Иван Дроздов - Унесенные водкой. О пьянстве русских писателей

• Название: Унесенные водкой. О пьянстве русских писателей
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: ЛИО «Редактор»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: SBN 5-7058-0198-X

Падают таланты на Руси, —Кто-то пьет, другой уже в могиле, —Господи спаси.Мало нас без водки загубили?..

Ю. Максин

Тысячелетия алкоголизм рассматривался на бытовом уровне. Люди знали, что пить — это плохо, некрасиво и вредит здоровью. «Пьянство есть упражнение в безумстве» — сказал Пифагор. «От вина гибнет красота, вином сокращается молодость», — заметил Гораций. А философ Сенека утверждал: «Пьянство это добровольное сумасшествие. Но уже проницательная Екатерина Вторая перевела это явление в плоскость политики. Она сказала: «Пьяным народом легче управлять».

---

Так я нечаянно, в один миг, шагнул в мир большой литературы, — и шаг этот был обильно омыт водкой, коньяком, винами… Пили лихо, много, — так, что и вспомнить из той первой беседы с маститыми мне сейчас нечего, то был пьяный бестолковый разговор, взаимные неумеренные комплименты людей, действительно достойнейших, умнейших, но в данном случае сраженных алкоголем.

Кто теперь знает, что людей этих одного за другим, безвременно сводила в могилу водка, — Архипов. Власов, Кобзев умерли, едва достигнув пенсионного возраста. По двадцать-двадцать пять лет отняла у каждого из них рюмка, отняла в то время, когда они набрали наибольшую силу и могли многое сказать своему народу.

Они умерли не от алкогольной горячки, — никто из них до такой степени не упивался, — но о каждом из них можно сказать: алкоголь измотал их сердце, и к шестидесяти годам оно уже не могло бороться с болезнями.

На руках друга, профессора Степана Ивановича Шешукова, умер в больнице Власов. Вначале у него был грипп, на его фоне развилось воспаление легких, — тучный и слабый сердцем Федор Харитонович метался в жару, а когда почувствовал приближение конца, схватил за руки сидевшего у его изголовья Шешукова и, блестя горячечными глазами, воскликнул:

— Степан! Я не хочу умирать, не хочу!

И уронил голову на подушку. Сердце остановилось.

На моих глазах угасал и второй замечательный человек, блестящий ученый, публицист, оратор, — «Грановским» называли его студенты, — Владимир Александрович Архипов. О нем разговор особый, — и надо бы написать книгу, — но здесь одно хочу сказать: судьба жестоко его избивала; у него сломалась семейная жизнь, в университете было много врагов, и они приписывали ему моральное разложение, исключили из партии, отставили от кафедры…

Сник под ударами судьбы этот богатырски сложенный, удивительно талантливый ученый-литератор. Я встречался с ним в последние дни, — он был хмур и замкнут, не хотел никого видеть и только говорил: «Жизнь кончена, кончена…» Болело сердце, держалось высокое давление. Он неохотно принимал врачей. Угасал. И за несколько дней до смерти я звонил ему, приглашал к себе, звал на юг, в санаторий. Он отвечал глухо и односложно:

— Да, да… Хорошо бы. Да вот уж… В другой раз.

И торопился прекратить разговор. Я тогда сказал:

— Приду к вам.

Он отвечал:

— Потом, потом, мой друг. Спасибо. До свидания.

Не умер, а как-то тихо, незаметно угас.

Бывало, отчаянно напивался Игорь Кобзев. Однако годам к пятидесяти, тесно сдружившись со мной, остановился, — вначале стал пить редко и помалу, а затем и вовсе перестал. Но двадцать пять-тридцать лет едва ли не каждодневных спиртных возлияний оставили след во всем организме: он часто болел, взрывался по пустякам, и это-то при стойкой гипертонии. Между тем, дела его устраивались к лучшему: он получил пенсию, чаще печатались книги. В издательстве «Художественная литература» в подарочном оформлении вышел большой том его стихотворений. В мае 1987 года, пасмурным вечером, у него заболела голова. Он перед тем поссорился с женой, остался на даче один и разболелся. Видимо, поднялось давление. К ночи приехала жена; во втором часу он почувствовал себя совсем плохо, схватился за голову, лег на постель, позвал жену. Сказал ей:

— Никогда так сильно не болела голова. Никогда!..

Жена разбудила соседей, вызвала скорую помощь. Врач осмотрел его, велел везти в больницу. Жена уложила его на носилки. хотела чем-то накрыть, но врач тихо ей сказал:

— Ему уже ничего не надо.

У него разорвался какой-то мешочек мозга. Так мне сказали. По-видимому, это была аневризма. Ему шел шестьдесят первый год. И никогда еще он так плодотворно не работал, никогда еще не воспринимал с такой радостью окружающий мир.

Я в то время уехал на Дон, в станицу Качалинскую, — он за несколько дней до смерти прислал мне три письма. В одном из них сильно жаловался на нелады в семье, просил меня отвести уголок в нашем домике на Дону, собирался приехать. Может быть, если бы приехал, остался жить.

Я не врач, ни на чем не настаиваю, но не пей он в свое время так много вина, жил бы и жил и поныне.

