Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине

• Название: Формальные письма к Нине
• Автор: Владимир Моисеев
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

И это была хорошая загадка, правильная, пролетарская, без уклонов, без червоточинки. Этой тайной можно было интересоваться, не опасаясь опасного политического подвоха. Каких только разгадок не предлагалось сотрудницами шахтоуправления. Но наибольшей популярностью у любительниц посплетничать пользовалась, естественно, романтическая теория — попросту говоря, во всем виновата, мол, неразделенная любовь. Можно было спорить — пристало ли комсомольскому вожаку страдать по такому пустяковому поводу? Но, как бы там ни было, ни радость по поводу успешного перевыполнения годового плана, ни успехи индустриализации, ни участие в организации стахановского движения, ни активное развитие общественной жизни шахты, ни доверие партийного руководства почему-то не могли вытравить безысходную грусть из глаз Виктора Корнеева.

Шло время, и теория неразделенной любви окончательно победила. Ах, сколько замечательных во всех отношениях комсомолок мечтали излечить его от этого неприятного недуга! Впрочем, без надежды на успех. Ближе других подружиться с Виктором Корнеевым удалось девушке Ане, машинистке Комитета комсомола. Они несколько раз сходили на танцы в Дом культуры, а потом Корнеев терпеливо провожал ее до дома. Но о любви или нежных чувствах разговор не заходил. Стихов Виктор не читал, лирических песен не пел. Говорил только о предстоящем завоевании космического пространства с помощью ракетных поездов, разработанных профессором Циолковским. Аня гордилась знакомством с таким умным и начитанным молодым человеком, но ей хотелось, чтобы герой ее романа был смелее и настойчивее.

Между тем, грусть в глазах Виктора Корнеева появилась совсем не по романтической причине. Дело в том, что он недавно вернулся из сражающейся Испании. Что там с ним случилось, мы не знаем, в романе об этом ни строчки, но что-то произошло. Что-то ужасное, невыразимое привычными словами, навеки обрекшее его душу на страдания.

На своем новом посту Виктор проявил себя с наилучшей стороны: блестящий организатор и оратор он был незаменим на митингах и субботниках. Народ шел за ним. Благодаря принципиальности и гигантской работоспособности его авторитет среди молодых рабочих был непререкаем. Он был внимателен к передовикам и беспощаден к прогульщикам и выпивохам. Был, впрочем, недостаток и у Корнеева. Секретарь партийной организации сразу же заметил, что как только разговор заходил о героической помощи братскому испанскому народу, Виктор странным образом съеживался и надолго замолкал, словно бы отказываясь принимать участие в разговоре на эту тему. Словно бы знал об Испании что-то свое, чудовищное, опровергающее официальную точку зрения, но не говорил, потому что не пришло еще время. Да и подыгрывать своим идейным врагам было не в его правилах.

Несколько раз секретарь партийной организации Капитанов вызывал его на откровенный разговор, но безуспешно. Виктор угрюмо твердил свое: политику партии и правительства он одобряет. Сам проливал кровь и не кланялся пулям. И если партия прикажет, то без колебаний снова отправится на поле битвы, добровольно.

А потом произошли два события, которые самым неблагоприятным образом отразились на психике Виктора Корнеева: визит партийной делегации НСДАП из Германии и эпизод обострения классовой борьбы на территории шахты. Все началось с пустяка. На этот разговор двух рабочих можно было не обратить внимания, обычная трепотня, если бы после него в шестом забое не сошла с рельсов вагонетка. План по добыче угля был сорван. Вот и пришлось компетентным органам на месте выяснять, был ли это несчастный случай или сознательный и преднамеренный саботаж. Рабочие были арестованы, для выяснения обстоятельств. Виктор попытался выяснить их судьбу у секретаря партийной организации. На что получил вполне резонный ответ: какая разница, вредители и саботажники они или просто ротозеи, если вагонетка все равно сошла с рельсов? И на вопрос, куда же подевались провинившиеся рабочие, ответ был получен вполне конкретный — переброшены на другую шахту.

И как только Виктор Корнеев услышал про другую шахту, глаза его померкли окончательно. В тот же вечер он написал в дирекцию шахты заявление с просьбой направить его в распоряжение маршала Тухачевского для совершения полета на Луну. Просьба была дельная и своевременная. Политическая ситуация в мире значительно упростилась — пролетарии всех стран окончательно соединились, чтобы дать отпор своим кровососам эксплуататорам. Единственное место, где отныне толстопузые кровопийцы-капиталисты могли бы укрыться с награбленным народным богатством была Луна. Так что пролетарское присутствие в космосе было совсем не лишним, оно прямо вытекало из логики классовой борьбы. Бумагу Корнеева зарегистрировали в НКВД и дали ей ход, отправив с курьером в Москву.

