Джордж Сорос - Сорос о Соросе. Опережая перемены

• Название: Сорос о Соросе. Опережая перемены
• Автор: Джордж Сорос
• Издательство: Инфра-М
• Жанр: О бизнесе популярно
• Год: 1996
• ISBN: 0-417-11977-6, 5-86225-305-X

В последней книге Сорос рассказывает о себе то, о чем знают только немногие близкие – о детстве в оккупированной Венгрии, о родственниках и далеких людях – философах и бизнесменах, – оказавших на Джорджа глубокое эмоциональное влия­ние. В откровенных интервью своему старому другу Байрону Виену, занимавшему­ся разработкой инвестиционных стратегий, Сорос говорит о том, как всю жизнь из­живал свои комплексы и что подтолкнуло его стать финансистом. В этой части кни­ги Сорос выступает не только как рассказчик биографии успешного создателя и ру­ководителя многомиллиардных благотворительных фондов, но и как философ. В ней изложены взгляды на развитие мировой финансовой системы, на геополитические тенденции последних лет, на судьбу революций 80-90-х годов в странах Восточной Европы.

Если Алхимия финансов (М.: ИНФРА – М, 1996) представляет собой набросок теории рефлексивности, то в этой книге Сорос описывает испытания своей теории на реальных финансовых рынках – как в результате своих алхимических опытов он стал обладателем огромных средств. Специалисты по рынкам и биржам почерпнут тонкие наблюдения финансиста – прагматика и философа-сенситива – над сигналами рынка. Во второй части книги, в интервью Кристине Коэнен для газеты Франкфуртер Альгемайне, Сорос выступает как политик, пропагандист идей открытого обще­ства, щедро финансирующий тех, кто готов воплощать эту идею. Читатель найдет от­кровенный и горький рассказ о бедах и болях фондов Сороса во многих странах. Это будет рассказ и о нашей почти сегодняшней истории. В приложении читатель впер­вые познакомиться с прагматическими соображениями Сороса относительно хеджевых фондов, перспектив общеевропейской валюты.

Откровенные и тонкие наблюдения – ключ новой работы. Сорос о Соросе (Опе­режая перемены) с интересом прочтут те, кто формирует государственную и финан­совую политику, биржевики и банкиры, политики и философы. Она будет профессионально полезна психологам, тем, кто руководит компаниями и людьми. Мы реко­мендуем ее и студентам, впрочем – всем, кто думает о жизни. Как и в Алхимии фи­нансов, многие страницы написаны как будто специально для России.

---

Еще одним признаком догмы является ее жесткость. Традиционный способ мышления чрезвычайно гибкий. Традиция вне времени. Любое изменение не­медленно принимается не только в настоящем, но и как нечто, существующее с незапамятных времен. При догматическом способе мышления этого не происхо­дит. Догматическая доктрина предоставляет меру, с помощью которой должны оцениваться мысли или действия.

Следовательно, они должны быть постоянно фиксированы, и никакой про­гресс не может оправдать изменений. Если возникает отклонение от нормы, то оно должно быть немедленно исправлено. Но сама догма должна оставаться не­вредимой.

В свете несовершенного понимания становится очевидным, что новые изме­нения могут противоречить принятым доктринам или создавать внутренние противоречия непредсказуемыми путями. Любое изменение представляет по­тенциальную угрозу. Для минимизации опасности догматический способ мыш­ления стремится запрещать новые течения как в мышлении, так и в действиях. Он делает это, не только убирая нестандартные изменения из своего собствен­ного взгляда на вселенную, но также активно подавляя нестандартные мысли и действия. Как далеко он может зайти в этом направлении, зависит от характера опасности, которой он подвергается.

В отличие от традиционного способа мышления догматический способ не­раздельно связан с некоторой формой принуждения. Принуждение обязательно, чтобы обеспечить превосходство догмы над реальными и потенциальными ва­риантами. Любая доктрина способна поставить вопросы, которые не решаются сами по себе, с помощью одних лишь размышлений; в отсутствие власти, кото­рая определяет доктрину и защищает ее чистоту, доктрина распадается на кон­фликтующие интерпретации. Наиболее эффективный способ решения этой про­блемы заключается в том, чтобы вменить в обязанность некоторому, созданному людьми полномочному органу интерпретацию воли некой сверхчеловеческой силы, на которой основывается истинность доктрины. Его интерпретации могут со временем эволюционировать, и, если этот полномочный орган действует эф­фективно, доктрина может даже идти в ногу с происходящими в жизни измене­ниями. Но никакие новации, не санкционированные полномочным органом, не­терпимы, и полномочный орган должен обладать соответствующей властью для уничтожения конфликтующих взглядов.

Могут сложиться обстоятельства, при которых полномочный орган нуждает­ся в применении незначительной силы. Пока доминирующая догма выполняет свою функцию и предоставляет всеобъемлющие объяснения, люди, как правило, безусловно принимают ее. В конце концов, догма становится монопольной: мо­гут существовать различные точки зрения на частные вопросы, но в том, что ка­сается реальности в целом, существует только один взгляд. Люди объединяются под эгидой этого взгляда и учатся мыслить согласно ему: для них более естест­венно соглашаться с ним, чем ставить его под сомнение.

Тем не менее когда внутренние противоречия развиваются в еще более нере­алистичные споры или когда происходят новые события, которые не соответст­вуют существующим объяснениям, люди могут поставить под сомнение даже основы. Когда это происходит, догматический способ мышления может поддер­живаться только силой. Как правило, использование силы оказывает глубокое воздействие на эволюцию идей. Мышление больше не развивается собственным путем, а становится сложным образом сплетенным с силовой политикой. Кон­кретные мысли ассоциируются с конкретными интересами, а победа некоторой интерпретации более зависит от относительной политической силы ее сторон­ников, чем от истинности аргументов, выдвигаемых в ее поддержку. Человечес­кий разум становится полем битвы политических сил, и наоборот: доктрина ста­новится оружием в руках воюющих сторон.

Превосходство доктрины может, таким образом, быть продлено с помощью средств, имеющих крайне далекое отношение к истинности аргументов. Чем большие силы применяются для поддержания догмы, тем меньше вероятность того, что она удовлетворит потребности человеческого разума. Когда наконец ге­гемония догмы будет сломлена, людям, вероятно, будет казаться, что они осво­бодились от ужасного угнетения. Открываются новые, широкие перспективы, а избыток возможностей порождает надежды, энтузиазм и масштабную интеллек­туальную деятельность.

Можно видеть, что догматический способ мышления не может воспроизвес­ти никакие из тех качеств, что делали традиционный способ мышления столь привлекательным. Он оказывается запутанным, жестким и подавляющим. Вер­но, он устраняет неопределенность, которая блокирует критический способ мы­шления, но лишь путем создания условий, которые человеческий разум находит невыносимыми, если он уже знаком с другими возможностями. Точно так же как доктрина, основанная на сверхчеловеческой силе, может стать способом изба­виться от недостатков критического способа мышления, а критический способ мышления может оказаться спасением для тех, кто страдает от давления догмы.

Закрытое общество

Органическое общество представляет наблюдателю некоторые очень при­влекательные признаки: жесткое социальное единство, безусловная принадлеж­ность, отождествление каждого члена с коллективом. Члены органического об­щества едва ли могли бы считать все это преимуществами, не зная, что отноше­ния могут быть и иными; только те, кто знаком с конфликтом между индивидом и социальным целым в собственном обществе, может считать социальное един­ство желательной целью. Иными словами, привлекательность органического об­щества лучше всего оценивается, когда условия, необходимые для его существо­вания, уже отсутствуют.

Едва ли может удивлять тот факт, что на протяжении истории человечество неоднократно изъявляло желание вернуться к первоначальному состоянию не­винности и благодати. Изгнание из райского сада – постоянная тема. Но однаж­ды потерянная невинность не может быть обретена вновь – разве что, возможно, путем забвения всего произошедшего. При любых попытках искусственно вос­создать органическое общество труднее всего достичь полного и несомненного отождествления всех членов с обществом, к которому они принадлежат. Для то­го чтобы восстановить органическое общество, необходимо провозгласить пре­восходство коллектива. Результат, однако, будет отличаться от органического об­щества в одном важном аспекте: индивидуальные интересы, вместо того чтобы совпадать с интересами коллектива, подчиняются им.

Различие между личными и общественными интересами поднимает беспо­коящий вопрос о том, что же такое в действительности общественные интере­сы? Общественные интересы могут быть определены, интерпретированы, и в случае необходимости они могут подавить конфликтующие с ними личные ин­тересы. Эту задачу лучше всего выполняет живущий правитель, поскольку он может скорректировать свою политику в зависимости от обстоятельств. Если же эта функция предоставлена некоторому институту, вероятно, что она будет ис­полняться усложненным, негибким и в итоге неэффективным способом. Инсти­тут будет стремиться не допускать изменений, но в длительной перспективе он не сможет добиться успеха.

Однако общий интерес можно определить лишь в теории. На практике он, вероятно, будет отражать интересы правителей. Именно они провозглашают превосходство социального целого, и именно они подчиняют своей воле непо­корных индивидов. Если не считать того, что они являются абсолютными альт­руистами, они также получают от этого определенные выгоды. Правители не обязательно удовлетворяют свои частные, эгоистические интересы, но они как класс извлекают выгоду из существующей системы: по определению, они явля­ются правящим классом. Поскольку члены различных классов четко определе­ны, подчинение человека социальному целому приводит к подчинению одного класса другому. Закрытое общество может быть, следовательно, описано как об­щество, основанное на классовой эксплуатации. В открытом обществе эксплуа­тация также может возникнуть, но, поскольку позиция человека не является же­стко фиксированной, оно действует не на классовой основе. Классовая эксплуа­тация в том смысле, в каком этот термин использовал Маркс, может существо­вать только в закрытом обществе. Маркс внес значительный вклад в теорию, ког­да предложил эту концепцию, так же, как Менений Агриппа, когда он сравнил общество с организмом. Оба они, однако, применяли свои идеи не к тому типу общества.

Если бы конечная цель закрытого общества состояла в том, чтобы обеспе­чить превосходство одного класса (или расы, или национальности) над другим, оно могло бы эффективно ее выполнять. Но если его цель состоит в том, чтобы вернуться в идиллическое состояние органического общества, то такое общество обречено на провал. Существует разрыв между идеалом общественного един­ства и реальностью классовой эксплуатации. Для того чтобы закрыть этот раз­рыв, необходима сложная последовательность аргументов, которые, по опреде­лению, расходятся с фактами.