Сергей Мусский - 100 великих скульпторов

• Название: 100 великих скульпторов
• Автор: Сергей Мусский
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2659-9

Скульптура — одно из наиболее древних по происхождению искусств. И первым скульптором материальных, осязаемых форм был, безусловно, Создатель всего сущего. Пытаясь воссоздать в глине или камне окружающий мир, любой скульптор стремится не просто воплотить страсть к творчеству, но и наделить холодную форму огнём живого жизненного начала, одухотворить материю, стать причастным к сотворению мира. В этом притягательная мощь искусства скульптуры.

В книге представлены биографии и творческий путь лучших мастеров от Фидия и Праксителя до Микеланджело и Родена.

---

Тем не менее такая позиция не должна создавать впечатление, что скульптор творил в „башне из слоновой кости“ и что его не интересовал окружающий мир с его сложными проблемами. Всю свою долгую жизнь, а Марини умер в 1980 году, он без остатка отдал искусству, оставив огромное наследие, включающее в себя не только скульптурные произведения, но также живопись и графику. И это наследие свидетельствует о том, сколь глубоко и интенсивно переживал он современность, отражая её в своём творчестве», — отмечает в своей статье К. Мискарян.

Уже в довоенные годы Марини находит свои любимые темы — это всадник, помоны и жонглёры. Выбор достаточно традиционный. Казалось бы, по логике вещей он должен был окончательно отгородить мастера от окружающей его жизни, сосредоточить внимание на решении чисто пластических задач.

Но Марини не стал холодным и рафинированным стилизатором. Искусство скульптора всецело обращено к настоящему. Марини волновала современность, её проблемы, судьба человека в XX веке.

Обращаясь к образу всадника, Марини одновременно и продолжает традицию, и вступает с ней в полемику. Скульптор смело бросает вызов академистам — всадники Марини антимонументальны и антигероичны. Одновременно скульптор полемизирует и с антитрадиционалистами, считавшими эту тему безнадёжно устаревшей и исчерпавшей себя.

Можно заметить, как с каждой новой скульптурой многочисленных всадников у Марини постепенно нарастает драматизм образа. От решения чисто формальных задач скульптор постепенно переходит к волнующему рассказу о трагической судьбе человека в современную эпоху. Он развенчивает гуманистический миф о человеке как «мере всех вещей», как герое.

Женское обнажённое тело — одна из любимых и постоянных тем мастера. Неисчерпаемое пластическое богатство, таящееся в женских формах, — постоянный источник вдохновения для скульптора. Марини создал ещё до своих знаменитых помон удивительно поэтичные, наполненные теплом, наделённые дыханием жизни женские образы: «Спящая», «Маленькая обнажённая» (обе — 1929), «Сидящая купальщица» (1935).

Скульптор словно пытается вдохнуть в свои женские образы мощную силу земли. Его цель — превратить аморфную массу в пульсирующий источник энергии. Именно поэтому Марини привлекает тема Помоны — богини плодородия, а не Венеры — богини красоты.

К образу Помоны Марини обращается уже в середине тридцатых годов. Много и плодотворно скульптор работает над этой темой в сороковые годы. «Помона» 1941 года, по-видимому, воплощает женский идеал скульптора: полнокровные, налитые формы, мощная, едва сдерживаемая энергия, которой дышит буквально каждый миллиметр скульптурной поверхности.

Тему помон в пятидесятые годы продолжают «Танцовщицы», внёсшие в этот женский образ динамику, напряжение.

Эволюцию от гармонии к драматизму можно проследить в жонглёрах. Этот образ у Марини — поэтическое воплощение человеческой свободы и свободы художника. Впервые в его творчестве жонглёр появляется в живописи сразу после возвращения скульптора из его первой поездки в Париж. Несомненно, сказалось влияние темы цирка Пикассо и целого ряда других мастеров. Вскоре эта тема органично переходит в скульптуру. Для одного из известнейших ранних жонглёров 1938 года характерны лаконичные, но классически округлые формы, пластическая определённость масс. В то же время здесь присутствует жёсткая архитектоника, динамика, которая выражается напряжённостью позы, в движении поднятой руки и согнутой ноги. В статуе в полной мере проявляется способность мастера органично сплавлять самые разные художественные принципы — этрусского искусства, античности, готики и, наконец, роденовской скульптуры, создавая при этом нечто принципиально новое. Этому образу присуще то особое состояние, столь характерное для произведений Марини в тридцатые годы: поэтическое оцепенение, промежуточное состояние между сном и мечтательным забытьём.

