Алексей Саморядов - Праздник саранчи

• Название: Праздник саранчи
• Автор: Алексей Саморядов
• Издательство: СП "Квадрат"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-8498-0110-3

Книга, которую вы держите в руках, написана молодыми знаменитыми, без преувеличения, лучшими отечественными сценаристами последнего поколения — Петром Луциком и Алексеем Саморядовым.

С этими именами многие связывали кино XXI века, мост к которому они проложили уже сегодня. Вспомните недавние фильмы, основательно пошумевшие по большим и малым экранам — «Дюба-дюба», «Гангофер», «Дети чугунных богов», «Лимита» — все они поставлены по их сценариям. Все получили высокие награды на престижных российских и международных фестивалях. И только авторы сценария, Луцик и Саморядов, еще вчера никому не известные парни с окраин нашей великой и нерушимой, были вечно удручены увиденным на экране и искренне жалели о неудаче, о том, что не сняли своих фамилий с титров…

Вера Тулякова (составитель сборника)

Книга иллюстрирована художником Ю. Саевичем.

---

Перфильев достал из своего «ЗИЛа» лопату и, подойдя к одному из убитых, стал примериваться.

— Ты чего это хочешь делать, голубь мой? — спросил его Рябов.

— Да вот, голову себе заберу, — просто ответил Перфильев.

Перестав писать, Митя с удивлением посмотрел на мужика.

— Голову? — вкрадчиво переспросил Рябов. — А на что тебе, позволь узнать, голова?

— Трофей, — отозвался Перфильев. — Я от него пострадал, я его и убил! Вот голова трофеем и будет, сувенир вроде!

Все, кроме Рябова и Мити, заулыбались.

— И что ты с ней делать будешь? — продолжал пытать Рябов.

— А что захочу, то и сделаю! — начал злиться Перфильев. — Захочу — на кол повешу, захочу — пепельницу сделаю! — И он занес лопату над мертвым.

— Ну руби, руби, — кивнул Рябов. — А я тебя посажу за надругательство над трупом, три года!

Перфильев задышал тяжело и шагнул к Рябову.

— Посадишь меня? — сказал он со злобой. — По какому закону? Коммунистов нет, Москве мы не присягали, да тебя самого, Рябов, пытать надо, что ты за человек, понял? Нет твоей власти, понял? Я сам над собой теперь власть!

— А ну осади, осади, мозги-то вышибу! — тихо, сквозь зубы, проговорил Рябов.

— Ладно вам ругаться, чего вам эта башка далась? — встал между ними мужик.

— А мне она и не нужна! — сказал Перфильев. — Я вот Рябова проверить хотел, — он усмехнулся, отходя.

Он подошел к своему «ЗИЛу» и, ни на кого не глядя, склонился, проверяя простреленное колесо. Рябов сел с Митей, вытер локтем со лба пот.

— Видал? — сказал он Мите. — Проверить меня хотел? Головы на сувениры рубить начали! Озлобился народ, что дальше будет, один Бог знает! — Поморщившись, он поправил раненую руку. — Здесь в округе я один милиционер на двадцать хуторов остался! Здесь никакой власти и нет совсем! Слыхал, он сам над собой теперь власть! — Рябов от боли скрипнул зубами. — Чую я, идет по стели что-то страшное, чего и объяснить не могу…

Митя, задумавшись, все смотрел на мертвых.

— Встречал, что ли, кого из них? — спросил Рябов, заметив его взгляд.

— Нет, не встречал, — ответил Митя. — Видел одного человека в степи, но здесь его нет.

— Тревожно стало в степи, — угрюмо заключил Рябов.

Они сидели молча у кошары, глядя на мертвых. Каждый думал о своем…

Полуденная степь звенела от жары тонким неутихающим звеном. Мотоцикл стоял у столба с почтовым ящиком. Митя, сидя, на камне у обочины, складывал из камешков пирамиду. Вдоль дороги, через равные промежутки, стояло еще шесть таких же маленьких пирамид.

Наконец, где-то вдали послышался звук мотора. На холме блеснуло лобовое стекло, и на дороге показалась Машина. Она приближалась. Митя встал, отряхнул руки.

Это был старый пыльный «уазик». Он еще издали сбавил скорость и плавно затормозил напротив Мити. Митя встал, выбрался водитель, парень лет двадцати пяти. Он потянулся и закурил, прислонившись к машине.

— В городе бабу одну знаю, — ни к кому не обращаясь, заговорил он. — Страшная блядь, но очень красивая! Любит она в красных халатах газовых по комнате разгуливать, а белье у нее под халатом черное, очень опытная в разврате женщина! Хочешь, познакомлю? Она мне так и говорит: «Приведи мне, Серега, мужчину утонченного!»

— Мне письма есть? — спросил Митя.

— Эх, Дмитрий Васильевич, было бы письмо, я бы вам еще и от себя бутылку водки купил!

Митя улыбнулся. Он завел мотор и тронул мотоцикл в степь. Обернувшись, махнул рукой. Водитель докурил. Плюнув, посмотрел на небо. Вздохнув, сел за руль.

Машина ушла. Только столб с почтовым ящиком и каменные пирамидки остались на дороге…

В доме за Митиным столом сидел старик в железных очках и белом халате. Здоровый, крепкий, с лицом садиста, он листал больничный журнал и делал в своем блокноте какие-то пометки.

— Случаев холеры больше нет? — спросил он Митю.

— Нет. — Митя, сидя на корточках, чесал за ухом собаку.

