Николай Волынский - Наследство последнего императора

• Название: Наследство последнего императора
• Автор: Николай Волынский
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-901290-09-7

«Наследство последнего императора» Николая Волынского – книга о звеньях цепи важных исторических событий. О жизни и тайне смерти Николая Второго; о драмах эпохи революций и гражданской войны; о страшной исторической трагедии уже наших дней; о тогдашней и нынешней беспощадной борьбе за наследство русского царя.

Но, прежде всего, это книга о живых людях…

---

Наступил кульминационный момент. Гроб закрыли крышкой, завинтили серебряными болтами, но заколачивать не стали. Всегда можно развинтить. «Зачем это? – почему-то подумал Шутов. – Уж не обманывает ли нас покойник? Через пару часов восстанет, явится на собственные поминки и выпьет рюмку водки за упокой своей души?» Представив себе эту картинку, он хмыкнул и стал потихоньку пробираться ближе к выходу.

Снова зазвучала музыка, но теперь из переносного магнитофона «sanye», который кто-то поставил рядом с могилой князя. Под куполом Великокняжеской усыпальницы разлился «Реквием» Моцарта в исполнении хора Свешникова. Могильщики с трудом протиснули гроб в проем в каменном полу и теперь закладывали белоснежной мраморной плитой, на которой было выбито:

Его Императорское Высочество

Благоверный Великий Князь

Владимир Кириллович

Родился в Борго 1917 года Августа 30-го дня

Скончался в Майами 1992 года Апреля 21-го дня

Стукнул камень. Плита точно стала на место. Наступила тишина. Шутов подавил в себе хулиганское желание зааплодировать: спектакль закончился вовремя и без накладок.

Леонида Георгиевна, чуть живая от усталости, что-то шепнула на ухо склонившемуся к ней Собчаку.

– Да! – громко ответил он ей. – Сейчас! – и обратился ко всем: – Товарищи! Нет, пардон, – господа! Дамы и господа! – уточнил он. Ему кто-то подал мегафон. Искаженный голос мэра пронесся визгливыми волнами под сводами усыпальницы: – Вдова и родственники нашего дорогого покойного друга просят всех присутствующих, а также тех, кто не мог попасть в это помещение, но имеет пригласительные билеты, пожаловать на поминальный ужин в конференц-зал музея этнографии. Там будут столы. Повторяю: вход строго по пригласительным билетам или специальным аккредитационным пулам. После третьего звонка в банкетный зал никого пускать не будут. Это я вам говорю как мэр! У меня будет там порядок.

Толпа зашумела и оживленно потекла к выходу.

– М-да, – сказал Струве, догнавший Шутова, – похоронили-то беднягу князя через сорок дней после кончины. Где же сейчас его душа? – и шепнул Шутову на ухо. – И никакое он не императорское высочество, никакой не великий князь. Самозванец он…

Шутов равнодушно отмахнулся.

Скромный, на пятьсот персон, стол был накрыт в большом, гулком и безумно холодном лекционном зале музея, где стены облицованы черным мрамором. Из-за этого казалось, что гости собрались для поминок в одном гигантском склепе. Старые и очень старые заграничные русские еще помнили рассказы своих отцов и дедов о хлебосольной дореволюционной Москве, о лукулловых пиршествах в «Яре», «Балчуге» или «Славянском базаре», где в винных картах, подаваемых гостю, числились 200–300 марок коллекционных вин ежедневно. Но даже они были потрясены обилием и разнообразием поминального стола. А их советские, а нынче антисоветские соотечественники такого не видели даже в кино. Потом очевидец рассказывал, что видный демократ Пинхус Филипповский, крепкий сорокалетний толстяк с купеческой бородой, едва не упал в обморок, не сумев душой и разумом спокойно охватить поминальное великолепие. В демократе Пинхусе, очевидно, еще глубоко сидел скромный советский человек. Впрочем, к хорошему привыкаешь быстро. Всего через три с лишним года после поминок слабонервный демократ станет владельцем суперсекретного научно-производственного объединения «Гелиос», работавшего на советский космос и обгонявшего по качеству разработок в области оптики своих коллег из NASA лет на пятнадцать. Новый русский капиталист купил уникальное предприятие за чемодан желтых пустых бумажек – ваучеров. Их правительство Ельцина раздало всем руссиянам по одной штуке – они олицетворяли ту долю общественной собственности, которую клептократическое государство отвалило каждому отдельно: берите теперь на ваучер все, что нравится, и ни в чем себе не отказывайте. Ваучеры изобрел некто Чубайс – институтский приятель Пинхуса Моисеевича, оттого народ прозвал бумажки «чубайсами».

На одну бумажку от госсобственности ничего не отрежешь. Скупить побольше подавляющая часть населения была не в состоянии, поскольку при Советах воровала фантастически мало. Посему владельцы продавали свои «чубайсы» скупщикам по дешевке. Цена бумажки сложилась твердая: один «чубайс» – одна бутылка водки.

