Юрий Медведь - Исповедь добровольного импотента

• Название: Исповедь добровольного импотента
• Автор: Юрий Медведь
• Издательство: Новое культурное пространство
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-900786-74-9

Ю. Медведь известен своими переводами книг Ч. Буковски и Дж. Фанте.

В серии «Rash Fiction» Гуманитарный издательский центр «Новое культурное пространство» впервые публикует сборник его рассказов «Исповедь добровольного импотента». Наличие в тексте табуированной лексики предполагает, что книгу будут читать взрослые люди.

---

— Закусона не маловато? — опять обратился он ко мне, укладывая на тарелочку бутерброд.

— Достаточно, — не смягчая тона, ответил я и бросил на стойку спасенный полтинник.

В данный момент мне было не до шуточек. На экране моего внутреннего взора под дулом пистолета стояла троица лжеконтролеров: «Итак, будем исходить из того, что в «магазине» моего ТТ шесть «маслят». Значит, разбираясь по-честному, выходит по восемнадцать грамм на брата. Ну, кто хотел взглянуть на мой студенческий?»

Я сгреб сдачу в кулак и, прихватив покупку, отошел к столику.

«Да… Здорово… Эффектно, примитивно и безотказно… Неужто так и надо? Боже Праведный, ну а ты что скажешь?! Что? Ударили по правой щеке, подставь левую? Ой, Вселюбящий, до чего ты наивен! Ты подставишь им левую щеку, а они звезданут тебя по яйцам! Лучше бы, Всемогущий, чем давать несостоятельные советы, стер бы всю эту волчью породу с лица земли! Ведь есть же достойные люди! Есть! Эх, Справедливейший, какая могла бы тогда воцариться жизнь на Земле! Не жизнь, а CONSENSUS OMNIUM! Вот буквально на днях произошел со мной случай, подтверждающий мою идею мирного сосуществования.

Случилось это на остановке «Пр. Луначарского». Вышел я из троллейбуса № 30, смотрю, в снежном вихре стоит человек. Одет как попало и во что придется. Заросшее лицо искаженно похмельной тревогой. Перед ним деревянный ящик, в таких перевозят овощи, а ему он служил прилавком.

— Ассортимент литературы! Подходим и выбираем! Одна тысяча вне зависимости от переплета! — выкрикивал человек свои рекламные тезисы и махал руками, как бы подгребая покупателей к своему ящику.

— Мамаша, не отворачивайся! У меня для твоей пипеточки сказка есть в стихах!

Я прошелся мимо и осмотрел выставленный товар.

В основном соцреализм, один зарубежный детектив и А.И. Герцен «Избранная проза» в мягком переплете.

— Не гуляем, не гуляем! — подбадривал уличный букинист. — Подходим и приобретаем.

Вообще-то, я не люблю современного торговца. Он тебе все готов продать, и ему совершенно неинтересно — надо тебе хоть что-нибудь. Ты должен у него купить, а иначе ты не человек! Их идеал личности — это некий идиот, который возьмет весь товар оптом по розничной цене. Убогие они люди, эти вечные узники рынка.

Но этот был не таков, не сидела в нем та безразличная алчность, которая коробит меня. Поэтому я вернулся и взял А.И.Герцена в мягком переплете.

— Почем классики у тебя?

— Рубль, елки-моталки! Все произведения сегодня по рваному! Без субординации!

Я открыл содержание, хотя уже решил, что возьму. Хотелось поговорить с человеком.

— Посмотри, посмотри, — ненавязчиво, без нажима продолжал он. — Я думаю, ты сразу оценишь. У метро тебе за пятнашку, извини меня, такую муть втюхают, а у меня библиотека. Говна не держим!

— Да, — говорю, доставая деньги, — изысканный у тебя вкус.

— Что ты! Всю жизнь собирал! Жаль расставаться, но сам понимаешь…

— Да понимаю, — отдаю ему рубль.

И действительно понимаю. Сам недавно продавал свои книги.

— Слушай, возьми еще одну, а? — воспользовался моей заминкой мужик и подхватил с ящика потертую книженцию с суровым названием «Дороги, которые не выбираем».

— Спасибо, но мне сейчас…

— Подожди, не торопись, — спокойно перебил он меня. — Я не для себя прошу, а для тебя. Первую страницу откроешь — очнешься только на последней!

— Правда?! — удивляюсь я.

— Чистая! Сам недавно перечитывал, не помню который раз.

— Знаешь…

— Я тебе гарантию дам, — опять обрывают меня.

— На сколько? — улыбаюсь я.

Мне совсем не неприятно его «втюхивание», потому что оно не ради наживы — жизнь заставляет.

— Хоть на сколько! Хочешь, завтра приходи на это место, если не понравится, плюнешь мне в морду!

— Вот это сервис у тебя! — уже смеюсь я.

— А хули, я людей уважаю! Ну хочешь, я тебе еще за рваный две отдам? Вот глянь! — и протягивает мне следующее произведение под еще более суровым названием — «Третьего не дано».

