Борис Фрадкин - Гомункулус, или История одного эксперимента

• Название: Гомункулус, или История одного эксперимента
• Автор: Борис Фрадкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Нет, Ася отказывалась верить. Что-то тут было не так. Очевидно, у Бельской оставались какие-то нерешенные вопросы, какие-то еще не преодоленные барьеры. Что ж, надо набраться терпения и ждать.

Нелепый несчастный случай оборвал жизнь Бельской. Переходя улицу и спеша к себе в клинику (Софья Николаевна всегда спешила), она угодила под машину.

Ася решительно возглавила серию экспериментов, не доведенных Бельской до конца. И не колеблясь, подобно своему учителю, совершила следующий решающий шаг.

Она поймала себя на том, что не слушает выступающих. К ней обращался ректор, о чем-то спрашивал ее.

- Простите, - спохватилась Ася, - я не расслышала.

- Мы хотели бы знать, какие мотивы побудили вас решиться на это подлинное безумство, пойти наперекор общему мнению?

- Ах, да, решиться...

Ася потерла лоб кулаком, заставив себя сосредоточиться на происходящем. Она повернулась к своему соседу, аспиранту Аркаше, вместе с нею пришедшему на совет, хотя вызывали ее одну. Аркаша стал для Аси таким же беззаветно преданным единомышленником, каким она в свое время была для Бельской. Он принадлежал к той категории молодых людей, которых не смущают самые именитые авторитеты. А сейчас вокруг него сидели доктора наук, ученые, возглавляющие клиники и кафедры. "Пушкинские" бакенбарды и короткие усики придавали Аркаше довольно воинственный вид.

Он извлек из кармана брюк соединенные скрепкой листки бумаги. Ася приняла их, бережно разгладила на коленях и подняла так, чтобы листки стали видны всем членам совета.

- Вот что побудило меня решиться на так называемое "безумство", - сказала она.

И молчала, пока профессор Персидский, заведующий кафедрой онкологии, сухонький и седенький, с остренькой бородкой и громовым голосом, всегда вызывавшим веселое оживление у студенческой аудитории, не спросил вежливенько:

- Не завещание ли Софьи Николаевны это?

Ася утвердительно наклонила голову.

- Именно так я и мои друзья расценили этот документ. Здесь список, составленный Софьей Николаевной, - Ася говорила монотонно, растягивая слова. - В списке собраны умершие в нашем городе за одну наугад взятую неделю.

- Странный вид завещания, - фыркнул Гликин, - ни тебе дачи построить, ни тебе машины купить. Одно слово - мертвые души.

- Вы правы только наполовину, Михаил Соломонович, вздохнула Ася. - Это список только тех умерших, кто мог бы стать донором мозга или реципиентом тела, - потершись щекой о плечо, она смотрела на Гликина так, словно пыталась припомнить, где встречала этого тучного и рыхлого, распираемого весельем мужчину. - Скрытно от всех нас, используя собственную методику анализа, Софья Николаевна в течение недели сумела отобрать девять пар потенциально способных к воскрешению жизней. Девять человеческих жизней - вы только вдумайтесь, товарищи! И всего за одну неделю. И только в одном нашем городе, - Ася тоскующе покосилась на застывшего в золоченой раме Гарвея. - Увы, эти жизни были традиционно преданы земле, отданы на съедение червям.

Члены совета настороженно поглядывали на листки бумаги, веером развернувшиеся в руке Аси. Тут сидели люди, потрясти которых фактом жизни и смерти было не так-то просто. И возраст, и профессия научили их не отдаваться во власть эмоций. Они прежде верили своему опыту, сверяли все новое со своими укоренившимися убеждениями.

И только Гликин, не скрывая своей заинтересованности, подвинулся вместе со стулом, чтобы лучше видеть Асю. Да Вадим Сергеевич обеспокоенно переглянулся с проректором по научной работе, - все утро они вдвоем просидели над проектом решения совета. Все им казалось предельно ясным. Их убежденность возникла не вдруг, она выпестовывалась годами с того самого дня, как вылупилась на свет эта кощунственная идея пересадки человеческого мозга. Ее, эту идею, неоднократно пережевывали в печати. О ней стало модно судачить на медицинских конференциях. Она часто становилась темой застольных бесед. Но никто, ни один уважающий себя ученый (не говоря уже о медиках!) не осмелился высказаться в пользу подобной пересадки.

Что ж из того, что созрела техническая возможность? Проблема потянула за собой неразрешимые этические трудности. А, да что там говорить! Любой профан в медицине понимал, какими пагубными последствиями чреват столь вольный эксперимент над человеческой личностью.

