Хулио Кортасар - Собрание в кроваво-красных тонах

• Название: Собрание в кроваво-красных тонах
• Автор: Хулио Кортасар
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-352-00113-Х

---

Хулио Кортасар Собрание в кроваво-красных тонах

Борхесу[1]

Думаю, Хакобо, в тот вечер вы порядком продрогли, и дождь, который упорно шел в Висбадене[2], заставил вас укрыться в «Загребе». Возможно, главной причиной был разгулявшийся аппетит, ведь вы целый день работали, и как раз наступило время поужинать в каком-нибудь тихом и спокойном месте; может, «Загребу» и не хватало каких-то других качеств, зато этого у него было в избытке, и вы, я полагаю, пожав плечами и в глубине души посмеиваясь над собой, решили поужинать именно там. Так или иначе, в полумраке заведения, стиль которого отдаленно напоминал балканский, вы увидели столики, и было так приятно повесить намокший плащ на старую вешалку и найти уголок, где в пламени зеленоватой свечи, стоявшей на столике, слабо колебались тени и можно было различить старинные столовые приборы и высокий бокал, в котором, словно птица, укрылся блик света.

Сначала у вас появилось ощущение, которое всегда появляется, когда попадаешь в пустой ресторан, что-то среднее между напряжением и расслабленностью; зал выглядел совсем неплохо, однако отсутствие клиентов в этот час наводило на размышления. Когда бываешь за границей, подолгу не думаешь о таких вещах, мало ли где какие обычаи и кто когда ходит в рестораны, главное, здесь тепло и есть меню, где предлагаются и удивительные, и уже знакомые кушанья, и маленькая женщина с большими глазами и черными волосами, возникшая словно ниоткуда, вдруг оказалась рядом со столиком, чуть улыбаясь в ожидании заказа. Вы только успели подумать, что, возможно, для обычной жизни города пришли несколько поздновато, но времени на то, чтобы поднять глаза и оглядеться вокруг, удовлетворяя свое туристское любопытство, у вас не осталось; маленькая бледная рука положила салфетку и непроизвольно передвинула солонку. Логично предположить, что вы выбрали шашлык на шампурах с луком и красным перцем и густое ароматное вино, совершенно непривычное для европейца; как и я в свое время, вы с удовольствием избегали гостиничной кухни, где из опасений готовить слишком типичную еду или, наоборот, слишком экзотическую в результате всегда готовят безвкусную, и вы даже попросили черный хлеб, который не слишком подходил к шашлыку, но который женщина немедленно принесла. И только тогда, закурив первую сигарету, вы подробно рассмотрели этот трансильванский анклав[3], защитивший вас от непогоды и от не вполне заурядного немецкого города. Тишина, отсутствие людей и неверный свет свечей действовали на вас успокаивающе, во всяком случае все остальное куда-то ушло и вы остались наедине с собой, со своей сигаретой и со своей усталостью.

Рука, наливавшая вино в высокий бокал, была покрыта волосами, и вы на секунду испытали потрясение, прежде чем разорвали логическую цепочку абсурда и поняли, что вместо женщины с бледным лицом рядом с вашим столиком стоит смуглый и безмолвный официант и предлагает вам попробовать вино профессиональным движением, доведенным до автоматизма. Редко бывало, чтобы кому-то не понравилось вино, и официант в конце концов наполнил бокал, а вопросительная пауза была просто непременной частью ритуала. Почти одновременно другой официант, до странности похожий на первого (одинаковые фольклорные костюмы и черные бакенбарды делали их неотличимыми друг от друга), поставил на стол поднос с дымящимся блюдом и одним движением снял с шампура кусочки мяса. Посетитель и те, кто его обслуживали, обменялись несколькими подобающими случаю фразами на неизбежном ломаном немецком; и снова покой и усталость окутали вас в полумраке зала, и только шум дождя на улице стал слышнее. Но вдруг все изменилось, и вы, чуть повернувшись, поняли, что входная дверь открылась, чтобы впустить еще одного посетителя, женщину, которая, как вам показалось, была близорука, не только потому, что на ней были очки с толстыми стеклами, но и потому, что она двигалась между столиками с нарочитой уверенностью и потом села за столик в противоположном углу зала, едва освещенном одной-двумя свечами, пламя которых трепетало, когда она проходила мимо, и размытые очертания ее фигуры слились с мебелью, и стенами, и тяжелой красной занавесью в глубине зала, за которой угадывалась невидимая остальная часть дома.

