Александр Иванов - Плоды вдохновения

• Название: Плоды вдохновения
• Автор: Александр Иванов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Юмористические стихи
• Год: 1983

Александр Иванов – выдающийся поэт и пародист XX столетия. Любимейший автор для нескольких поколений советских телезрителей, ведущий популярной в 80-е годы телепередачи «Вокруг смеха».

---

Баллада о левом полузащитнике

(Евгений Евтушенко)

Устав от болтовни
и безыдейности,
заняться я хочу
полезной деятельностью,
в работу окунувшийся
по щиколотку,
я в левые иду
полузащитники.
Что б ни болтали
шкурники и лодыри,
в команде нашей
стал я первым номером!
Я получаю мяч. Бегу.
Мне некогда,
тем более что пасовать мне некому,
а если бы и было –
на-кась, выкуси! –
я сам хочу
финты красиво выполнить.
И вот уже
защита проворонила,
и я уже возник перед воротами,
вопят трибуны –
мальчики и девочки, –
и мне вратарь
глазами знаки делает…
Я бью с размаху
в правый верхний угол,
бросок! Вратарь
летит на землю пугалом,
но где уж там…
Удар неотразимый,
как материт меня
вратарь-разиня!
Я оглушен
команды нашей криками,
и тренер
как-то очень странно кривится,
и голос информатора
противный:
«Счет 0:1».
Ликует… наш противник.
И по трибунам
ходят волны ропота,
ах, черт возьми,
я бил в свои ворота!
И сам себе
я повторяю шепотом:
«А что потом,
а что потом,
а что потом?..»

Баллада об убиенном козле (Фазиль Искандер)

Когда-то давно по горам я шел,
я шел по горам пешком.
И встретился мне на пути козел,
с которым я не был знаком.

Я до сих пор не могу понять,
как он туда залез…
Стояли друг против друга мы.
Козел с рогами, я – без.

Узка тропинка, внизу обрыв,
дна пропасти не видать.
Стояли мы часа полтора,
мы долго могли стоять.

Но я торопился, в Москву спешил,
как полуабрек, был зол.
– Уйди, – сказал я, – с дороги прочь!
Уйди с дороги, козел!

Пока не поздно, уйди, пока
не вижу в тебе врага… –
Но он (шайтан!) промолчал в ответ
и лишь наклонил рога.

– Ах так! – сказал я. – Козлиный хвост!
Стало быть, не уйдешь?!
Тогда уничтожу тебя я так,
как уничтожают вошь!

Пускай поможет тебе аллах
(не знаю козьих богов!). –
И я с разбегу ударил лбом
промеж козлиных рогов.

Вот так я закончил дело, вот так
я смог наконец пройти.
А бренного тела его до сих пор
нигде не могут найти.

Я и теперь помянуть готов
(мир праху его!) козла,
Если виновен, пусть Козлотур
рассудит наши дела.

Да здравствует дружба! Сегодня мы
за это сидим и пьем.
Но если тропа как кинжал узка,
так что ж не ударить лбом?

Случай в Коп-Чик-Орде (Сергей Марков)

Жирный лама Жамьян-жамцо,

Погрязший в смертном грехе,

Всем говорил, что видел в лицо

Богиню Дара-ехэ.

И в Эликманаре и в Узнези,

В ущельях горных – везде

Я слышал хвалы тебе, Ээзи,

Живущему в бурной воде.

Сергей Марков

Пахла ночь, как голландский сыр,
Когда, прожевав урюк,
Ушел искать красавец Тыр-Пыр
Красавицу Тюк-Матюк.

Сто лет искал он ее везде,
На небе и под водой.
Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,
Что рядом с Кишмиш-ордой.

Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!
Полундра! Мизер! Буза!»
Хотя он не понял ни бе ни ме,
Сверкнули его глаза.

Призвал к себе их абориген,
Владыка Туды-Сюды.
И жирный лама Глотай-Пурген
Сказал им: «Аллаверды!»

Еще сказал он: «Пардон, батыр,
Битте-дритте Утюг!»
И пала в объятья красавцу Тыр-Пыр
Красавица Тюк-Матюк.

Хлеб, любовь и Азия (Гарольд Регистан)

По мотивам поэмы «Звезды в снегу»

На полевом далеком стане
(Не уточняю, что за стан)
Однажды в труженицу Маню
Влюбился труженик Степан.

Она сама к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав…
И это дело затянулось
На много полновесных глав.

И вдруг он встал.
– Послушай, Манька!
Послушай, звездочка моя,
Прости, любимая, но встань-ка,
Гляди, о чем подумал я.

Я за тебя отдам хоть царство,
С тобою быть всегда готов,
Но знаешь, сколько государству
Мы можем недосдать пудов?!

Она вскочила.
– Невозможно!
Пошли! Того гляди, гроза…
И разом вспыхнули тревожно
Их изумрудные глаза.

О как они в труде горели!
На них залюбовался стан.
Они умаялись, вспотели,
Но перевыполнили план!

