Буби Сурандер - Время действовать

• Название: Время действовать
• Автор: Буби Сурандер
• Издательство: Иностранка, ИЦ "У-Фактория"
• Жанр: Детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-94145-069-9

В редакцию большой стокгольмской газеты звонит девушка, угрожающая покончить с собой, если ее информация не будет принята к сведению. Волею случая у телефона оказывается фотограф, которому не остается ничего другого, как действовать без промедления...

---

— Он был и на празднике открытия.

Передо мной стоял бокал с caipirinha. Хозяин и себе сделал такой же. Мы чокнулись и пригубили.

— А у тех, кто строил ваш чертов риксдаг, — сказал я, — у них-то и прав избирательных не было.

Он чуточку покраснел.

— У них был двенадцатичасовой рабочий день. Но по утрам им давали выпивку, в точности как в Бразилии.

Густав Далль поморщился, поставил бокал на стойку и внимательно изучил содержимое.

— Ты прав, — сказал он. — Этот напиток освежает.

— У тебя в «Сентинел» есть парень по имени Рольф Ханссон, — сказал я. — Что ты о нем знаешь?

— Ничего, — спокойно ответил Густав Далль. — Ровным счетом ничего.

— А ты доверяешь Янне Нуккеру?

Он поднял бокал:

— Может, сперва поедим?

Не дожидаясь ответа, он обернулся:

— Эрикссон, мы можем сесть за стол?

Этот обед стал одним из самых скучных во всей моей жизни.

Густав Далль угощал так, что надо было не есть, а смотреть. У него самого был такой вид, как будто он вот-вот заплачет.

Пышные говяжьи филе, обжаренные тут же на гриле с древесным углем, были с красивой корочкой и декоративными следами от решетки, но слишком сухие. Эксперт из пампасов, Зверь, задумчиво ковырнул свою порцию.

— Да, трудно готовить, когда мясо под заморозкой, — сказал он понимающе.

К мясу Эрикссон сервировал редкие фрукты, порезанные и оформленные в виде звездочек, лун и астральных символов — что-то было жесткое, что-то кислое или горькое, а что-то приторно-сладкое от виноградного сахара. Ко всему этому он добавил жирную, бледного вида жареную картошку и семь соусов пастельных цветов, в тон.

В бокалы нам наливали терпкое красное вино, по заявлению Густава Далля — из нумерованных бутылок. Это было единственное, что он произнес за всю трапезу. Потом появился Эрикссон с тортом — чистое мученье для зубов. Мороженое обжигало холодом, меренги прилипали к деснам.

Сверх того в меню оказался тепловатый кофе с ликером «Elixir d'Anvers» — единственное, что имело хороший вкус.

— Сам его импортирую, — возвестил Густав Далль. Он и хвастался-то как-то бесстрастно. — В нем тридцать две травки.

Он сидел на стуле, опустив плечи и свесив голову.

— Что приуныл? — спросил я. — Маниакально-депрессивная астения? Или Янне Нуккер учинил что-то глупое?

Он посмотрел на меня долгим взглядом и выпрямился.

— Эрикссон, — позвал он.

Старый дворецкий подошел к столу, неся на серебряном подносе два конверта. Один он положил перед Зверем, другой возле меня.

Я быстро вскрыл конверт. Там лежал авиабилет до Лондона и чек на две тысячи фунтов. Выписанный на банк «Барклай» и подписанный Густавом Даллем.

Зверь кивнул. Ему перепало то же.

— Самолет уходит почти в полночь, — сказал Густав Далль. — Вполне успеете. Эрикссон довезет вас до аэропорта.

Две тысячи фунтов, двадцать тысяч крон — только смойся. Ощущеньице будто разом и побеждаешь и выбываешь. Я еще раз взглянул на билет. До Лондона и обратно, на возвращение открытая дата. К билету подколота квитанция — гостиница оплачена, неделя на всем готовом в старом добром отеле «Кумберленд» на Марбл-Арч.

— Кумберленд, — сказал я. — Из министерства ужасов, как написал Грэм Грин.

Густав Далль медленно кивнул.

— Чеки действительны только по завтрашнее утро, — отчетливо произнес он. — Вы должны быть в Лондоне завтра утром, там же и деньги получите. Позднее же чеки недействительны.

Я сидел молча и ждал еще чего-то.

Зверь внимательно обследовал свой билет, чек, гостиничную квитанцию. Потом сложил все бумаги и сунул в конверт. Поманил Эрикссона, который стоял у сервировочного столика возле гриля.

Эрикссон заковылял к нему, переступая усталыми ногами.

— Чего не брать подносилка? — сказал Зверь.

Он был зол, это было слышно по тому, как он коверкал слова.

Эрикссон вернулся к столику и принес серебряное блюдо.

Зверь поднял конверт и опустил его на поднос.

— Эрикссон, — громко позвал я.

Он подошел ко мне. Я скомкал все бумаги в комок и уронил их на поднос.

Мы посидели молча у стола, а потом Зверь встал. Он заботливо задвинул свой стул под стол и отдал легкий поклон Густаву Даллю.

— Спасибо за угощение, — сказал он и улыбнулся: — Факт такой: чтобы так жить, как я живу в Швеция, два других человека в мире должны умирать от голод. Чтобы жить так, как ты живешь в Швеция, должны умирать от голод две тыщи других людей в мире. — Он белозубо рассмеялся. — И вот ты решил, что я захочу быть на твоя сторона и разделять с тобой...

Крупно шагая, он обошел стол и направился к лифту.

— Жду тебя в автобусе, — сказал он, проходя мимо меня.

Когда двери лифта захлопнулись, стало совершенно тихо. Первым нарушил тишину Эрикссон:

— Зажечь камин в библиотеке?

Ответа он не получил.

— Saqueo, — сказал я чуть спустя, — это добыча, которая достается грабителям.

Густав Далль не шевелился.

Я поднял вилку и поковырял в остатках торта.

— Человек рождается для жизни, и это единственное, что у него есть, — сказал я. — И пока он живет, у него только одна работа. Кем бы ты ни был и что бы ни делал, работа у тебя одна. Не играет роли, какая у тебя профессия или образование. Работа только одна.

Густав Далль уставился на меня через стол.

— Эта работа, — сказал я, — состоит в том, чтобы попытаться сделать мир чуть лучше.

Он набычился, но не сказал ничего.

— Лучше, — повторил я. — Лучше для всех. А не только комфортабельнее для себя самого.

Густав Далль сердито откашлялся, но все еще молчал.

— Это единственное, что можно сделать в своей жизни, — сказал я. — И потом можно умереть с улыбкой на устах.

Он сидел не двигаясь. Моя вилка скребла по тарелке, среди крошек торта.

— Расскажи о своей сестре, — сказал я.

Густав Далль набрал воздуха и с силой выдохнул, как делают при хорошем опьянении.

— Она моя младшая сестренка, — вежливо ответил он. — Наши родители погибли при аварии автомобиля за границей. Мне тогда было двадцать лет, а ей шесть.

Я поднял рюмку с ликером, приглашая выпить. Но он меня не видел, он говорил как будто сам с собой:

— С тех пор я о ней забочусь.

Он неуклюже поднялся, шатнулся и оперся руками о стол.

— Ее дружки, ее машины, ее лошади, ее... я обо всем этом заботился.

— Я хочу с ней встретиться, — сказал я.

— Она живет в Лондоне. Эрикссон даст тебе адрес. Я вынужден просить тебя... удалиться. Я хочу... пойти отдохнуть. — И он с трудом, пошатываясь, поклонился.

Еще не было и половины десятого, а его должны были уже уложить в постель.

— А Эрикссон с этим один справится? — спросил я.

Старый дворецкий глянул на меня с жгучей ненавистью.

Перед дверцей лифта я вспомнил кое-что, остановился и посмотрел вверх. Сквозь крышу было видно ночное небо. Это было стекло, стекло, покрытое чем-то блестевшим, как золото.

Зверь сидел за баранкой. Когда я пришел, он не сказал ничего.

Фургон прямо-таки десяток годков скинул от того, что ему дали постоять в Юрсхольме. Он завелся уже с шестой попытки. Мы поехали, подпрыгивая и стреляя из выхлопной трубы вдоль длинного ряда вилл.

Я погладил себя по животу.

— Сегодня я разом съел ланч и обед, — сказал я. — Вот как бывает, когда общаешься с крупным капиталом.

Зверь улыбнулся и ударил кулаком по своей втянутой диафрагме.

— Да уж, они такие, эти капиталисты, — подтвердил он. — Едят слишком много.

Стура-Нюгатан была почти пуста. Несколько юнцов с криками раскачивали запаркованные машины, чтобы привести в действие сигнал тревоги. Стоявшая перед «Ерусалемс кебаб» группа арабов с удивлением наблюдала за ними.

Я ждал в подворотне почтовой конторы в переулке Госгрэнд, пока Зверь делал круги вокруг моего квартала. Я видел, как он остановился и заговорил с Ибрагимом из кебабной. Наконец он прифланировал ко мне своей просто вызывающе небрежной, кошачьей походкой.

— Ninguna vigilancia, — доложил он. — Ни один легавый за весь день.

Он нес моряцкий мешок на спине. Мы вошли в квартиру.

Там было тихо, душно и тепло. Когда мы зажгли свет в кухне, девушка в окне напротив помахала нам и улыбнулась.

— Спокойная улица, — сказал я.

Зверь включил кофейный автомат. Я постелил ему на диване. Мы долго сидели, молчали и читали газеты. Наконец Зверь поднялся, потянулся и спросил:

— Что будет дальше?

Я помотал головой:

— Не знаю. Но когда будет, мы это заметим.

Легли мы в полночь.

Я спал как убитый, пока Зверь не вошел в мою комнату, держа в руках обрезанный дробовик. Он сделал знак молчать. В переулке раздавались какие-то звуки.

Мы стояли друг подле друга, раскрыв рты, чтобы дышать неслышно.

— Да это кто-то просто блюет, — прошептал я.