Старик отложил журнал и в упор уставился на Митю.

— Удивительное дело, Дмитрий Васильевич! — заговорил он. — Чем хуже становится, тем меньше люди болеют! Вот вы, от чего в основном лечите?

— Я? — Митя улыбнулся. — От запоев. Бывают травмы, ранения. Мне бы лекарств хоть каких-нибудь.

— Вот-вот, — обрадовался старик. — Запои, порезы, ушибы головы, ну триппер на худой конец или холера! Никаких вам надпочечников, никаких мочевых пузырей! Все, исчезли мочевые пузыри из природы, испарились! А где все эти замечательные болезни: мигрень, диабет, бронхит наконец? Да что там бронхит, где геморрой, я вас спрашиваю? — Он встал из-за стола, опираясь на палку. — Тупею я, Дмитрий Васильевич, от этих ушибов головы, практику теряю, деградирую… — вздохнув, он пошел К выходу, стуча палкой.

Митя, свистнув собаку, вышел следом.

Выйдя из дома, старик принялся ходить по двору взад-вперед, шибая палкой мелкие камешки. За воротами стояла «Нива» с красным крестом. Митя молчал, глядя на старика.

— Мне бы лекарств, Федор Абрамович, и бинты кончаются, — сказал он снова.

Старик перестал ходить, посмотрел на Митю сердите.

— Нет у меня лекарств, Дмитрий Васильевич, — сказал он. — И, наверное, не будет. Угля не будет, бензина не будет, ничего не будет! — Он достал из кармана конверт и протянул его Мите. — Вот деньги, вперед за два месяца, берите, берите, денег больше тоже не будет! — Отвернувшись, он посмотрел мрачно в степь. — У меня два доктора осталось на весь район, и то одного уже четыре месяца не видел. То ли пьет, то пи грабит. Еще старуха сестра осталась, да вот вы. Дожили, скоро роды некому принять будет! — Он оглядел двор, сарай. — А ведь тут, Митя, раньше больница была, палаты белые. За больницей самолет маленький стоял… Все загубили! Губили, губили и — сгубили!

Он замолчал. Митя тоже молчал. Старик снова сердито посмотрел на него.

— Вы в Бога верите? — вдруг спросил он.

— Не знаю, — Митя пожал плечами. — А вы?

— Нет, — резко сказал старик. — Но если он придет, он придет именно сюда, и тогда я ему кое-что скажу!

— Что?

— Я его спрошу, отвернулся Ты от русских или не отвернулся? Если отвернулся, то зачем не убил нас всех разом? Зачем оставил таких, какие мы есть?

— А если не отвернулся? — спросил Митя тихо.

— Если не отвернулся, то почему молчишь так долго? Почему не слышно Тебя? Мы вот тут стоим одни, а Тебя не слышим!

— Так и спросите?

— Так и спрошу! Обязательно спрошу! — Старик ударил палкой об землю.

— Не забудьте, — сказал Митя серьезно.

— Не забуду!

Старик махнул рукой и пошел, опираясь на палку, к воротам. Но вдруг вернулся, достал из кармана маленький пузырек и протянул Мите.

— Вот вам, забыл, американская гуманитарная помощь!

Он снова развернулся круто, пошел хромая к машине. Подняв палку, погрозил ею кому-то в степи: Хлопнув сердито дверцей «Нивы», он развернул машину и покатил по холму вниз…

Ночью Митя сидел в комнате за столом, ел вареную картошку и читал книгу. Иногда он тихо смеялся. Тогда собака, лежавшая у его ног, удивленно смотрела на хозяина. На столе перед Митей стояла фотография девушки. Временами Митя отрывался от книги и смотрел на фотографию…

Днем он стирал во дворе белье. Из маленького приемника, стоявшего на камне, по двору разносилась музыка. Митя, голый по пояс, склонившись над корытом, яростно тер воротник у рубашки, макая его в мыльную пену.

Выжав рубашку, он прополоскал ее в ведре и повесил на веревку, где уже сушились другие рубашки, носки. Услышав за спиной шум, он обернулся.

Во дворе стояла девушка лет шестнадцати, красивая, смуглая, в нарядном платье, облегавшем ее стройную фигуру.

— Вы что, сами стираете? — Она с любопытством разглядывала Митю.

— Сам. — Митя вытер руки о штаны.

— Хотите, я вам постираю?

— Спасибо, да я уж почти закончил. — Взяв с колоды рубаху, он надел ее, застегнулся.

— А у меня живот болит, — сказала она. — И спина. Вот решила заехать к вам.

Митя улыбнулся.

— Ну раздевайся, — сказал он.

— Ха, здесь что ли?

— Хочешь, под навес иди.

— Догола? — Она прикоснулась к платью.

— Хочешь, догола.

— Ха, догола. Я-то разденусь, а вы и не женитесь!

— Не женюсь, — подтвердил Митя.

— Я здесь самая красивая, на сто километров вокруг. За мной шесть парней ухаживают! Мне отец машину дает, а захочу, и совсем подарит! Вон, видите? — она показала за ворота.

Митя посмотрел туда, В степи, за воротами, стояла «Победа».

— Ну и что у тебя болит?

— Живот болит. — Девушка погладила себя по животу.

— Может, я беременная, а?

— Давай посмотрим? — Митя сделал шаг в ее сторону.

— Вы у себя посмотрите! — ответила она быстро. — Я еще ни с кем не была, только тискалась с дураком одним! Хотите, погуляем?

— Где? — удивился Митя.