Анатолий Жуков - Голова в облаках

• Название: Голова в облаках
• Автор: Анатолий Жуков
• Издательство: Современник
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

Новую книгу составили повести, которые, продолжая и дополняя друг друга, стали своеобразными частями оригинального романа, смело соединившего в себе шутейное и серьезное, элегическое и сатирическое, реальность и фантастику.

«Голова в облаках», 1985

Странный роман… То районное население от последнего пенсионера до первого секретаря влечет по сельским дорогам безразмерную рыбу, привлекая газеты и телевидение, московских ихтиологов и художников, чтобы восславить это возросшее на экологических увечьях волжского бассейна чудовище. То молодой, только что избранный начальник пищекомбината, замотавшись от обилия проблем, съест незаметно для себя казенную печать, так что теперь уж ни справки выписать, ни денег рабочим выдать. То товарищеский суд судит кота, таскающего цыплят, выявляя по ходу дела много разных разностей как комического, так и не очень веселого свойства, и вынося такое количество частных определений, что опять в общую орбиту оказываются втянуты и тот же последний пенсионер, и тот же первый секретарь.

Жуков писал веселый роман, а написал вполне грустную историю, уездную летопись беспечального районного села, а к концу романа уже поселка городского типа, раскинувшегося в пол-России, где свои «гущееды» и «ряпушники» продолжают через запятую традицию неунывающих глуповцев из бессмертной истории Салтыкова-Щедрина.

Роман-Газета, № 7, 1990 г.

Объединено из первых трех повестей произведения «Судить Адама!», опубликованных в Роман-Газете № 7, 1990, и скана 4 повести из книги «Голова в облаках».

---

— Успею. Она села крепко, сама не сойдет.

Шкипер, видно, хотел план перевыполнить, нагрузил, как взаймы, и сел…

Из коридора в сопровождении Ивана Рыжих и Федьки Черта появился наконец-то Ручьев — рубашка расстегнута, пиджак везется безвольно опущенной рукой по полу. Разбитый, в тупом отчаянии, он сел у стола Дуси на подставленный Чертом стул и попросил закурить. Иван Рыжих достал папиросу, прикурил от зажигалки, сунул ему в губы. Ручьев торопливо затянулся, шумно выдохнул синюю душную струю.

— Все, товарищи, конец…

Газетчики рванулись к нему с приготовленными блокнотами:

— Пожалуйста, поподробней. Башмаков протянул акт:

— Подпиши, понимаешь. Печки на комбинате мы опечатали.

— Оно, может, и не ко времени мое недовольство, — сказал Чернов, вставая, — но больше ждать мне не с руки: машина хоть и крытая, а все не холодильник, портится мясо.

— Семеныч, мы успеем, стоит баржа! Ты дай бумагу, и успеем. А ты, Сеня, жди. Как привезу, сразу монтировать начнем.

— Минуточку, товарищи, минуточку! — вскочила Серебрянская, пряча книжку в сумочку. — Я первой была, к тому же я женщина…

Тут притащилась плачущая Антиповна, увидела Ручьева и заторопилась к нему:

— Сыночек, милый, что же это делается, а? Выбирали мы тебя, руки подымали, хлопали… Заступись, Христа ради… Михеича мово, роднова… не дышит совсем…

Вера с Ниной дружно кинулись к ней с сочувствием:

— Михеича? Такого золотого человека?…

Газетчикам понадобилось уточнение:

— Кто? За что? При каких обстоятельствах?

— Душа в душу жили, — причитала Антиповна перед глухим ко всему Ручьевым, — любили друг дружку, уважали…

Чайкин, пользуясь тем, что Антиповна отвлекла внимание собравшихся на себя, поспешил вызволить Ручьева:

— Разойдитесь, разойдитесь, обложили, как хищного зверя! Дайте вздохнуть человеку.

— Семеныч, как же с мясорубками?

Чайкин решительно отстранил и Куржака.

— Постой, Андрюшка, не до тебя. — И потряс за плечи Ручьева: — Да очнись же на минутку, Толя, не идиот же ты! Давай посмотрим еще раз хорошенько. — Он взял у него мятый пиджак, бросил на пол и, став на колени, начал разглаживать, прощупывать каждую складку.

В приемную, шумно дыша, вплыла, как нагруженная баржа, Смолькова и плюхнулась на стул у двери, сразу отыскав взглядом Ручьева.

— Ну теперь-то ты от меня не спрячешься!

Деловито, уверенной, важной походкой вошел Рогов-Запыряев, за ним банковские служащие с перевязанными головами и милиционер внесли сторожевую машину.

— Вот ты где, голубчик! — торжествовал изобретатель, чуть не споткнувшись о Сеню. — Значит, машину создавать вместе, а отвечать за нее я один?

Сеня поднялся с пола, отряхнул штаны.

— За что отвечать? — удивился он. — За машинные действия непредвиденности? Или за плохую эксплуатацию действия? Но машину создавал в единоличном одиночестве я, эксплуатацию ее против людей проводили вы.

— Вот он, гужеед, убивец народа! — завопила Антиповна, увидев Рогова-Запыряева. — Он мово старика под машину подвел, один он! Толя, заступник наш, выручай, в больницу повезли мово Михеича…

Рогов-Запыряев дал ей мужественный отпор:

— Я не могу принять вину на себя, гражданка. Меры предосторожности и техника безопасности были учтены, рычаг обтянут резиновым шлангом. Виноват сам старик — слаб для нашей машины. Видите, она какая?

— Видим, — сказал Куржак. — Только зачем вы ее сюда приволокли?

— На ремонт. После поражения Михеича перестала срабатывать, а у вас свои мастерские, Сеня… Переставьте сюда, товарищи, вот сюда.

Служащие и милиционер подвинули машину поближе к стене, Рогов-Запыряев размотал шнур со штепселем, сунул в розетку.

Куржак, глядя на машину, радостно улыбнулся и поманил пальцем Федьку Черта и Ивана Рыжих.

— Что, ребята, потянет эта машина по весу за наши мясорубки?

— Должна, — сказал Черт. — И даже с походом. Вон она какая дарданелла.

Чайкин с радостным криком вскочил с пола, потрясая пиджаком Ручьева: за подкладкой он обнаружил проклятый кружочек, который оказался комбинатской печатью:

— За подкладкой была, карман прохудился! — ликовал он. — И как это я прежде не догадался всю подкладку прощупать. Под карманом проверил, и ладно, а она аж за спину откатилась!

Пришли обеспокоенные Илиади и его медсестра, потребовали, чтобы Ручьев пошел с ними в отдельную комнату, но он уже вскочил и мимо охранительной машины кинулся к Чайкину. Машина неожиданно сработала, ослепила толпу и с торжествующим ревом сирены стукнула Ручьева — он упал. На несколько секунд установилась испуганная тишина. В этой тишине раздался звонкий голос лектора, который вышел, вытирая платком потное лицо, из кабинета директора:

— Я кончил. Кто мне отметит путевку?

— Исправная! — обрадовался Рогов-Запыряев.

— Уби-или! Кто же мне даст письменное разрешение? — возмутилась Смолькова.

— Безобразие, понимаешь, акт не подписан…

— Батюшки, опять смертоубийство!.. Толя, родимый…

— Сделайте снимок для приобщения к делу, — приказал милиционер Мухину.

Тот раскрыл футляр камеры, прицелился и только шагнул к машине, как она опять заревела, но Куржак поднял с пола шнур и вырвал его из розетки.

— Федька, Иван, чего стоите, быстрей! На дворе грузовик — отвезем к пристани и мясорубки выручим…

Рогов-Запыряев загородил собой свое детище:

— Не дам, не позволю! Товарищи, несите ее обратно в банк.

