Елена Зыкова - За все уплачено

• Название: За все уплачено
• Автор: Елена Зыкова
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-309-8

Чего только не испытала на своем жизненном пути героиня романа «За все уплачено»! Разочарование в любви и колонию, скитания в поисках работы, издевательства любовников и трагедию бесплодия. Но круто повернулась ее судьба, когда она встретила «своего» мужчину. С его помощью деревенская девушка делает головокружительную карьеру: становится известным режиссером и начинает вести красивую светскую жизнь, а главное, обретает семью...

И когда прошлое, в лице бывших друзей и знакомых, врывается в ее жизнь, грозя погубить, на помощь опять приходит любовь.

---

Все радостно закричали, признав, что жених произнес очень дельную здравицу, что в нем чувствуется ум. Антон залпом выпил свой бокал и плюхнулся на стул, но оказалось, что Борька, сидящий рядом, глупой шутки ради отодвинул его, и жених грохнулся на пол, потянул за собой скатерть, бутыль с самогоном упала ему на грудь, и мутно-желтая жидкость залила лицо виновника торжества.

Жениху, видимо, скучно было вставать или сил на такой подвиг уже не было и он закрыл глаза и затих.

– Умер! – истошно завопила невеста.

– Как же! – пьяненько усмехнулась Нинка. – Умрет он тебе! Конь с яйцами.

– А ты щупала, ты щупала? – оскорбилась невеста. – Своего заведи, тогда и говори!

– Отстань ты от меня! – в сердцах сказала Нинка, но сестра еще больше разъярилась:

– Сама отстань! Это моя свадьба! Сама иди отсюда!

На другом конце стола уже кто-то кому-то дал по уху, а кто-то упал.

– Пошли лучше погуляем. – Борька потянул Нинку за руку.

– Пошли, – безразлично согласилась она, и, с трудом пробравшись между людей, столов и стульев, они вырвались из избы.

Они шли вдвоем от дома к реке, а песни с криками вперемежку еще доносились до них.

– Умер! – передразнила Нинка старшую сестру. – Умора одна.

– Чего ржешь-то? – неизвестно на что обиделся Борька. – На свадьбе всегда так. Кто на карачках уползает, а кого выносят. А мне вот в армии, думаю, скучно будет без деревни. Дни считать придется. Здесь все-таки родной дом.

– Ага, – согласилась Нинка, плохо его слушая.

– Пошли на сеновале посидим, передохнем. А то и у меня от этого первача кружение в башке.

– Пошли, – ответила Нинка. – И я чего-то, как лошадь, много выпила!

Они поднялись на сеновал и присесть не успели, как Борька облапил ее сзади, стал сильно и торопливо хватать за грудь, за живот, за бедра, потом повалил на спину, и она только вяло сопротивлялась, словно и не понимая, что с ней такое творится.

– Ты меня ждать будешь? Ты меня ждать будешь? – все время повторял Борька и дышал тяжело, прерывисто.

– Буду, буду! – хихикала Нинка. – Куда я денусь! Ой, руки-то, руки убери!

Но он уже стащил ей через голову платье, что-то порвал, а потом больно укусил за плечо.

– Ты не бойся, Нин, я тебя люблю. Я ж только с тобой два года ходил. Я отслужу, и мы разом свадьбу сыграем. Твоя сестра еще позавидует.

Нинка почувствовала резкую боль между ног, но сильней болело укушенное плечо, и потому она даже не вскрикнула.

К утру Борька угомонился и заснул. Нинка обнаружила, что все ноги у нее в крови, а живот болит. Неожиданно ее сильно вырвало, голова закружилась, и она с трудом спустилась с сеновала и добрела до реки. Вошла по пояс в холодную воду, и разом стало легче.

Она засмеялась, взмахнула руками и прыгнула в поток воды. И пока плыла на другой берег, думала, что все теперь хорошо, все ясно и понятно, надо ждать, пока Борька вернется из армии.

В армию Борьку забрали через месяц. Проводили как положено.

А еще через месяц от него пришло письмо, которое она долгие годы помнила на память.

«Дорогая Ниночка, с приветом к тебе твой друг Борис! Я попал во флот, на Тихий океан. И сразу понял, что буду жить здесь вечно. Или на военном флоте, или на торговом. Как тут хорошо и красиво! Какие тут люди! А в нашу сраную деревню я не вернусь, и ты меня не жди. Ты теперь навсегда свободна, как морская волна. Твой моряк Борис».

О чем пишет Борька и что с ним произошло, Нинка поняла сразу. Только не сразу поняла, что произошло с ней. А когда поняла, то завыла по-волчьи.

– Ублюдок! Я ж беременная, что ж мне теперь делать? Как же мне в этой сраной деревне жить! Ах, гад, гад, гад!

Она бежала из деревни ночью. С чемоданчиком, где уместилось все ее барахлишко. Бежала в Москву, к очень далекой тетке.

Пока долго и тяжело ехала до Москвы, то поняла, что тетке она вовсе не нужна, но и обратной дороги не было, оставалось – только под поезд. Но было как-то страшно.

