Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

• Название: Пионеры Вселенной
• Автор: Герман Нагаев
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1973

Трилогия Германа Нагаева «Пионеры Вселенной» продиктована целью показать в историческом аспекте зарождение в нашей стране космической науки и техники. Автору удалось не только занимательно и доступно рассказать о творческих поисках и успехах первых исследователей космоса, но и нарисовать запоминающиеся образы Кибальчича, Циолковского, Цандера, изобразить среду и обстановку, в которой приходилось жить и трудиться первооткрывателям космических трасс.

---

– Гонят гусей – всю улицу запрудили.

– Боже мой! А я думала – вторая Помпея… Куда же их гонят?

– Не знаю…

Вошла кухарка Корнеевна – пожилая, тихая женщина.

– Не пугайтесь, барыня, это гуси галдят… Чтоб им околеть вместе с хозяевами.

– Куда их гонят, Корнеевна?

– В Москву, милая, гонят пешками. Этак-то дешевле…

Стрешневы уже не могли уснуть и стали одеваться…

Когда пришел Циолковский, Стрешнев был в «полном параде».

– Я пришел пораньше, боялся, чтоб вы не проспали, а оказывается, вы встали раньше меня, Сергей Андреич.

– Нас в пять часов подняли гуси.

– А, знаю, знаю, – заулыбался Циолковский, – сам испытал. Недаром говорят, что гуси спасли Рим…

– Неужели они доходят пешком до Москвы? – спросила Лиза.

– Превосходнейшим образом. Вы видели, какая у них обувь?

– У гу-сей?

– Да-с… Это, знаете ли, изобретение нашего коммерческого века! Я бы патент выдал. Гуси-то обуты лучше нас – в асфальт!

– То есть как это в асфальт?

– Очень просто. Делают поперек дороги широкий жестяный лоток и наполняют его жидким, подогретым асфальтом или варом. Чтоб асфальт не остывал, снизу в канаву кладут горячие угли. А рядом с лотком насыпают песок. Гусей гонят гуртом. Они ступают в асфальт, а потом в песок – вот и обуты!

– Находчиво! Я бы сказал, оригинально, – рассмеялся Стрешнев и взглянул на часы. – Однако уже время!

– Да, пойдемте.

– С богом! Желаю успехов! – сказала Лиза и, накинув платок, вышла их проводить.

Всех учителей пригласили к директору.

Стрешнев, одетый в серый гимназический вицмундир с золотыми пуговицами, сразу привлек внимание.

– Это что, инспектор из Калуги? – зашептались учителя.

– Вероятнее всего!

– Почему же он пришел с Циолковским?..

– Да-с… тут что-то такое…

– Господа! – забасил директор, важно разглаживая седую бороду и вставая. – Позвольте вас поздравить с началом классных занятий и пожелать больших успехов! Я выражаю надежду, что во вверенном мне училище и в этом году все будет хорошо и благополучно.

Он достал из жилета массивные серебряные часы и, взглянув на них, щелкнул крышкой:

– Прошу еще минутку. – Он остановил бесцветные старческие глаза на сидящем в углу Стрешневе.

– Позвольте, господа, представить вам нового учителя русского языка, господина Сергея Андреевича Стрешнева.

Стрешнев встал, поклонился.

– Сергей Андреич служил в Санкт-Петербурге, в ее императорского величества Марии Александровны женской классической гимназии, но волею судеб заброшен в наш город… Надеюсь, что вы отнесетесь к нему с должным вниманием и э… сердечностью… Ну-с, а теперь, господа, – к занятиям. С богом! Сейчас будет звонок.

2

Осень с ее гнетущими дождями и непролазной грязью в Боровске – самая непереносимая пора. Городок блекнет и делается серым, бесцветным, как облетевший сад. Вечером на улицах непроглядная темень – городок словно вымирает. Даже в трактирах и на постоялых дворах не слышно пьяных голосов. Собаки и те – молчат…

А выпадет снег, и все преобразится! Корявые, темные рубленые дома под белыми шапками красуются, как терема. Молодайки в шубейках, отороченных мехом, и в цветистых полушалках кажутся красавицами. Даже почтовые лошади, запряженные в русские сани да увенчанные колокольчиками под дугой, – летят, заливаются веселым звоном. Кругом – бело, весело, любо! Вот она зимушка-зима! И настроение у людей совсем другое!..

В этом году первый снег выпал в ночь на воскресенье, когда Циолковскому не нужно было идти в училище. Проснувшись, он сразу увидел, как запушило подоконник, и, одевшись потеплей, вышел во двор с лопатой и метлой. Легкий мороз сковал землю, а метель запушила, завьюжила все вокруг. Сказочно! Весело! Светло!

Циолковский разгреб дорожку и вышел за ворота, чтоб взглянуть, что делается в городе.

К дому по узенькой тропинке в снегу бодро шагал усатый почтальон с большой кожаной сумкой.

– Господин Циолковский, здравствуйте! Вам пакет из Петербурга.

– Неужели? – обрадовался Циолковский и поставил лопату у ворот.

