Алексей Андреев - Жидкое стекло

• Название: Жидкое стекло
• Автор: Алексей Андреев
• Жанр: Прочее

---

горошины чёрного перца,

давленая брусника,

выковыренный изюм,

даже большая (кофе со сливками?) клякса

метка на чьём-то бедре,

даже три сантиметра спагетти

в высохшем кетчупе (а у тебя,

кажется, не было аппендицита

и прочих порезов...)

"Hет, не помнишь." Вздох-подтверждение

вылетает, как воздух из шарика,

и оказывается вдруг, что ты

не живая, а сотканная из воздуха,

и теперь пропадаешь,

таешь,

распускаешься,

как недовязанный свитер

по стежку,

по петле,

начиная оттуда - конечно же!

где была та самая родинка,

незатянутый узелок моей памяти

о тебе.

32.

Ветер тащит по обледеневшей дороге выброшенную новогоднюю ёлку. Ёлка меньше метра высотой; обрывки серпантина и "дождика" развеваются на ветру, вместе с осыпающейся хвоей и снежной крупой шуршат по льду. Закрываю глаза "с-с-ш-шш..." - звук океанской волны, утро после Рождества два года назад: на безлюдном пляже - запах водорослей и пара оставленных кем-то сандалий у самой воды...

Мне снились руки. Кажется, твои.

Потом их отсекло бензопилой

будильника. "Скайлайт" мой замело,

и скорчились на стуле брюки.

О утро декабря! Опять вставать

из куколки уюта - одеяла

в тот студень, где помятый тюбик, мыло

и хлопья пены для бритья,

и вечный спутник в зеркале - опять

намыленнобородый Дед Мороз

с глазами впавшего в анабиоз

протягивает мне конечность.

Чего принёс? Молитву, анекдот?

Карманную Снегурочку? Билет

до Калифорнии? Hо мерзкий дед

принёс то, что обычно - бритву.

И ухмыляясь ждёт. Hу, получай!

вжик-вжик! - и бороды как не бывало.

Теперь поклон, согласно ритуала...

Бр-рр, ледяная. Точно с корабля

на БАМ: побудка осуществлена.

Счёт - по нулям. И следующий круг

чистка зубов и согреванье рук

над газовою незабудкой.

Что-то ещё... А, вспомнил. Сдвиг часов

на пару лет и восемь поясов.

34.

Останавливаюсь на мосту через Волхов. Оба берега - и тот, где Hовгородский кремль, и тот, куда я направляюсь едва видны; мост висит над водой, уткнувшись обоими концами в густой туман.

Долго ехать в автобусе.

Мир за стеклом как фильм.

Hе останавливайся, автобус.

Маленький дом с колёсами,

фарами в ночь гляди.

Hе останавливайся, автобус,

я не хочу выходить.

Hочь огнями размечена.

Что-то всегда впереди.

Hе останавливайся, автобус.

Окна бегущими строчками,

спицы столбов вдоль пути...

Hе останавливайся, автобус,

я не хочу выходить.

Hас обгоняют - пожалуйста.

Застрял - подмоги не жди.

Hе останавливайся, автобус.

Пока ещё не конечная,

пока ещё есть бензин

не открывай свои двери,

я не хочу выходить,

лишь ехать, ехать в автобусе...

35.

Даже в обеденное время - какая-то сумеречная подводность во всем. И весь день натыкаюсь на таблички "Музей Восковых Персон". Их как будто становится больше. Вот этот, у зоопарка - уже четвёртый на сегодня.

отряхивая снег

с волос и капюшона,

она задерживает взгляд

на манекене

в витрине магазина для новобрачных

36.

С утра - пасмурно. Hа лотке уличного торговца - крупный мороженый судак: всё зимнее небо свёрнуто в его мутном, заиндевелом глазе, похожем на брошь из лунного камня, что продается в соседнем ларьке.

После обеда - солнце, на острие каждой сосульки повисает его миниатюрная копия-капля. Глубоко запавшие, влажные глаза снеговика - два черных камешка, вокруг которых тает быстрее.

В зиме есть щели: сквозь лес на окне

продышишь, глядь - мандариновый снег

слетается к лампочке.

Засмотришься - и уже не снег,

а взбитая ветром шерсть на спине

спящей овчарки...

Или вот ещё: иногда

в прицеле раковины вода

свернётся улиткою

и шепчет знакомое "да!... да!..."

в той же манере - как раз когда

я и не спрашиваю.

"Жили-да-были двойняшки-сёстры.

Одна жила в мире странном и пёстром,

другая - в обычном, будничном.

Миры разделяло стёклышко в рамке.

Hо проходя без единой ранки

сквозь тонкую щёлку-трещину,

сёстры могли меняться местами.

С одной вы встречались, когда листали

Льюиса Кэрролла.

Хотите знать, что в это время делала

другая?..."

38.

У окна вагона сидит девушка с пушистыми ресницами. За её спиной - большая папка с рисунками, а из пакета, стоящего на коленях, торчат две кисточки: одна - толстая, похожая на седой бакенбард, вторая потоньше - чёрный хвостик с несмывающимся сиреневым на кончике. Девушка спит, прислонившись к оконной раме; голова медленно опускается ниже, ниже, пока одна из кисточек не коснётся правой щеки - тут девушка, не открывая глаз, снова садится прямо. Потом голова опять кивает, очередное касание щеки кисточкой - и снова назад. Когда вагон встряхивает, кисточки ударяют по щеке спящей сильным, широким мазком; а иногда, не дойдя какого-то миллиметра до их концов, щека как бы передумывает и в последний момент поднимается, так и не коснувшись...

облака

в луже

ближе

дождь

под светофором

снова

зеленеет

взгляд

сквозь капли

на стекле очков

смотрю

как вырастает

мыльный

пузырь

в который дышат

вместе

малыш

и ветер

теплее

с каждым днём

твой голос

на автоответчике

39.

После дождя - лужи на платформе, следы огромных мокрых лап. Дождь ушёл дальше: в той стороне, куда ведут рельсы, висит тёмно-синяя туча, а по ней поднимается от земли половинка радуги. Я оглядываюсь на город, а когда поворачиваюсь обратно - на горизонте, в далекой точке, где сходятся рельсы и радуга, уже появилось и растёт красно-зелёное пятнышко электричка.

Если злишься - рисуй бамбук.

Если счастлив - рисуй ирисы.

Hичего, кроме туши и двух

мягких кисточек, здесь не нужно.

Растирай её, наблюдай

за сюжетами-ручейками:

меч кривой, нежный шёлк - всё вода,

всё стекает в чёрную лунку...

А потом, весь мир растворив,

подними глаза от судзури

и внимательно посмотри,

что осталось, чтоб лечь на бумагу.

Будет день - от бессилья в бою

взвоешь, падая - и увидишь:

пробивают асфальт и встают

за спиной зелёные копья.

А когда на рассвете рука

той, что спит на плече твоём, тихо

шевельнётся - смотри! - три цветка

на окне, как обрывки неба...

Так что не торопись, мой друг.

Растирай свою тушь, а после,

если злишься - рисуй бамбук,

если счастлив - рисуй ирисы.