— Возьми, — совсем по-дружески просит он меня. — Мне как раз еще рубля не хватает. Промерз весь на ветру-то.

Я его понимаю. Стоишь вот так, посреди огромного проспекта, а вокруг ни одной родной души и на бутылку рубля не хватает. Тяжело. Достаю предпоследний рубль, отдаю.

— На, возьми просто так.

— А книжки че ж? Не нравятся? — огорченно спрашивает он.

— Да нет, просто мне их и положить-то некуда. Продай лучше кому другому.

— Погоди, — опять останавливает он меня, — давай тогда вместе выпьем.

— Ну зачем? Тебе небось самому мало будет, — отмахиваюсь я.

— Да не в этом дело! Что ты говоришь-то?! Ты ко мне по-человечески, а я что, хуже?! Ты постой пока у ящика, а я сейчас до ларька слетаю, у меня тут еще тара имеется.

С этими словами он выдернул из снега позвякивающую авоську и устремился к очереди ларьков.

— Хочешь, поторгуй! — крикнул на ходу.

Потом мы укрылись от ветра в ближайшем подъезде и Володя (таково было имя букиниста), отхлебывая водку из черной банки с белой надписью «BLACK DEATH», рассказал мне свою историю…

Да…

У всех у нас своя история, а вот конец один: заходит в подъезд хозяин со своим ризеншнауцером и вышвыривает вас на мороз, а холеная псина сжирает оставшуюся закуску.

Так что, Господь, если ты есть, то ты, конечно же, Вездесущий, а значит, слышишь меня: я пью за CONSENSUS OMNIUM!»

Обхватом пальцев я разделил стакан на две условные единицы и медленно поглотил первую дозу.

По общепринятым меркам пить я не умею. Я так не считаю. Просто моя мера лежит за пределом самоконтроля. Пока я себя контролирую, я пью умеренно, но стоит мне перейти эту неуловимую грань, я начинаю прикладываться без удержу до естественного изнеможения. И вот в этот отрезок беспамятства, от безудержности до изнеможения, я веду себя так, что у всех складывается мнение, что я не умею пить. А как я могу вести себя иначе, если я себя не контролирую?! Конечно, если начинать Новую жизнь, то лучше бы избавиться от этой фатальности, но только не потому, что кто-то считает, что я это делаю плохо, а потому, что из этого не выходит ничего хорошего. Ну а что может получиться хорошего, если человек, приняв несколько стаканов портвейна, начинает наконец делать то, что ему хочется и говорить то, что он про себя и про других думает?

«Дзинь!..» — встрепенулся колокольчик над открывающейся дверью.

Я отложил бутерброд и обернулся…

Мама родная!

Боже праведный!!

Силы Небесные!!!

В кафе входили две…….. КЛАУСТРОФОБИИ!

Да-да, именно это слово наиболее полно отразило мое первое эмоциональное впечатление. Потому что в его фонетике слышались два других слова — «Страус» и «снобия» (сноб женского рода), которые точно выражали то, что я видел: маленькие головки на длиннющих ногах!

— Здесь довольно гадко, — прокурлыкала рыжая «клаустрофобия» своей бритоголовой подружке, когда обе проходили мимо меня, вернее не мимо, а сквозь. Ведь для того, чтобы пройти мимо чего-нибудь, необходимо наличие чего-либо. А для них я был абсолютное ничто! Но когда?! Когда именно произошла эта идентификация?! Ведь если предположить, что до нашей встречи я существовал как потенциальное нечто, что-то вроде ноумена, то, следовательно, при встречи, должен был иметь место момент познания в результате которого я (ноумен) и превратился бы в феномен, а конкретно — в абсолютный ноль!

Но этого момента не было. Я не мог ошибиться. Его не было! Если бы он был, пусть даже самый незначительный — отметка боковым зрением или движение интуиции — я бы уловил. Я бы обязательно почувствовал!

Но… безразличие было совершенным.

Я не существовал для них — в принципе.

Совершенно верно! Ведь их принцип — выживай! И кто «живее» всех «живых» — тот и принц! А какой же я принц, если для меня жизнь — смерть! Нет, женщину не проведешь. Истинно утверждение: женщина — венец творений! Я их называю — «санитары человечества». Если бы не они, мы давно бы уж плюнули на эту цивилизацию и добровольно вымерли. А они кропотливо отбирают из нас самых пригодных для жизни, сгоняют в стадо и приручают. О, для этого у них есть такое!.. Для этого у них есть все: и Форма, и Содержание!

Взволнованный, я поднял свой граненый кубок и произнес:

— За женщину! В которой слились — Сладкая Иллюзия и Суровая Истина!

— Вы поэт? — обратился ко мне битюг в белой рубашке и при «бабочке», когда я опустил стакан.

«Чувствует себя принцем в своем бутербродном королевстве», — промямлилась хмельная мысль.

Вслух:

— Да. Трагический.

— Почитаете?

Клаустрофобии одновременно издали звук «пыф!».

— С удовольствием, — заносчиво согласился я. — Разрешите представить вам драму в двух лицах!

Уронив стул, я поднялся и продекламировал:

Тенором: