Георгий Пушнин - Заговор «Королей»

• Название: Заговор «Королей»
• Автор: Георгий Пушнин
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03842-1

Георгий ПУШНИН — служил в горячих точках, с отличием окончил МГИМО. В настоящее время — военный дипломат и политолог. Получил известность как автор научных работ в области международных отношений.

2008 год. Во время официальных испытаний сверхсовременного шаттла «Мрия» российский Президент оказывается запертым в отделяемой капсуле. Происходит аварийный отрыв, капсула устремляется в неизвестность… И это не несчастный случай, а результат закулисных предвыборных махинаций, предпринятых олигархами, которые тесно связаны с одним из южноамериканских наркокартелей…

---

Марина после двух-трех коктейлей превратилась в поклонницу солнечных ванн топлесс. Хотя красный шнурок, которым она до того прикрывалась, и трудно было причислить к одежде, он все же создавал иллюзию ненаготы. Темпераментный капитан, и раньше украдкой разглядывавший изгибы Марининой фигуры, узрев её безупречную грудь, от избытка нахлынувших чувств затянул итальянские арии. Когда Марина начала подбадривать его аплодисментами, капитан и вовсе перестал отводить от нее взгляд, а на Пушкина накатил такой прилив ревности, что он отвернулся от Марины и начал вглядываться в размытую линию горизонта. Просто поразительно, как прежние чувства и эмоции могут мгновенно всплывать из глубин сознания, стоит их чуть расшевелить. Вот так, под итальянскую классику, и прошел последний день их блаженства.

Ужинали дневным уловом — особым образом приготовленный тунец под белое чилийское вино был уничтожен в полчаса без остатка. Стюард подал мате.

Петр и Марина, не прикасаясь друг к другу (каждое прикосновение было чревато взрывом, оба это чувствовали наверняка), расположились на тёплой крыше кабины, чтобы любоваться закатом и диким островком, у которого капитан бросил якорь на ночь. Закат дарил столь замысловатые и тропически яркие, затмевавшие даже роскошь радуги картины, что Петр с Мариной, зачарованные, застыли с широко раскрытыми глазами, затаив дыхание. Дикий островок тактично оттенял своей неподвижностью симфонию моря и небосвода. Вышколенная на романтических круизах и все повидавшая команда незаметно оставила парочку.

Фейерверк заката становился все более матовым, и вот Марина прикоснулась к его накачанному торсу нежными губами…

Когда Петр вновь стал замечать окружающий мир — ночь и её таинственные звуки: шелест волн, загадочные переклички фауны дикого острова, — он завернул Марину в парео и прижал к себе как драгоценный солнечный подарок минувшего дня в этой чужой влажной ночи. Им все казалось, что в глубине океана кто-то вздыхает протяжно и печально, а звезды придвигаются все ближе к коже — до зябких покалываний. Они больше никуда не спешили, ни от кого не убегали. Пушкин думал: теперь все и навсегда будет хорошо, больше не надо ничего решать. Ясность полная. Еще два дня назад он говорил себе: полковник, остановись, подумай — что ты делаешь? А теперь думать не надо — поздно. Это его женщина («ах, какая женщина!») — тёплая, нежная, грешная, — его родненькая, со всеми укромными, сладкими уголочками.

Почему-то, говоря о женщинах, большинство мужчин отмечает одну-две черты их облика. Пушкин же гурманствовал — его завораживали шифон ее голоса, мочки ушей, поворот шеи, взмах кисти, непредсказуемость реплик и утонченность лодыжек, скрещенные острые коленки и рассыпающиеся по плечам шелковые ароматные волосы, прищур ироничных глаз, эрудиция и предвещающее сюрпризы молчание. Неудивительно, что такой женщине капитан весь репертуар «Ла Скала» перепел, едва глотку не сорвал.

Марина шевельнулась, по-детски зевнула, высвободила руку и осторожно провела ноготком по его мускулистой спине.

— Скажи, Пушкин, мы просто сидим? Или у нас такие любовные игры?

— Сорок недель в тюрьме сидел, два года на виселице висел, — засмеялся он и крепко её поцеловал.

Наутро его разбудили голоса — капитан с кем-то торговался. Марина спала, прильнув к Пушкину своим прелестным телом, по-детски открыто и очаровательно улыбаясь во сне. Но надо было вставать, тем более что голоса становились все громче и громче. Итальянец азартно сбивал цену и на попятный никак не шел. Торговец и не настаивал, безропотно уступал.

На палубе вовсю светило солнце. Пока они с Мариной спали, капитан успел вернуться к материку, в одну из живописных бухт, в которой уже было несколько яхт. Между ними сновали лодочки и катера местных жителей, предлагавших фрукты. С тех пор как президент страны объявил программу развития туристического бизнеса, эти места ожили. Аборигены, раньше едва сводившие концы с концами, теперь пытались впарить туристам все — он самодельных деревянных бус и фигурок местных божков до собственных ношеных шляп, юбок и штанов под видом фольклорных раритетов. Около «Каза-новы» тоже качалась лодочка, с которой жилистый загорелый старичок тянул корзину капитану, а тот, картинно сморщив нос, то разводил руками, то потирал виски. Что думал по этому поводу старик, было непонятно: он слишком низко надвинул на глаза соломенную шляпу.

