Николай Волынский - Наследство последнего императора

• Название: Наследство последнего императора
• Автор: Николай Волынский
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-901290-09-7

«Наследство последнего императора» Николая Волынского – книга о звеньях цепи важных исторических событий. О жизни и тайне смерти Николая Второго; о драмах эпохи революций и гражданской войны; о страшной исторической трагедии уже наших дней; о тогдашней и нынешней беспощадной борьбе за наследство русского царя.

Но, прежде всего, это книга о живых людях…

---

– Такая у них свобода, Ваше величество… – согласился унтер.

Николай посмотрел на охапку, открыл дверцу печки, отодвинул заслонку в трубе. Из печки пахнуло кладбищенским холодом.

– Однако же, как быстро стынет, – заметил он.

– Так я сейчас! – заявил унтер. – Сейчас истоплю, ваше императорское величество.

– Спасибо, Воскобойников, спасибо, голубчик, не надо, – ответил Николай. – Я сам. Мне это доставляет удовольствие. В Зимнем дворце такой радости у меня не было.

Взял плашку и аккуратно стал снимать с нее бересту. Но вдруг остановился и обернулся к унтер-офицеру.

– Постой-ка, Воскобойников, – произнес он. – Ты говоришь, «товарищи» велели совсем не давать дров?

– Так точно, Ваше величество, – подтвердил Воскобойников. – Совсем не велели!

– Тогда эти откуда?

Воскобойников смущенно потоптался на месте.

– Энти… энти… его благородие господин-гражданин полковник велели принести и не сказывать, откуда.

– А у караула дрова остались? – спросил он.

Воскобойников ничего не ответил.

– Не скажешь?

– Не велено… – смущенно подтвердил унтер.

– Передай мою глубокую благодарность полковнику Кобылинскому, – сказал Николай. – И тем нижним чинам, кто решил добровольно сегодня мерзнуть вместо меня. Но я не могу оставить караул без дров. Особенно в такую морозную ночь. Отнеси-ка их, братец, туда, откуда взял.

Воскобойников растерялся.

– Никак не могу! – вытянулся он в струнку. – Господин полковник велели, что ежели Ваше величество не пожелаете принять дрова и прикажете отнести, то ваши приказания не выполнять.

Тут он подошел к двери, приложил к ней ухо, несколько секунд слушал и потом рявкнул:

– Так что ваши приказы, гражданин бывший император, выполнять не велено!

Дверь резко отворилась, на пороге стал рядовой чин Дзеньковский – щуплый рыжий солдат из местных, с вечно перекошенной злобно-брезгливой физиономией. Его принудительно назначила в состав отряда Кобылинского местная чека. Она же «избрала» его сопредседателем солдатского комитета вместе с нижним чином Матвеевым. Задача Дзеньковского была простая: слежка за всеми и большевизация отряда.

Дзеньковский, как и положено поляку, русского царя ненавидел самозабвенно и искал любой повод пакостить ему за свою «Польску».

– Цо то? – указал он пальцем на дрова. – То царю заборонено давать!

– А я не царю! – отрезал Воскобойников. – Царю не велено, а детям не воспретили.

С этими словами он сгреб дрова и понес их в угловую комнату, где жили девочки. Слышно было, как он с грохотом бросил дрова на пол, после чего раздался радостный девичий визг. Дзеньковский ринулся туда, как на пожар.

– То есть царски дочки! – еще в коридоре закричал поляк. – Им дрова не можно!

– Где ты, сукин кот, видишь царских дочерей? – загремел голос Воскобойникова, словно на плацу Марсова поля в Петербурге. – Здесь нет царских дочек! Тут живут девицы – гражданки Романовы. Про них ваша чека ничего не решала. Так что катись колбаской по Малой Спасской. Детей морозить не дам, и никто тебе не даст!

Дзеньковский что-то прошипел по-польски в ответ. Николай не разобрал слов, но хорошо слышал, как поляк рысью протопал по коридору. И только после него ушел Воскобойников. «Что мне на этих ляхов так не везет? – невесело подумал Николай. – Как нарочно! Я, что ли, их делил, а не немцы с австрийцами? И не Россия в союзе с Бонапартом напала на Польшу, а Польша на Россию…» И тут он услышал за спиной легкие шаги.

В комнату тихонько вошла Ольга – в большом оренбургском пуховом платке на плечах, в белых валенках, подшитых на пятках желтой кожей. Она принесла дрова. Не говоря ни слова, аккуратно опустила на пол около голландки. Зажгла бересту, которую в печку положил отец, сунула в дверцу три плахи потоньше и три больших. Печь занялась мгновенно – запылала, затрещала, словно от радости, что дрова все-таки появились. От чугунной дверцы почти сразу же пошла легкая теплая волна.

– Thank you, darling[43], – тихо произнесла Александра. Она проснулась, но боялась пошевелиться, чтоб не разбудить сына: он согрелся рядом с ней и сладко посапывал.

Ольга улыбнулась, прижала палец губам и, беззвучно шагая в своих валенках, ушла.