Не сорвались хлебопоставки…
Над степью плыл густой туман.
И снова на широкой лавке
Марусю обнимал Степан.

И вновь она к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав.
И это снова затянулось
На много полновесных глав.

Больше не хочу! (Екатерина Шевелева)

Я была в Женеве, Бонне, Ницце,
До чего же скучно за границей!

Целый год томилась я в Париже,
Мне Перхушково духовно ближе.

На Монмартр ходила, не робела,
Но, придя, о Зюзине скорбела.

Я мартель и арманьяк пивала,
Но о «Трех семерках» тосковала.

Проезжая Вену в «мерседесе»,
Мне хотелось на трамвай в Одессе,

А в отелях Дели и Мадраса
Не нашлось московского матраца…

В Филадельфии дрожали губы:
«Надоело. Поскорее в Мгу бы!»

В Токио мне ночью снилась Шуя…
Крест поездок на себе ношу я.

Боже мой, к кому бы обратиться,
Чтоб не ездить больше за границу!

Ремесло (Яков Белинский)

Легко сапожнику: сработал сапоги –

пощупай хром! И каждому из тыщи

понятно, что хорош… О бедные стихи,

у вас – ни каблуков, ни голенища.

Яков Белинский

Поэтам нелегко.
Мастеровым пера
до подлинного далеко искусства;
то смысл насквозь течет,
а то в строфе дыра,
спадает форма,
жмет безбожно чувство.

А то еще, глядишь,
стихов не тот размер
глухое вызывает раздраженье.
Сапожники – вот кто классический пример
трудящихся, достойных уваженья!

В поэзии – для них
доступным быть хочу.
На разговоры лишних слов не трачу,
в руках сапожный нож,
то бишь перо, верчу,
подметки строф
гвоздями рифм собачу.

Спины не разогну,
как белый раб, тружусь,
искусство – ремесло, учти, художник.
Вот почему всегда
я так собой горжусь,
когда мне говорят, что я – сапожник!

Мы чаврим (Михаил Беляев)

Обнажилась девушка в лесу…

Хочется остановиться,

Но стоять не хочется.

И зачаврит она,

Как в дождях колосок.

Михаил Беляев

Я в смятенье,
Головой трясу.
Снял очки, глаза протер рукою.
Обнажилась девушка в лесу.
В первый раз
Увидел я такое!

Надо бы уйти,
Но не могу.
Посидеть решил – так не сидится!
Лег на траву –
Отлежал ногу,
Встал, но тоже плохо – не стоится.

Крикнул: «Эй!» –
И вижу – вот те на! –
У нее глаза на мокром месте…
Я зачаврил,
Чаврит и она,
Лучше, если мы зачаврим вместе.

Бутылка (Валентин Берестов)

Среди развалин, в глине и в пыли

Улыбку археологи нашли…

Молчок. Щелчок. И – праздник позади…

Валентин Берестов

Среди развалин, в глине и в пыли
Бутылку археологи нашли.

Кто знает, сколько ей веков иль дней.
«Московская» написано на ней.

«Особая» добавлена внизу.
Я улыбнулся и смахнул слезу.

Взошла луна, и долго при луне
Находку созерцал я в тишине.

…Пещера. Питекантропа рука.
Пол-литра. Птеродактиль табака.

Сгрудились питекантропы. У них
Глаз-ватерпас – чтоб ровно на троих!

Иначе в глаз – и впредь не подходи.
Кусок. Глоток. И – эра позади.

Феерическая фантазия (Петр Вегин)

Но во Флоренции

фонари – словно реплика в споре фокусника

и философа.

Флоренция. Фонарь. Фортуна. Фанты.

Петр Вегин. «Фонари Флоренции»

Фи! Фонтан фраз
на фронтоне филиала Флоренции
как фото франта Фомы во фраке философа,
как фальцет форели,
фетр в футляре флейты,
фунт фольги, филателия фарфора.
Фехтование ферзем,
как филе из филина с фруктами
для фарисея, фараона, феодала
и фанфарона Франца-Иосифа.
Флора. Фауна. Фортуна. Фонари.
Фигли-мигли. Фокус-покус. Формализм.
Фисгармония фатальных Фермопил.
Факты. Фанты. Фрукты. Федор Фоломин.
Фиакр фанаберии фосфоресцирует фиестой
в сфере флюидов фисгармонической феерии
на фуникулере фестиваля фиалок.
Флюс Люцифера, фимиам Бонифация, фиги Нафанаила –
фарс марафона, нафталин на патефоне,
сифон фаворита из Карфагена…
Фату фата –
фифти-фифти фунт фикции
фантазирующему под Франца Кафку в феврале
на файф-о-клоке
на пуфе с туфлей Франчески.
Но вот
из сфер фальцетом Фантомас:
– О, Фегин, фы фелик! Я поздрафляю фас!
Но я за фас трефожусь – фдруг
Андрюфа Фознесенский фыркнет: «Фу-ух!..»

Философия в штанах