Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы

• Название: Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы
• Автор: Сергей Демченко
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

…Многие кубические мили воды превратились в пар, и дождевые тучи окутали всю Землю. В районе цепи Гималаев образовывались погодные фронты, несущие адский холод. Страшные грозы пронеслись над северо-восточной частью Индии, над севером Бирмы и китайскими провинциями. Плодородные долины Азии оказались залитыми водой, а по возвышенностям ударили ливни. Плотины не выдержали и рухнули, воды обрушились вниз, и понеслись дальше, затопляя всё вокруг… Дождевые ливни обрушились на планету, вулканы пробудились к жизни и выбрасывали многие миллиарды тонн дыма и пылевых частиц — и они поднимались в стратосферу.

Земля теперь походила издали на ярко светящуюся жемчужину, сверкающую мерцающим светом.

---

Иного я от него и не ожидал.

…Примитивная память приёмов атаки на мамонта и лысозадого зайца, доставшаяся нам от первобытных предков, подводит в минуту гнева и не таких бойцов. Напрочь забывая о приличиях и правилах ведения боя, человек в эти секунды одержим лишь одной мыслью и рьяным, безумным желанием, — разорвать, втоптать в грязь ненавистного обидчика. Любой ценой напиться его горячей крови.

Именно эту часть психологии стоит особо изучать и неустанно практиковать тем, кто собирается воспитать ДУМАЮЩЕГО солдата.

Солдата, умеющего спокойно и без дёрганья сносить даже публичные оскорбления. Прямо в лицо.

Сносить не заводясь и не кидаясь кошкою в глаза.

И именно этой вспышки злобы я добивался от Ермая. Теперь он мой.

…Короткие диагональные и вертикальные удары от кисти и локтя, скорее наносимые для того, чтобы причинить противнику максимальное количество боли, глубоких и не очень порезов, ошеломить натиском и частично обескровить, ослабить и подавить видом его собственной крови… Вот первостатейная задача воина, вооружённого малым топором. И лишь ближе к концу весьма скоротечной схватки есть одна, максимум две возможности, чтобы сильным, размашистым ударом прибить врага. Поймав того на ошибке защиты или заставив «провалиться» при атаке.

Скорее всего, все эти тонкости для моего противника полная чушь, тарабарская грамота.

Чтобы нанести удар топором, на который он и возлагал свои самые серьёзные надежды, ему волей или неволей придётся для начала почти до отказа разогнуть, а затем почти СОГНУТЬ в локте руку. А так же особым образом вывернуть свой плечевой сустав. Плюс удельный вес, помноженный на скорость разгона всей этой огромной массы мышц…

В этом и кроется главная опасность для его тела. Начало его полной уязвимости и беззащитности. Несмотря на дополнительный фактор в его руке в виде «ножа», о котором он начисто уже забыл, и вспомнит он о нём лишь несколько неприятных мгновений спустя. Когда будет поздно…

Лихорадочно он попытается тыкать им меня снизу, сбоку… Но меня это уже не волнует. Я придержу эту руку своей.

Двух, ну трёх секунд максимум мне будет достаточно, хватит с лихвою, чтобы его изувечить… И отойти практически невредимым. Пара небольших синяков в худшем случае — не в счёт.

…Когда рука противника достигла пика отведения назад, я моментально изменяю своё спокойное состояние на до предела ускоренное движение вперёд. И немного влево…

Подняв вверх согнутую в локте руку, я перекрываю ею столь лакомый кусок, как беззащитно задранный и раскрытый локтевой сгиб Ермая. Скользнув вдоль его предплечья вниз, на краткий миг запускаю ему за бицепс тыльную сторону ладони с зажатым в ней ножом… и резко рву на себя…

Раздирая ткань одежды и жгуты напряжённых мышц, распуская их на закручивающиеся макаронами волокна, нож охотно и с каким-то наслаждением проскальзывает по трицепсу, прёт между локтевым сгибом, напоследок почти отделяя предплечье от локтя… Одновременно с этим я всё время поворачиваюсь вокруг собственной оси за спину Ермая, чуть приседаю… и другим локтем бью его под нижнее ребро. Чуть повыше почек.

Эдакий "буравчик"…

Боль он должен испытать поистине адскую… Так и есть. Провалившись на атаке, по инерции он проскакивает ещё несколько метров, гулко топоча сапожищами, чуть не вмазавшись мордой в дерево… С трудом тормозит, пытаясь ухватиться за ветви… и всё-таки заваливается набок. Собственный вес, помноженный теперь на энергию диагонального ускорения, делает падение и без того неприятным, а тут… Тут ещё и телепающаяся на одном суставе рука, мощно фонтанирующая под рукавом почти чёрной кровью, и дикая боль в районе надпочечников… Явно сломанные рёбра спины… Несколько секунд он просто лежит, жадно хватая ртом влажный воздух. Втягивая его с рёвом в лёгкие, и выпучив от боли и недостатка кислорода глаза…

Я жду. Мне не то чтобы некуда спешить, но что-то говорит мне, что не всё ещё я здесь закончил. И мне предстоит что-то узнать интересное.