Александра и Николай думали каждый о своем, и оба молчали, прислушиваясь к живому гудению пламени.

Через час пришла Татьяна – в том же оренбургском платке, который она носила с Ольгой по очереди, и в зырянских пимах – мягких и очень теплых полусапожках из оленьей шкуры, сшитые мехом наружу. В таких никакой мороз не страшен. Она тоже принесла охапку.

– Однако, дорогие наши бывшие величества, – с бесконечным удивлением произнесла она. – У вас, как видно, еще не арктический полюс, но Сибирь явная!

– Чтобы убедиться в правоте твоих слов, открывательница, достаточно посмотреть в окно! – по-английски проворчала Александра.

– Подарок от Деда Мороза к Светлому Рождеству Христову! – заявила Татьяна и сложила дрова у печки.

– Надо забрать, – возразил отец. – Нам достаточно будет, а у вас угловая комната. Неси-ка, дорогая моя, все назад.

– Как же! Сейчас!.. Между прочим, у нас в России теперь имеются революция и свобода. Теперь каждый имеет право не выполнять приказы начальства. Тем более царя.

– Нет-нет! – подала реплику Александра. – Революция не отменяет семью. И вы всегда обязаны слюшать родных родителей!

– Солдаты принесут нам еще, – успокоила ее Татьяна. – Эти не от Воскобойникова.

– Ну-с, ежели так… – проговорил отец и прижал ладони к теплеющим изразцам голландки. – …то это все хорошо и трогательно. Вот серьезное доказательство того, что сей свет состоит не из одних негодяев.

Еще через час дверь снова отворилась, вошли Анастасия и Мария. И они несли по маленькой вязанке.

– Эти лично Евгений Степанович принес, – сообщила Мария. – И потому общественный комитет бывших царских дочерей, избранный на основе «четыреххвостки», что, как объясняет бывшая старшая царская дочь Ольга, означает всеобщее, прямое, тайное и еще какое-то… вроде бы, свободное голосование, постановил: отправить часть дровишек сюда, а то они у нас только место занимают. Мешают и очень не приносят счастья. Вон Машка шагу теперь сделать не может – натыкается на них. Так что, дорогие родители, выручайте, а то совсем от этой березы житья не стало!

– Но честно скажи, как у вас? – спросил отец.

– У нас все просто замечательно. Мечта! – ответила Анастасия. – Солдаты еще и хворосту нанесли нам через черную лестницу. Так что всем, о чем мы всю жизнь страстно мечтали, мы обеспечены, и если не до весны, то до завтра – точно!

– Доброй ночи! – Николай поцеловал дочерей в лоб, Александра их перекрестила.

У двери Мария остановилась.

– Папа… – тихо спросила она.

– Слушаю, душа моя! Что еще?

– Ну почему они нас так ненавидят? Снежную горку сломали. Рыжий обещал и санки отобрать. Зачем? Ольга сказала ему: «Вам нравятся наши санки? Мы их вам и так отдадим – и санки, и коньки. Нам ничего не надо. Пусть это будет вам Рождественский подарок от нас». А он пуще злобствует. Почему?

Николай подошел к дочери и обнял ее.

– Потому, ангел мой, что люди часто ненавидят друг друга потому, что у одних есть то, чего нет у других и никогда не будет. Они хотели и по-прежнему хотят отобрать у нас все. Но «все» – никак не получается. Они отобрали у нас средства, собственность, положение, Отечество… Хотят отобрать жизнь. Но есть у нас нечто, что они отобрать не могут и не смогут никогда…

– Что же?

– Свобода, – ответил Николай.

– Свобода? – горько усмехнулась Мария. – Под ружьем рыжего поляка?

– Я подразумеваю не ту призрачную свободу, которой можно лишить любого, посадив его под замок. Я говорю о свободе в Господе нашем. И Бога они у нас отнять не могут. Им завидно, они вне себя от ненависти и злобы, но… Они могут еще отобрать у нас драгоценности, вещи, снеговую горку, дрова… Но с Христом, который всегда с нами в наших душах, ни совдепы, ни поляки, ни жиды сделать что-либо не в силах. Отсюда от них и то мелкое, отвратительное зло. Оно может нас удивить, но огорчить или причинить страдание не может, потому что нас защищает Господь. Вот это помни всегда. Доброй ночи.

Через полчаса уснула и Александра. В полутьме малиново светилась печная дверца. «В сущности, человеку мало нужно для счастья, – подумал Николай, открывая дневник. – Семью, скромный кусок хлеба и крышу над головой. А если ко всему и немного березовых дров, то о большем и не мечтать…»

Он макнул перо в пузырек, но тут его взгляд упал на сложенный вчетверо листок бумаги на углу стола. Николай развернул – почерк Алексея. Он воровато оглянулся на кровать – сын спокойно спал. Тогда Николай прочел с большим интересом и одновременно с опаской – как бы сын не проснулся и не застал его за занятием, которое, как сам Николай внушал детям, было совершенно недостойным воспитанного человека.