Между банковскими служащими и рыбаками завязалась борьба, Куржак оттаскивал от машины Рогова-Запыряева, а Чайкин и Нина с помощью медсестры тормошили Ручьева, поливали его водой из графина, делали искусственное дыхание…

— Пропало мясо! — вздохнул Чернов, думая о своем.

Ручьеву дали понюхать нашатырного спирта, он очнулся и сел на полу. Чайкин протянул ему синий кружочек печати.

— Нашлась, моя маленькая, нашлась, стервоза! — Ручьев с идиотской пристальностью разглядывал печать, мял ее, нюхал, пробовал на зуб. — Ах ты, негодница подлая!..

Его враждебно обступили ожидающие. Куржак и Рогов-Запыряев продолжали борьбу за машину, но безуспешно: перевязанные банковские служащие отступили, а Федька Черт и Иван Рыжих присоединились к толпе, окружившей директора.

— Без денег оставил, р-р-руководитель! — кричал Черт.

— У меня жена в больнице, сын народился…

— Товарищи, я весь день за ним бегаю, а он не дает!

— А я целый день жду! — вторила Смольковой Серебрянская. — Мы бы» теперь еще два концерта дали, в Ивановке платный можно…

— Я начал писать фельетон, почти закончил…

— Почему «я» — «мы»! Вдвоем написали фельетон, мы сделали гвоздевой материал, и теперь его, выходит, в корзину?!

— Значит, свадьба опять откладывается?

— Какая свадьба, понимаешь! Да я вам… я вас… Акт не подписан, а им свадьба, понимаешь!

— Толя, что же ты наделал, милый!

— Лучше бы уж съел. Теперь все пойдет сначала…

— Сначала? — испугался Ручьев, сидя на полу и в отчаянии озираясь вокруг. — Зачем сначала?

— Затем, что нас тоже обманул. Стыдно, молодой человек! Симулировал недомогание, требовал справку о съедении, а не съел. Стыдно! Нормальный, гармонический человек.

— Спрятал печать, а за мясо, значит, отвечай Чернов? Испортилось ведь мясо, я нюхал…

В открытое окно донесся отдаленный гудок баржи. — Снялась! — горестно помотал головой Куржак. — Пропали мясорубки!

— Хорошего человека убило, а он жив, антихрист… и машина не берет, столько людей мучит!

Ручьев, запрокинув голову, затравленно глядел то на одного, то на другого и чуть не плакал:

— Я виноват, вы не кричите, я понимаю… Один я виноват. Я сейчас… Я все сделаю… — Он сложил кружочек пополам, сжал его зубами, проглотил и показал синий язык: — Все! Теперь все, товарищи!

Толпа взорвалась от возмущения: «Вы видели, видели, понимаешь! Это, извини-подвинься, вредительство!» — «…у меня сын народился, а он…» — «Кто же мне отметит путевку?» — «Школьники не виноваты, и я не виновата, я требовала бумагу, вы видели!» — «Загубить гвоздевой материал, такой материал!» — «Свадьбу сорвал, а еще друг…» — «Ах ты, антихрист… жулик ты февральский». — «Человек, я имею в виду нормального человека, состоит из трех частей…»

XVII

Вот такая была в Хмелевке история. Окончилась она так же, как и началась — совещанием по «закрытым» проводам радиотелефонной линии.

Утром следующего дня работники пищекомбината собрались в зале заседаний на внеочередное совещание, за председательский стол сел заметно смущенный Сергей Николаевич Межов, радист установил на трибуне динамик.

В зале шептались, высказывая разные предположения о будущих кандидатурах на пост директора. Называли экономиста-бухгалтера Чайкина, говорили о восстановлении Башмакова, но большинство сходилось на том, что пришлют «варяга». О недавнем любимце Ручьеве даже не вспомнили, будто стыдились за вчерашние события.