Немного потратившись на водку, новые русские, вернее, как было сказано, в основном, нерусские – ничтожная кучка в пятьсот-шестьсот человек на всю страну расхватали самые лучшие, самые наукоемкие заводы и фабрики, самые богатые нефтяные скважины, золотые прииски и много еще хорошего из того, что более семидесяти лет считалось неотъемлемой народной собственностью.

У Пинхуса Моисеевича, впрочем, не все сразу пошло гладко. Ему удалось скупить у граждан, свихнувшихся от реформ, лишь половину необходимого количества ваучеров. Остальные у него прямо из-под носа выхватывали кавказские и татарские конкуренты. Была опасность, что владельцем «Гелиоса» станет грузинский толстяк-аспирант Каха Бендукидзе, который только что за два мешка «чубайсов» стал владельцем Уралмаша – самого мощного в Восточном полушарии Земли военного машиностроительного предприятия, которым когда-то руководил Николай Рыжков – позже глава Совмина при Горбачеве. И тогда приятель Пинхуса из комитета по госимуществу доверительно посоветовал не гоняться за ваучерами, а просто заказать за наличные недостающую половину на фабрике Гознака. Так Пинхус стал крупным капиталистом.

После приватизации «Гелиос» продолжал работать на космос, но теперь не на русский, а на американский, точнее на NASA – государственное управление по аэронавтике и космическим исследованиям. И уже за первый год демократ Филипповский разбогател настолько, что мог, по примеру древнеримского императора Домициана, выписывать себе на обед из стран Северной Африки удивительную рыбу султанку. Смысл в том, чтоб доставить султанку к столу живой. Умирая, она покрывалась узорами необычайно богатой расцветки, что доставляло пресыщенным едокам дополнительные гастрономические удовольствия.

Выходя из собора вместе со Струве, Титыч мельком взглянул на Новосильцеву. Старуха по-прежнему неподвижно, как статуя, каменела у окна и равнодушно глядела на проходящих, словно сквозь пыльное стекло. Однако Шутову показалось, что на него самого Новосильцева глянула внимательно и с интересом. Он готов был поклясться, что старуха ему даже подмигнула.

Она уходила из собора последней. Опираясь на изящную палку черного дерева, с бронзовой инкрустацией, Новосильцева медленно двигалась по восточной аллее Петропавловской крепости. Графиньку бережно поддерживал под локоть неразлучный Онтонов. Они прошли к Петровским воротам. Там у мостика их ждал старенький москвич-412.

– Ну что, похоронили? – спросил их водитель. – Что-то долго. Я уж решил, что они завтра продолжат.

– Иван Иваныч, дорогой, простите, что задержалась – не моя вина, – сказала Новосильцева, осторожно садясь в машину на заднее сиденье. – Похоронили. Вы, родной мой, наверное, проголодались?

Она говорила по-русски легко и чисто, без характерного франко-немецкого акцента, который всегда был свойствен почти всей русской аристократии и в эмиграции передавался от поколения к поколению.

– Нет, Лариса Васильевна! – улыбнулся Иван Иванович, полный невзрачный человечек неопределенного возраста. – Я, как учит теперь телевизор, съел сникерс и – порядок!

– Никогда не ешьте сникерсов! – строго приказала старуха. – Никогда не ешьте в России иностранных продуктов. Запад все свои помойные ведра опорожняет на здешние прилавки.

– Так своих же, отечественных, сникерсов нет, – с печалью вздохнул Иван Иванович.

– А зачем они вам? Ешьте конфеты фабрики имени Крупской. «Мишку на Севере», например.

– Где-то я подобное уже слышал… – усмехнулся Иван Иванович. – Да – Мария-Антуанетта… Когда ей доложили, что простой народ голодает, потому что у людей нет хлеба, она страшно удивилась: «Зачем же голодать? Нет хлеба – пусть едят пирожные!» Вы бывали в наших продовольственных магазинах? Такая пустота была только во время блокады. Хорошо еще, что Собчак ввел карточки.

– Да, – вздохнула графиня. – Сталин отменил карточки, Ельцин с Собчаком ввели… Что вы сотворили со страной? Где был ваш хваленый комитет государственной безопасности, почему вы не исполнили своих служебных обязанностей? Ваша контора на весь мир наводила ужас. А тут за один день совершила акт массового предательства…

– Я-то, положим, свой служебный долг выполнил и выполняю, – обиженно возразил Иван Иванович. – Вот другие, генерал Калугин, например…

– Генерал Калугин – самый обычный изменник. Такие есть везде. Но чтобы вся мощная спецслужба разбежалась, поджав хвост! Такого в мировой истории, кажется, еще не было… Но простите старуху. Меня вывела из себя эта банда на похоронах. Надо же: как много мерзавцев может поместиться на таком небольшом пространстве, как усыпальница!