…Ермай пришёл в себя. Точнее, он в состоянии дышать, и вот-вот к нему вернётся способность ещё немного подвигаться.

— Вставай. Хватит валяться, пора…

На его месте многие остались бы лежать, лишь их бы не трогали. Лишь бы оставили в покое и позволили жить.

Не перечесть всех слов мольбы и того количества изливаемых соплей, которыми вас окатило бы большинство тех, кто вот так же кровоточил бы, исходил жизнью в грязи, как этот некогда сильный человек, которого глупая судьбина поставила по другую сторону морали и ценностей.

У него достало мужества зло встать. Я готов был биться об заклад, что он знал свой приговор. И понимал, что всё равно умрёт, и уж лучше умереть, как мужчина, а не как крыса в капкане…

А может, он просто устал вот так жить, — в мире, в котором столь сомнителен возврат к прежним сладким временам?

Пожалуй, таких нашлось бы немало.

Расставшись с прежними иллюзиями и счастьем, не всем дано жить по уши в дерьме и при этом быть почти довольными такой жизнью…

В любом случае он — встал. С превеликим трудом, — его живая рука предательски подрагивала, когда он всё-таки тянулся ею к свисающим плетям ветвей. Рывком встав, он некоторое время копил силы даже на то, чтобы принять более-менее вертикальное положение торса.

Нужно иметь недюжинное здоровье и стойкость духа, чтобы поднять свою тушу после такого, и ещё держать при этом здоровою рукою тесак.

Силы быстро покидали зэка, но он решил истратить их не на мокроту харкающей мороси, а на один — единственный бросок на врага.

Внезапно он выпрямился и, покачиваясь от слабости, не обращая внимания на безобразно набрякший кровью над мертвенно-бледной кистью рукав, спросил, глядя прямо на меня:

— Кто ты вообще такой, чужак? И какого рожна тебе от нас надо?

На этот вопрос я мог ему ответить. И он ничуть не удивился, а даже как-то понимающе и утверждающе кивнул, сжав губы, когда я это сказал:

— Помнишь Гришина? Так вот именно от него я и принёс тебе привет…

— А-аа… Так это ты… Ну, значит, судьба. От неё ж, падлюки, не убежишь… — и он неожиданно хрипло засмеялся. Слабым, приглушённым смехом горько разочаровавшегося в жизни человека…

И внезапно с криком отчаяния вновь бросился на меня. Почти без замаха, не готовясь к удару… Просто бросился. Просто побежал, насколько можно было назвать бегом навстречу собственной смерти этот заплетающийся топот…

…Я оказал ему эту последнюю услугу. Он не нападал, а приближался к неминуемому. Он даже не пытался сопротивляться, когда я жёстко и точно встретил его прямым в грудину.

Лопнуло и тупо хрупнуло где-то в глубине, возле сердца. Он навалился на мою ладонь, ткнулся мне лицом в плечо…и выронил из рук осклизлый от крови мачете. Замер на несколько секунд…

…Цепко хватаясь костенеющими пальцами одной руки за мою одежду, он медленно сползал на землю, как-то странно глядя мне в глаза, словно прося о чём-то, давно желанном и недосягаемом. Затем прикрыл их, и почти удовлетворённо успел прошептать обильно окровавившимся в уголках губ ртом:

— Ну, вот и пи….. явился… Во всю голову… Надо же, — хоть он не задержался… — и тихо выдохнул. Словно от усталости.

Его неживая тяжесть моментально повисла на мне тысячетонным грузом, и только чудом мне удалось удержать его уже мёртвое тело от падения. Не знаю почему, но я почти осторожно положил его навзничь на спину и сложил ему на груди руки. Оставив так лежать теперь уже навсегда. На его восковых скулах застыла загадочная усмешка, замешанная на горьком вызове… кому-то там, где он оставил всё, чем когда-то жил. Может быть, так и не состоявшегося в его жизни «понятия» Любви?

Как знать…

Постояв ещё зачем-то над бездыханным трупом с полминуты, я наконец обернулся в сторону последнего участника действа.

Рыжеватый, долговязый подросток. Таракашка — акселерат.

Нескладный и с ужасно невыразительным лицом. Крайне среднее арифметическое на фоне и без того общей невзрачности собственной наследственности.

Что-то бесформенно — безмышечное, тонкостенное и полупрозрачное. Эдакий хрустальный колокольчик, с длиннющими руками и тонкими ногами, да фишкой узкой, конопатой моськи. На длинной шее телепалась эта ушастая голова, посреди которой зрели неспелыми помидорами выпученные серо-зелёные овощи глазищ. Сейчас размером с шину от КамАЗа каждый.

Фу ты, мерзость…

Заблудившийся ночью в хозмаге и плачущий от бессилия гуманоид, ей-богу!

Кем бы ни были его родители, их самих следовало бы трижды удавить за то, что, будучи оба уродами вроде задохликов хиппи, они имели наглость объединить, слить воедино свои персональные убожества, и создать третье недоразумение природы, — блеклое, скудное духом, чахлое от корней до кроны, и жутко некрасивое.