Не может не удивлять тот печальный и разительный факт, что в наше время алкогольного разгула, когда правительство из года в год наращивает производство спиртного, а народ вырождается от ядовитых возлияний, молчат ученые мужи, молчат журналисты и писатели. Нет у народа авторитетных заступников, таких, как раньше: Лев Толстой, Достоевский, Некрасов, Чехов… Или из ученых: Павлов, Пирогов, Мечников, Сикор-ский… Это они, и вместе с ними — армия патриотически настроенной русской интеллигенции, вступились за народ и вынудили Думу и царя ввести в стране в 1914 году «сухой» закон. И он продержался до 1925 года, почти полностью отрезвив народ, вдохнув в него исполинскую энергию. Но почему же ныне молчат писатели? И почему молчат академики? Ведь их тоже ныне легион! Интересно заметить, что ученые-медики царского периода, сплошь выходцы из дворян, выделили из своей среды десятки борцов за трезвость народа. Горячо протестовали против пьянства И. П. Павлов, Н. Е. Введенский, А. Я. Данилевский, В. В. Патушин, Н. Н. Зимин, химик и композитор А. П. Бородин, Д. И. Менделеев, Д. И. Заболотный, А. Ф. Гамалея, С. Н. Виноградский, Н. А. Семашко, И. А. Сикорский, И. Д. Сажин, А. М. Коровин, Н. И. Григорьев и многие другие, именитые, известные на всю страну люди. И с ними — писатели, поэты, ученые, государственные деятели. Это был набат, благовест просвещенной России. И царь, и министры услышали этот набат, не могли устоять против такого напора. Но ныне… Бьются женщины, крестьяне и рабочие, инженеры, учителя, врачи, — но не важные мужи науки, не именитые, олауреаченные, — нет, эти молчат, как в рот воды набрали. Отчего? Неужели не видят, не понимают? Но как можно не видеть и не понимать?

На Руси даже самые простые люди давно видят и понимают следы и последствия пьянства.

Русский интеллигент из Самары Михаил Дмитриевич Челышев, избранный в III Государственную думу, в 1911 году опубликовал письма, которые он получал из разных концов своей губернии. Нам бы хотелось показать, как сельские интеллигенты — учителя, священники, их жены — понимали тогда проблему пьянства, — тогда, в начале века, когда русские люди пили в три-четыре раза меньше, чем теперь. Приведем отрывок из одного письма:

«В Третьяковской галерее есть картины покойного Верещагина «Мертвое поле» и «Перевязочный пункт», они ужасны. Но во сколько раз ужаснее сцены кормления младенца пьяницей-матерью! Там — смерть во имя долга, за веру, за Родину, там — временные мучения, но там и покой вечный или возвращение к жизни без срама. А тут? Тут с каждой каплей молока передается яд и порок: в нежный организм младенца капля за каплей вливается яд. И кому же и от кого? От матери — своему младенцу-дитяте, может быть, так же нежно ею любимому, как и мы с вами любим своих детей. Но знайте: эта женщина менее виновна, чем мы с вами. Она больна, больна страшным недугом: она бессильна бороться; так поможем же ей. Уничтожим яд, которым отравляется она и ее потомство… Многие из вас говорят, что надо, во-первых, развивать народ, и тогда он перестанет пить. Это неправда. Надо уничтожить пьянство, то есть возможность напиваться, а тогда уже развивать народ. При гангрене сперва отсекают больной член, а потом уже залечивают рану. То же надо сделать и с пьянством. Ученость и развитие не спасают людей от этого отвратительного порока. Примеров тому тысячи. Разве умные ученые и развитые люди не предаются этому пороку? Не страдают от этой болезни? Да еще как пьют… до потери чести и имени, допиваются до каторги, до сумасшедшего дома. Масса сообщений и статистических данных заполняет газеты и специальные издания о всем, что происходит из-за проклятого зелья. Недаром наш народ говорит про водку, что водка есть кровь сатаны… Вы боитесь, что с уничтожением спиртных напитков падет доходность страны? Ах, господа, господа, да ведь эта доходность от акциза, от винной торговли не что иное, как перекладывание денег из одного кармана в другой, но только из крепкого — в худой… а какой от пьяницы толк стране и обществу? Пьяница солдат — не солдат, мастеровой — не мастеровой, крестьянин — не крестьянин. И так на всех ступенях общественной лестницы; пьяница — вредный человек, позор человечества…

город Починки

Христорождественского собора свящ. Николай Васильев,

бывшая учительница Н. Кириловская,

жена свящ. Людмила Васильева,

свящ. Петропавловской церкви Николай Мерцалов,

жена свящ. В. Мерцалова,

учительница Петропавловской школы Л. Свешникова

и другие. Всего 56 лиц».

Обратите внимание: кто подписал этот изумительный, источающий боль сердца документ? Священники да их супруги, учителя… Из деревянного городка с юга Нижегородской губернии — из чащи лесов срединной России… Медвежий угол! А сколько мудрости в их письме, какая ясность, простота мысли и блеск стиля! Они видели, знали, понимали, жившие почти сто лет назад, наши бабушки и дедушки. Их теперь нет — ни одного! И можем ли мы им сказать: спите спокойно, родные русские люди, ваш голос мы услышали, ваш благородный порыв взошел семенами добра и правды?.. Нет, не можем. Одно лишь утешение: мертвые ни срама, ни стыда не имут. Будь они живые, помрачнели бы их сердца при виде моря разливанного из вина и водки, затопившего землю российскую. И самое страшное: кет у народа заступников — ни из членов Государственной думы. ни из писателей и ученых мужей. Два-три профессора, да поэт Сергей Викулов. писатель Петр Дудочкин, — да и те скажут к слову, напишут статью, а так. чтобы, как Лев Толстой, статью за статьей, да гневное письмо царю, — бил во все колокола, — нет. таких наше время миру не подарило.