– Вот, распишитесь в книге.

Циолковский расписался, взял пакет и, увидев напечатанное крупным шрифтом: «Русское Императорское физико-химическое общество», бросился домой, не сказав почтальону «спасибо» и забыв у ворот лопату…

Закрывшись в своей комнате, он надорвал пакет и вынул письмо, написанное на бланке.

В нем сообщалось, что статья «Теория газов» получена и рассмотрена в Физическом отделении Русского физико-химического общества. О ней профессором П. П. Фан дер Флиттом написан специальный отзыв, из которого следует, что затронутый Циолковским вопрос уже нашел научное освещение в трудах Р. Клаузиуса, К. Максвелла, Л. Больцмана и Я. Ван дер Ваальса.

Тем не менее на заседании Физического отделения была отмечена тождественность выводов Циолковского с выводами вышеозначенных ученых и, учтя то обстоятельство, что учитель из Боровска, не имея специального образования и не зная о названных трудах, дошел до верного решения самостоятельно – на заседании было постановлено рекомендовать его в члены Русского физико-химического общества.

Рекомендация Физического отделения была уважена на объединенном собрании, и общество уведомляло Циолковского, что он единодушно принят в члены Русского физико-химического общества.

Циолковский прошелся по комнате и снова прочел письмо.

«Обидно, черт возьми! Очень обидно! В журнале мою статью потеряли, а здесь – такой ответ… Столько работал и вдруг открыл известное… Обидно и стыдно. И все из-за того, что я не располагаю нужной литературой, систематическими знаниями…

Что же теперь делать? Писать, благодарить, что меня избрали в члены общества? Это значит расписаться в собственном невежестве и признать, что тебя избрали из сожаления.

Нет, господа, я воздержусь. Мне не надо ни снисхождения, ни жалости. Я буду упорно трудиться, и придет время, когда вы признаете мои труды и изберете без оговорок. Я еще докажу вам, что кое-что стою. Я обязательно докажу! – громко выкрикнул Циолковский.

Услышав взволнованный голос мужа, в комнату вошла Варенька.

– Костя! Костенька! Что с тобой? Ты чем-то расстроен?

– Вот, почитай, и все поймешь.

Варенька прочла письмо, и глаза ее засветились:

– Костя, твою работу одобрили?.. Тебя избрали в члены общества? Это большая радость! Это – победа!

– Победа? – переспросил Циолковский. – А что я сделал? Установил, что Земля вертится?

– Костя, милый! Ну, зачем так? Просто ты немного опоздал…

– Я всегда опаздываю… Потому, что я в глуши и многого не знаю…

– Полно, Костенька. Успокойся. Нельзя так отчаиваться. Если не веришь мне – спроси Сергея Андреича. Он тоже скажет, что это победа! Не только в Боровске, но и во всей губернии, наверное, нет человека, которого бы избрали в общество. Это большое событие, Костя.

– Ты думаешь? Впрочем, пожалуй. Другой бы воспользовался этим. А я отвечать не буду…

Новый 1883 год обе семьи встречали вместе. Стрешневы, у которых гостила мать Лизы Екатерина Афанасьевна, пригласили Циолковских к себе. Торжество было весьма скромным. Распили бутылку шампанского, потанцевали, попели.

Перед чаем, когда Лиза стала показывать Вареньке привезенный матерью семейный альбом, Стрешнев с Циолковским уединились в кабинете.

– Что, дорогой друг, не сыграть ли нам в шахматы? – предложил Стрешнев.

– Нет, благодарствую, Сергей Андреич, уж поздно – скоро вторые петухи запоют. А вот, если позволите, я бы хотел поговорить.

– Сделайте одолжение, Константин Эдуардович. Как не стыдно спрашивать разрешения… Или мы не друзья?

– Именно друзья! И я давно хотел открыть душу, да… как-то стеснялся.

– Что-нибудь случилось серьезное? – с тревогой спросил Стрешнев. – Вы мне можете открыться, я умею хранить тайны.

– Знаю, знаю… – дружески пожал его руку Циолковский и придвинулся ближе. – Дело, собственно, касается только моих трудов… Да вот – прочтите сами.

Циолковский достал из кармана основательно помятое письмо и передал. Стрешнев быстро прочел и удивленно взглянул на Циолковского.

– Я не совсем понимаю, Константин Эдуардович, что вас волнует?

– Ах, боже мой! Да ведь отвергли же мою работу… И могли подумать, что это плагиат…

– Что вы? Что вы? Как можно?.. Напротив, все удивлены и поражены вашей интуицией, вашей прозорливостью… Ведь избрали же в члены общества. Надо сообщить в училище.

– Нет, нет! – испуганно замахал руками Циолковский. – Если бы один раз я ошибся, тогда бы ничего… А вчера получил второе письмо. Вот, поглядите.

Стрешнев развернул хрустящую бумагу, быстро пробежал глазами официальное уведомление и приложенную к нему записку.

– Вот. Вот что важно, дорогой друг. Слушайте: «Автор придерживается французской школы, и выводы, сделанные им, частично известны».