И вдруг - нате вам! - кандидат медицинских наук, уже известный в городе хирург. Вадим Сергеевич с тревогой вспомнил тот день, когда под его председательством слушалась защита кандидатской диссертации Барботько, Защита прошла блестяще, прямо надо сказать. И он тогда с искренней радостью присоединился к общему мнению: талант!

Талант...

Расхлебывай теперь талантовы выкрутасы.

- Вы еще и рылись в бумагах покойной Софьи Николаевны, подогревая собственное возмущение, заметил ректор. - В скромности вас не упрекнешь. А список, что список... Ваши домыслы, меня лично, не убеждают.

- Хотелось бы знать, - опираясь сухонькими кулачками в стол, профессор Персидский привстал, наклонился в сторону Аси, - чьим мозгом вы столь вольно изволили распорядиться? Если не секрет, разумеется.

- Какие же тут могут быть секреты, - не вставая, пожала плечами Ася, - мы использовали мозг Софьи Николаевны Бельской.

Помедлив, она повторила с вызовом:

- Мозг НАШЕЙ Софьи Николаевны.

И покосилась на Гарвея в бронзовой раме, будто именно от него ожидая самую неприятную реакцию.

Ответ Аси более всего поразил Гликина. Красноречие впервые изменило этому остряку. В его выпуклых почти черных глазах, устремленных на Асю, застыла смесь ужаса и восторга.

Профессор Персидский обессиленно плюхнулся на стул, пожаловался сидевшей напротив него Кетовой:

- Для моего сердца это слишком...

Старик кривил душой, он до сих пор принимал участие в лыжных кроссах (в группе своего возраста, разумеется).

Выражение гадливости на лице Кетовой заставило похолодеть Асю. Молодая женщина испытала искушение бежать вон из кабинета, отказаться от этой непосильной борьбы, не быть в фокусе устремленных на нее гневных, изумленных, полных презрения глаз.

Ася знала, что ожидает ее на совете, готовилась к самому худшему, но ощущение этого всеобщего, слитого воедино гнева ужаснуло ее. Никто не кричал на нее, никто не бросал ей в лицо обидных и оскорбительных слов. Выступающие терпеливо ждали своей очереди. Речь каждого была краткой, сдержанной, корректной. Но тем весомее оказывались наносимые удары, ибо они были точно рас считанными, бьющими в самое уязвимое место.

Асю обвиняли в осквернении общечеловеческой морали, и это походило на правду. Ее обвиняли в измене основным канонам медицины, и возразить против этого ей было нечего. Никакие словесные оправдания, доводы не помогли бы сейчас Асе Барботько. Границы допустимых экспериментов на человеческом мозгу определились в процессе многовекового развития понятия гуманности. Лучшие умы .человечества вновь и вновь восставали против попыток вольничания в святая святых тела человеческого: в обители разума.

А она решилась перешагнуть эти границы. И увлекла за собой таких же увлеченных, как и она, молодых служителей медицины. Она заставила и себя и их поверить, что пришла пора пересмотреть каноны.

И, значит, отступать ей не дано.

Вадим Сергеевич поднял руку, властно требуя тишины. Ждать ему пришлось довольно долго. И даже когда он заговорил, возмущение глухим рокотом еще продолжало перекатываться по кабинету.

- Уважаемая Ася Давыдовна! - произнес ректор, и жесткие предостерегающие нотки в его голосе заставили насторожиться Асю, - вы же отлично понимаете, что все мы не вдруг и не только что восстали против пересадки человеческого мозга. Сколько раз каждый из нас осмысливал и переосмысливал подобную возможность! И не мы одни, здесь сидящие, против. Все человечество решительно не желает создания гомункулусов. Да, да, Ася Давыдовна, я не оговорился: именно гомункулусов, этого фантастического бреда средневековых алхимиков, - Вадим Сергеевич помолчал, пережидая возникший в кабинете шум.- Вы знаете, я никогда не участвовал в диспутах подобного рода, считая их бессмысленной тратой времени. - Он с сочувствием всматривался в лицо Аси. - Теперь я жалею об этом... У меня есть что сказать вам, Ася Давыдовна. Вам и вашим единомышленникам. Уверен - то же самое сказала бы вам и Софья Николаевна, будь она жива. - Ректор помолчал, встряхнул своей гривой седых волос. - Зайди вы ко мне потолковать по душам, возможно, не было бы и сегодняшнего совета. Скажите, Ася Давыдовна, а тело... чье?

- Позавчера, - сухо и официально ответила Барботько, - на строительстве спортивного комплекса произошел несчастный случай.

- Кто она?

- Сварщица. Почти одних лет с Бельской, чуть моложе, но подходит по всем показателям. Вообще-то довольно известная сварщица, о ней как-то писали в областной газете: Верещагина Клавдия Семеновна.