудь вещь в нашей квартире, например лежавшего на диване плюшевого медвежонка, и, неожиданно наткнувшись на пушистый мех собаки, отдернет руку обратно. Ив тот же момент Гаудик вновь исчезнет под кроватью или в другой комнате и оттуда следит за поведением гостя. Ведь ему необходимо успеть появиться между вещью и рукой, как только рассеянный человек опять нарушит правила внутреннего собачьего распорядка. После ухода гостя Гаудик вздохнет свободнее и, как после трудного дела, отдыхает.

Когда семья садится за стол, Гаудик отправляется в другую комнату и терпеливо ждет, пока обед кончится. Он знает, что после обеда получит вкусные вещи.

Гуляя по тихой улице, можно побегать; по шумной улице, где проносятся автомобили, необходимо степенно идти у левой ноги хозяина. Маленьких котят обижать нельзя, однако блох у них искать можно. Взрослые кошки — это враги, но квартирные кошки, хоть и кошки, но свои: пугать их можно, но трепать нельзя. Кошки двора и улицы, по понятиям Гаудо, вне закона. При случае можно драть их сколько угодно. Но даже на коварного врага — кошку — надо нападать только открыто.

Однажды я вышел с Гаудо во двор, а там стоит кошка — смотрит в другую сторону. Гаудик подошел к ней совсем близко, но кошка так была чем-то увлечена, что ничего не слышала. Подождав немного, пес ткнул ее носом в бок. Обернулась кошка, да как выгнет спину и зашипит. Тут уж Гаудик медлить не стал и дал ей трепку. Он всегда смело бросался, не закрывая глаз, как другие собаки, хотя при схватке с кошкой очень легко потерять глаза.

Но как Гаудика раздражали наши домашние кошки — представить трудно. Нет у них, по-видимому, никаких строгих правил, а если они и существуют, то кошки могут от них отказаться при первом удобном случае. Главное же, Гаудик смотрел на всех кошек, как на самых отчаянных воров, готовых украсть все, что пригодно в пищу. Живя, в общем, довольно мирно с нашей домашней кошкой, он неустанно следил за ее поступками и при всякой попытке вскочить на обеденный стол или украсть что-нибудь съестное заставлял ее спасаться бегством.

Однажды я был свидетелем одного из таких случаев. Удобно усевшись на кушетке, я читал книгу, порой бросая взгляды в соседнюю комнату. Мне была видна застекленная балконная дверь и проходящая под ней широкая цементная ступенька. В дни, когда наш истопник, видимо, увлекшись, создавал в квартире температуру, близкую к тропикам, хозяйки ставили продукты на цементную ступеньку под балконную дверь. Здесь было менее жарко. Вот и в тот памятный день на ступеньке стоял кувшин с молоком и лежал большой кусок масла. Вначале он, видимо, был завернут в бумагу, но потом его развернули, и он лежал совершенно открыто на куске бумаги, положенной на мелкую тарелку. Никому в голову не пришла мысль спрятать масло. Гаудик в отношении продуктов был безупречен и зорко следил за поведением других обитателей нашей квартиры.

В квартире царили безмятежный покой и молчание. Я читал книгу, Гаудик и кошка, вероятно, спали сном праведников. Но вдруг неожиданно тишина была нарушена. Скользя по паркету ногами и звеня когтями, из-под кровати стремительно выскочил Гаудик и со злобным рычанием кинулся на нашу кошку. В тот момент она находилась у балконной двери и, подпрыгнув вверх и оттолкнувшись о раму, вскочила на край буфета. Отсюда, не спускаясь на пол и перескакивая с одного предмета на другой, она опрометью шмыгнула мимо меня в прихожую, а оттуда в кухню. В общем случилось настолько обычная вещь, что я не нашел нужным ни во что вмешиваться и продолжал спокойно сидеть на кушетке.

Не предполагая о близости Гаудо, кошка решила воспользоваться молоком или маслом и была изгнана из квартиры собакой.

Но как же замечательно вел себя после этого Гаудик. Он деловито осмотрел стоявшие на цементной ступеньке продукты и нашел неполадки. То, что масло лежало совершенно открыто, ему, очевидно, не нравилось. Он осторожно сунул нос под бумагу, приподнял ее край и старательно прижал к маслу. Однако собачий нос — не рука человека, упругая бумага вновь откинулась в сторону. Минут десять из другой комнаты я с интересом следил, как лайка пыталась справиться со своей задачей. В конце концов Гаудик достиг цели. Кусок масла с трех сторон был тщательно прикрыт бумагой. Еще в двух-трех местах старательно подавив непослушную бумагу своим влажным черным носом, смешной Гаудик убедился, наконец, что все в порядке, и отправился вздремнуть после трудной работы.

Разве это не замечательный поступок для животного? Разве он не свидетельствует о сложной нервной деятельности собак? Безусловно, это результат многовекового общения с человеком. Любя простор и свободу, Гаудик чувствовал себя вполне счастливым только на природе. Большой многолюдный город, московскую квартиру — все это пес рассматривал как временное явление, как вынужденное житье между поездками. Но, естественно, иной раз эти перерывы оказывались весьма длительными, и Гаудик, явно скучая от бездействия, придумывал занятия, о которых я рассказал.

Особенно хорош Гаудик был во время наших поездок. Обычно я начинал собираться и укладывать вещи за несколько дней до отъезда. Пес замечал это — становился беспокойным, даже гулял неохотно: все спешил домой, видимо, опасаясь, что его не возьмут в экспедицию. Целые дни он дежурил возле вещей, а ночью, свернувшись в пушистый комочек, чутко спал на чемодане. Если нужно было передвинуть вещи, чтобы вымыть или подмести пол, приходилось передвигать вместе с чемоданом и взобравшегося на него Гаудика.

Но вот приходит день отъезда. Большинство вещей уже с вечера сдается в багаж, а дома остаются только маленький чемоданчик, ружье и заплечный мешок. В этот день пес сам не свой. Он напряженно следит за каждым моим движением. И наконец, наступает заветная минута. Я развязываю заплечный мешок, и Гаудик, не дожидаясь моей команды, молча и поспешно влезает в него и сворачивается в клубочек. Как ненавидит пес этот же самый мешок, когда я, никуда не собираясь, просто хочу похвалиться перед гостями способностями собаки. Гаудик возмущается, рычит, выполняя мое приказание. Но когда пес знает, что мешок появляется не ради забавы, его не надо принуждать к этому.