За едой вы развлекали себя наблюдением за тем, как английская туристка (никто другой не мог надеть на себя такой плащ и это подобие блузки цвета не то красной фасоли, не то помидора) сосредоточенно и близоруко изучала меню, содержание которого от нее, судя по всему, ускользало, и еще вы наблюдали за тем, как женщина с большими черными глазами продолжала стоять в третьем углу зала, где была стойка бара, украшенная зеркалами и гирляндами из искусственных цветов, в ожидании, когда туристка закончит свое безнадежное занятие и к ней можно будет подойти. Официанты стояли позади стойки, по обе стороны от женщины и тоже ждали, сложив руки на груди, такие похожие друг на друга, что в отражении их спин в стершейся амальгаме чудилось что-то ненастоящее, а все вместе представляло собой какое-то непонятное или обманчивое учетверение. Все смотрели на английскую туристку, которая, казалось, не отдавала себе отчета в том, сколько времени она сидит, вперив взор в меню. Ожидание продолжалось, и тогда вы закурили вторую сигарету, и женщина в конце концов подошла к вашему столику и спросила, не желаете ли вы какой-нибудь суп, а может быть, овечьего сыру, она продолжала спрашивать, несмотря на то что каждый раз получала вежливый отказ, брынза очень хороша, а может быть, что-нибудь из местных десертов. Но вам хотелось только кофе по-турецки, поскольку вы плотно поужинали и вас клонило в сон. Женщина, казалось, пребывала в нерешительности, словно давая вам возможность передумать и все-таки заказать сыры, но, поскольку вы этого так и не сделали, она машинально повторила «кофе по-турецки», и вы сказали, да, кофе по-турецки, и женщина, будто подавив быстрый короткий вздох, сделала знак официантам и отошла к столику английской туристки.

Кофе явно запаздывал, особенно если сравнить, как быстро вас обслужили вначале, так что у вас было время выкурить еще одну сигарету и допить бутылку вина, развлекая себя наблюдением за английской туристкой, которая осматривала зал сквозь толстые стекла очков, ни на чем не особенно не останавливаясь. Она была не то несколько заторможена, не то слишком застенчива; довольно долго собиралась с духом, прежде чем решилась снять блестящий от дождя плащ и повесить его на ближайшую вешалку; потом вернулась к своему столику и села на неминуемо мокрый стул, но ее это, казалось, нимало не обеспокоило, она продолжала оглядывать зал или рассматривала скатерть. Официанты заняли свои места за стойкой бара, а женщина ждала у окошечка кухни; все трое смотрели на английскую туристку, смотрели так, будто чего-то от нее ждали, может быть, что она обратится к ним и закажет что-то еще, а может, что-то отменит или вообще уйдет, смотрели на нее с таким напряжением, которое показалось вам в данной ситуации излишним, во всяком случае неоправданным. На вас больше никто не обращал внимания, оба официанта стояли, сложив руки на груди, а женщина неотрывно следила за туристкой из-под длинной прямой челки, которая упала ей на глаза, когда она опустила голову, и это показалось вам недопустимым и невежливым, хотя бедная слепая курица ничего не замечала, потому что в тот момент рылась у себя в сумочке в поисках какого-то предмета, какого именно, вы в полумраке не разглядели, но узнали его по характерному звуку, потому что курица высморкалась. Официант принес ей тарелку (кажется, это был гуляш) и тут же вернулся на свой пост; одинаковая у обоих официантов привычка складывать руки на груди по окончании каждого действия могла бы показаться забавной, но почему-то таковой не казалась, так же как и действия женщины, которая устроилась за дальним концом прилавка и оттуда сосредоточенно следила за тем, как вы пьете кофе, который вы потягивали так медленно, как того требовали его замечательная крепость и аромат. Неожиданно центр внимания переместился, потому что оба официанта тоже теперь смотрели, как вы пьете кофе, и, прежде чем вы успели его допить, женщина подошла к вашему столику, чтобы спросить, не хотите ли вы еще кофе, и вы согласились, несколько растерянно, потому что во всем этом вроде бы не было ничего странного, а с другой стороны, что-то от вас ускользало и вам хотелось понять, что же именно. Вот, например, английская туристка, официанты вдруг как-то заторопились возле нее, будто им хотелось, чтобы она побыстрей доела и ушла, они буквально из-под носа унесли у нее тарелку, так что она не успела доесть последний кусок, и сунули ей в руки раскрытое меню, причем один из них отнес пустую тарелку в кухню, а другой нетерпеливо навис над ней в ожидании, когда она расплатится.

Вы, как это часто с вами бывало, не могли бы точно определить момент, когда вам показалось, что вы начали понимать; так бывает в шахматах и в любви, когда туман вдруг рассеивается и вы делаете ход или совершаете поступок, который за секунду до этого казался вам немыслимым. Прежде чем мысль оформилась в слова, вы почуяли, что запахло опасностью, и сказали себе, что, сколько бы ни пробыла здесь английская туристка со своим ужином, вы будете сидеть, курить и пить вино до тех пор, пока эта беззащитная слепая курица не решится влезть в свой пластиковый пузырь и не удалится наконец на улицу. Вам всегда был присущ спортивный азарт и пристрастие к абсурду, так что ситуация вас увлекла и вы решили заказать еще что-нибудь, хотя ваш желудок этого и не требовал; вы жестом подозвали официанта и заказали еще кофе и рюмку водки, весьма популярной в тех местах. У вас оставалось еще три сигареты, и вы подумали, что этого хватит, если английская туристка решится на какой-нибудь балканский десерт; она наверняка не будет пить кофе, достаточно было взглянуть на ее очки и блузку; и чай пить она тоже не станет, потому что есть вещи, которые следует делать только у себя на родине. Если немного повезет, вы расплатитесь по счету и уйдете через какие-нибудь пятнадцать минут.