И вот наконец Марини создаёт жонглёра 1946 года — один из самых трагических образов во всём творчестве скульптора. Как пишет К. Мискарян: «Все мышцы ослаблены, изуродованное, безрукое тело безвольно обвисло, напоминая тело повешенного. Обтекаемые формы, плавный абрис фигуры усиливают трагизм образа. Каждый раз поражает способность Марини лаконичными средствами, традиционными в своей основе и, казалось бы, никаких новых открытий в себе не таящими, выразить очень многое, создать взволнованный и эмоциональный пластический рассказ. И опять, как и в помонах, реальность решительно вторгается в поэзию, чтобы исказить спокойствие и задумчивые черты лиц жонглёров, свести конвульсией и судорогами гибкие тренированные мышцы их тел. И здесь скульптор упрощает, огрубляет и примитивизирует скульптурный язык, „стирает“ лица жонглёров, превращает их в ритуальные фигурки, примитивные игрушки. И постепенно вырисовывается образ всё того же знакомого антигероя, который с такой трагической силой был воплощён Марини во всадниках».

Мастер всегда придавал большое значение обработке поверхности скульптуры: «Беда, если поверхность не подчиняется общей идее. Замысел останется осуществлённым лишь наполовину, если она не вибрирует… Фактура — это природа, чувственность». Особенно возрастает её роль в зрелом и позднем творчестве. Энергичная проработка поверхности, раскраска наряду с динамизацией композиции придавали экспрессионистический характер поздним произведениям Марини.

Помоны, акробаты и жонглёры Марини не просто стали в пятидесятые годы символами эпохи, носителями узнаваемых признаков времени. Они словно «столкнули» прошлое и настоящее, гуманистический идеал и жёсткую реальность XX века. Диалог прошлого и настоящего перерастает в этих темах в трагический монолог.

Марини отличало тяготение к символическому мышлению. Тем удивительнее, что итальянский скульптор — один из самых выдающихся портретистов прошедшего столетия. Портреты сороковых годов стали, без сомнения, лучшими в творчестве Марини. В образах Массимо Кампильи (1942), Артуро Този (1943), Карло Карра (1944), Эмилио Иези (1947) ему удалось найти равновесие между портретным сходством, передачей внутреннего мира и той степенью обобщённости, которая действительно вводит эти портреты в «пространство человечества», по словам самого мастера.

«В поздние годы Марини, — отмечает К. Мискарян, — всё чаще обращается к образу Художника, человека творческой профессии. Его привлекают в творце интенсивность и глубина духовной жизни, эмоциональная неустойчивость и чуткость, способность реагировать на противоречивую и драматическую реальность нашего времени. Герои Марини активны, динамичны, они буквально излучают энергию. В портретах Игоря Стравинского (1950), Марка Шагала (1962), Миса ван дер Роэ (1967) не осталось и следа от отрешённости и замкнутости портретов 40-х годов. Форма здесь, как и во всадниках, „размыкается“, теряя свою компактность и чёткую определённость контура, она сложна и беспокойна, ритм лепки создаёт нервные, вибрирующие светотеневые блики на поверхности. Портрет Игоря Стравинского вобрал в себя лучшие качества позднего портретного творчества итальянского скульптора. Марини очень наблюдателен, он как бы „ощупывает“, изучает человека, прежде чем создать его портрет».

Марини так вспоминает свою первую встречу с композитором: «Это было в Нью-Йорке в 50-е годы. Стравинский пришёл на мою выставку в галерею Букхольца. Маленького роста, молчаливый, он внимательно рассматривал скульптуры, потом начал трогать их. Я спросил, кто это, мне ответили — Стравинский. Именно во время этой встречи зародился портрет. Большой художник, великая музыка. И сам он — беспокойный, чувствительный, нервный, живой. Весь его внутренний мир отражается на лице».

Уже будучи прославленным мастером, Марини как-то признался: «Я постоянно выхожу на улицу, чтобы соотнести то, что я делаю, с людьми, с жизнью. А когда возвращаюсь в мастерскую, то моя работа мне перестаёт нравиться и я уничтожаю её. Мне кажется, что она не обладает той жизненностью, как то, что меня окружает на улице».

Именно в этом и видел смысл своего творчества замечательный скульптор XX столетия — создать яркий образ своего современника в нашем сложном, быстро изменяющемся мире.

Умер Марини 6 августа 1980 года в Виареджо.

ФРИЦ КРЕМЕР (1906–1993)

Фриц Кремер родился в Арнсберге 22 октября 1906 года.

«Моя жизнь скульптора, — пишет Кремер, — началась в городке Эссене (Рур), где в 1921 году я поступил в четырёхлетнее обучение к мраморщику. Так завершилась пора моей юности, которая, если не считать самого её начала, была из-за несчастливого стечения семейных обстоятельств крайне безрадостной. Ещё раньше, после смерти матери (мой отец, обойщик и декоратор, умер, когда мне исполнился один год), я покинул родительский дом, где мне было невмоготу — я задыхался в удушливой мещанской атмосфере. Для меня началась новая жизнь, прекрасная и поучительная, хотя и суровая…