Через неделю из Москвы пришла директива: «Корнеева немедленно арестовать!» По долгу службы девушка Аня первой в Комитете комсомола узнала эту жуткую новость. Она хотела предупредить своего друга. Но для этого необходимо было решить нелегкую задачу: какое чувство сильнее? Любовь и дружба или долг перед родным рабоче-крестьянским государством? Мучилась она, мучилась, а потом решила все-таки предупредить Виктора. Да только не смогла, силы покинули ее. Будто паралич разбил — отказались ноги двигаться. Села она прямо на пол и заплакала.

Группа захвата, между тем, выехала без промедления. Но дома Виктора не застали. Он исчез. По версии НКВД, Корнеев самолично отправился в Калугу разыскивать тайные лаборатории маршала Тухачевского, где, по его расчетам, уже должны были быть построены первые ракетные поезда Циолковского для полета на Луну. Искала Корнеева милиция, искали органы НКВД — но найти так и не смогли. Не иначе как добрался до Луны и теперь обживается там.

Вот такая повесть. С тех пор прошло много лет, но до сих пор из горячих точек возвращаются молодые люди с потухшими глазами. Они чувствуют себя обманутыми, использованными и брошенными, потому что слова людей, которые посылали их в бой, самым трагическим образом расходятся с действительностью. В мировой литературе об этой ситуации впервые рассказали писатели так называемого «потерянного поколения». Хемингуэй, Ремарк, Олдингтон. В Союзе ССР первым о наших собственных потерянных людях написал Порохов, за что ему вечная слава. Надо сказать еще об одном ощущении, возникшем у меня во время чтения. Показалось, что Порохов считал, что поражение в Испании, репрессии 1937 года и последовавшие вскоре чистки в армии — звенья одной цепи.

«Шахта «Центральная» — едва ли не первое фантастическое произведение, прямо говорящее о том, как трагически воспринимается людьми крушение идеалов, представлений о морали, нравственности и своем предназначении, то есть той системы аксиом, согласно которой выстраивается их общественное бытие. В мироощущении нормального человека эти аксиомы играют наиважнейшую роль, фундаментальную. Кстати, хорошее сравнение: фундамент и здание. Разрушится фундамент — рухнет здание. Для людей с грустными глазами, вернувшихся из Испании с бесповоротно перечеркнутой системой нравственных ценностей, разрыв между рабоче-крестьянской идеологией и реальной политикой обернулся настоящей катастрофой. Нам следует гордиться тем, что в Союзе ССР нашелся человек, оказавшийся способным так блестяще «улавливать тенденции повышенным чутьем художника». Тенденции, которые не оставляют нас в покое до сих пор.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Письмо № 4. 1948 год. Арнольд Орловский «Как Гоголь»

Дорогая Нина!

Небезызвестный Владимир Сорокин в одном из своих интервью высказался в том смысле, что все писатели немного чокнутые. Его доводы весьма убедительны — какому нормальному человеку придет в голову подробно описывать на листах бумаги чужие жизни, как правило выдуманные, вместо того, чтобы старательно заниматься своей собственной, вполне реальной, часто реальной до неприятности? И уж во всяком случае единственной и неповторимой. Знакомый психоаналитик по моей просьбе без труда обнаружил у представителей данной профессии целый набор болезненных симптомов — от комплекса неполноценности и раздвоения личности до мании величия. Однако, не все так просто. Обращаю твое внимание на то, что статистически, в массе, писатели на удивление психически здоровые, выдержанные люди. Создается стойкое впечатление, что наличие обязательных профессиональных комплексов играет роль своеобразных прививок, исключающих нездоровые заскоки психики в повседневной жизни. Удивительно, но каким бы ужасам не были посвящены опусы отдельных сочинителей, какие бы потоки крови ни лились в их текстах, о каких бы подлостях ни шла речь на страницам их сочинений, на презентациях книг коллег они, за редкими исключениями, предстают тихими, достаточно воспитанными людьми, прекрасно обученными правилам поведения в обществе себе подобных. Пьют, конечно, много. А кто не пьет, покажи? Случаются и драки, но они есть проявления единственного слабого места в психике писателей, которое не может быть вылечено или скомпенсировано сопутствующими обстоятельствами. Писатели, а фантасты тем более, поразительно инфантильные существа. Исполнение профессиональных обязанностей заставляет их играть в бирюльки в придуманных ими же самими мирах. И в этом не было бы ничего зазорного, если бы они порой не заигрывались.