В Москве, на Казанском вокзале, Нинка решила, что через пять минут сойдет с ума. Но если на гулком вокзале ее еще окружали свои, много было деревенских, то, начиная с привокзальной площади, на голову ее обрушилась вообще чудовищная, непонятная и страшная жизнь.

Метро ее настолько испугало, что под землю она не полезла. Всем показывала конверт с теткиным адресом, над ней смеялись, говорили, что рядом, а лучше на такси или метро, но оказалось, что за это такси платить надо. И Нинка семь часов брела по Москве, расспрашивая дорогу, пока наконец не нашла свою тетку. Та встретила ее не то чтоб радостно, но спокойно... Как все это было давно!

Как давно вошла она в дом своей тетки, замученная, перепуганная, толком и не знавшая, зачем приехала, какого счастья и как искать.

Тетка Прасковья Ивановна вдохнуть в нее силы и уверенности, что все закончится хорошо, не могла.

Она усадила Нинку на кухоньке своей крошечной квартирки, поила чаем с баранками, вздыхала и, видно, больше всего боялась, что та окажется для нее долгой и тяжкой обузой.

Нинка наврала ей, что в Москву приехала просто так, от скуки и безделья и от того, что в родной деревне надоело до того, что скулы воротит.

Это тетка поняла, сама в свое время сбежала приблизительно по таким же причинам. Но жить у тетки было никак невозможно – в ее комнате умещались только деревянная кровать да шкаф, и не комната это была, не квартира, а перестроенный сортир в большом, до революции пышном, купеческом доме. Сейчас уже даже и представить было невозможно, как выглядели квартиры в первозданном виде: все было переделано, везде возведены временные стенки, а слышимость между квартирами получилась такая, что всякий чих было слышно через головы трех семей.

Прасковья вздыхала и печалилась по-старушечьи так долго, что Нинку уже тоска взяла и она решила на вокзале ночевать, но тут старуху осенило, и она воскликнула.

– Слушай, Нина! Да я ж тебя к соседке пристрою! Она одна как перст торчит, и денег у нее вечно нету, за хату свою вечно не платит, электричество у нее отключают и телефон сняли, но вообще-то бабенка тертая, москвичка коренная, от нее для тебя проку будет побольше моейного! Правда сказать, попивает она горькую, но во хмелю не буянит, а как глаза зальет, так и брякнется в кровать и спит без просыпу до пятых петухов. Я так думаю, что пару дней у нее переночуешь, присмотришься, а там, глядишь, и столкуетесь.

Теткина соседка Наталья тоже имела однокомнатную квартиру на той же лестничной площадке, но кухня у нее была здоровенная, с полдюжины раскладушек можно было поставить и еще бы место осталось.

Наталье и сорока годов не было, но выглядела она старухой, беспрерывно дымила «Беломором», а то, что попивала без меры и разума, было и без слов понятно – мутные глаза вечно слезились, щека дергалась, а одиноко торчащий изо рта зуб делал ее похожей на ведьму из детских фильмов. Но что трезвая, что пьяная – она была добрейшей души человеком, и всякое сходство с ведьмой было лишь внешним.

К тому же Нинке повезло, нашла она к соседке сразу правильный подход: достала из своего чемодана бутылку деревенского самогона и выставила его на стол в громадной и пустой кухне.

– Деревенский, соседка, не побрезгуйте. По-соседски надо познакомиться, в дружбу войти.

Наталья хмыкнула, глаза ее просветлели, и ни ломаться, ни кривляться она не стала: тут же сполоснула два стакана, достала перышки увядшего лука и горбушку хлеба, провалявшегося в столе добрую неделю, пару плавленых сырков и квас в бидоне – для запивки... Пир пошел горой.

Кухня, при всех своих размерах, была до нестерпимости грязной и запущенной, со стен обсыпалась краска, а во всех углах висела паутина.

– Так какие ветры тебя, голубка, в столицу занесли? – хитро блеснула глазом Наталья, и Нинка принялась было по привычке врать о том, что хотела бы учиться, работать, искать свою счастливую долю, но та засмеялась скрипуче и оборвала Нинку на полуслове:

– Так! Ну а теперь говори – на каком месяце брюхатая ходишь?

– Чего? – вытаращила глаза Нинка, и сердце у нее зашлось, будто она что-то срамное совершила.

– Да ничего, голубка, меня не проведешь! В Москву ты со своей деревни свалила, чтоб здесь грех покрыть, аборт сделать, вот так. И мозги мне не пудри. Ладно, считай, что ты в хорошую компанию попала, повесят нас на одной перекладине. Тетка твоя – фуфло. Знаешь, что она деньги в рост под проценты дает?

– Нет, – потерялась Нинка.

– Ну так знай. Считай, ей половина дома должны, а уж я так бессчетно у нее в долгу, что и отдавать не буду, потому как и не знаю сколько. Она тебя ко мне на постой направила?

– Да так... Сказала, что можно поговорить.

– Можно, – согласилась Наталья. – Место у меня на кухне есть, как видишь. Квартплаты я с тебя пока брать не буду. Пока не вычистишься от своего плода да на работу не устроишься. Самогонку такую делать умеешь? – Она с почтением кивнула на бутылку, которую привезла Нинка.

– Умею. Только аппарата нету.