— Сколько он просит? — осведомился Пушкин по-английски.

— Два миллиона, — ответил капитан и подмигнул. — Как спалось?

— Два миллиона? — Пушкин попытался в уме сделать пересчет по курсу. — Что-то много за корзинку фруктов.

Тут на палубу поднялась Марина — уже с деньгами. Эта женщина везде успевала.

— Милый мой, — включилась она в переговоры. — Это по курсу не больше пятнадцати долларов. По туристическим расценкам — сущие гроши… Эй, амиго, тебя «зелёные» устроят? — спросила она уже на испанском.

Капитан передал деньги старику, тот быстро завел мотор своей лодки и, надымив бензиновой гарью, помчался к берегу.

— Итак, утро красит нежным цветом… — Пушкин, наблюдая за капитаном (тот начал разбирать корзину), приобнял Марину и привлёк к себе. — Девушка, вы задолжали мне поцелуй…

Вслед за ананасами, солнечно-рыжими апельсинами, волосатым кокосом и чем-то еще тропически-непонятным капитан извлек со дна корзины какой-то продолговатый предмет и озадаченно на него уставился. Что-то знакомое, очень знакомое было сейчас в руках капитана — что-то, не оставившее ни одной секунды на раздумья.

Пушкин резко толкнул Марину с борта и крикнул:

— Нет! Не трогай!

Взрывом яхту разломило почти надвое. Следом ахнул бак с горючим. Но Пушкин этого не слышал. Его выбросило в воду; оглушённый, накрытый обломками «Казановы», он падал на дно, а в мозгу проносились необычайно яркие картинки — последние всполохи угасающего сознания.

«Не нам, не нам, но имени Твоему» — кто-то над самой головой произнес эти слова. Три пальца на правой руке соединились, ему так хотелось осенить себя крестным знамением…

МОСКВА, СЕНТЯБРЬ 1998 ГОДА

Люди сбивались с ног и скупали всё, что не успело подорожать. Магазины вели себя по-разному: кто-то поспевал за стремительно взлетающим долларом, кто-то бесшабашно оставил те цены, какие были. Благородно и умно. С прилавков сметали все. А завтра — в новую жизнь с новым товаром. Финансовые конторы лопались одна за другой. Политики в телевизоре нудно изрекали всякую ерунду, пряча глаза.

Пушкин рассматривал эту человеческую комедию с позиций стороннего ироничного наблюдателя — пожалуй, единственно верный ракурс. Когда-то, будучи чистым романтичным подростком, Петр Пушкин, конечно, рассчитывал рано или поздно повстречаться с девушкой своей мечты. Но не здесь же — и не в эти дни.

Девушка его мечты стояла у прилавка магазина, явно соизмеряя содержимое своего кошелька с ценниками на витрине. Именно такой он ее и запомнил: юная богиня, пряча подбородок в широкий ворот свитера, подслеповато щурится на ряды бутылок.

— Скупить весь магазин все равно не сможете, — неожиданно для самого себя выпалил он. — А человека спасти сможете.

Богиня вздрогнула и боязливо на него покосилась. А Пушкин почувствовал себя умудренным эстетом, который на дворовом вернисаже случайно нарвался на шедевр. У шедевра было чистое, немного усталое лицо с четкими античными чертами, волосы со светло-каштановым отливом, тигровые янтарные глаза и слегка вздрагивающие губы, как будто она все еще производила беззвучные подсчеты. В аккуратные мочки ушей были заправлены жемчужины-гвоздики. Эти серёжки почему-то вызвали у Пушкина особый приступ нежности, и он напрямую попросил:

— Одолжите денег.

Она с несколько большим интересом осмотрела его. В принципе, брючки и курточка производили неплохое впечатление. Да и рубашка, как всегда, хрустела чистотой. Небесполезная деталь для того, кто решил побираться по винным магазинам. Очень располагает.

— Уже? — спросила девушка. Мягкий нездешний голос — бархат и бриллианты. У такой девушки определенно должны водиться деньги.

— Что — «уже»?

— Уже закончились?

Он пожал плечами и на всякий случай невинно улыбнулся.

— Деньги, — напомнила девушка. — Уже закончились?

— Да, знаете, Париж, Ницца, казино Монте-Карло. Проигрался вдрызг. А папенька, как назло, одни долги завешал. — Для убедительности он вывернул карманы брюк.

— А на родину как добрались?

— Попутным товарняком. Голодал, на всём экономил — так на родину тянуло. Правда — одолжите денег. Мы с друзьями отмечаем день рождения в соседнем доме, но у нас закончилось шампанское. На нашу пирушку я пришёл последним и был послан высоким обществом пополнить наш праздничный стол. Хотите верьте, хотите нет, но только в магазине я заметил, что забыл прихватить с собой деньги. Взываю к вашему благородству, молю о снисхождении. Не отвергайте просьбу ближнего. Я верну.